Радиопередача Облака

 
 

Программа из резерва Центра содействия

 

 

 

 

В эфире программа "Облака"...

Это передача о заключенных, для заключенных и для всех тех, кому небезразлична их судьба.

Здравствуйте. У микрофона Ирина Новожилова.

 

"Жизнь заключенных состоит из полосок, напоминающих тюремные окна за решетками, где последним железным прутиком является звонок на волю - сигнал к возвращению. Только вот возвращению куда?
У большинства людей, находящихся в заключении, нет дома, нет родных. Нет света, который бы осветил дорогу в будущее. Некоторые подготавливаются к свободе заранее. Берут у своих товарищей домашние адреса, где в лучшем случае их ждет приют на несколько дней, в худшем - притон. Одни выменивают за табак и чай одежду для жизни на свободе. Другие - робкого десятка - терпеливо дожидаются своего часа, собирают немудреные пожитки и уходят на улицу…."

Вы слушаете отрывки из очерка Любы Небренчиной из колонии, расположенной в поселке Шахово Орловской области. Ее имя хорошо известно нашим постоянным радиослушателям. Именно Любе принадлежит идея подготовки и выпуска альманаха, который получил название "Тюремные хроники", где будет представлено творчество заключенных и бывших заключенных. Пилотный тираж первого номера альманаха, вышедший в свет в декабре 1999 года, издан Общественным Центром содействия реформе уголовного правосудия.
Очерк, предлагаемый Вашему вниманию, написан Любой специально для программы "Облака".

"Освобождающимся администрация выдает накопившиеся деньги от заработков на местном производстве, - говорится в очерке Любы Небренчиной. - Порой бывает и так, что платить нечем - в кассе нет денег. Тогда положенную сумму выдают продукцией. Кто-то не смог заработать или потратил деньги….. И тогда ссыпают в карман горсть копеек, выданных на проезд до прежнего места обитания. И идет по России эта армия из бывших заключенных. В одеждах, данных из милости, а у кого нет вольной одежды, - в так называемой "казенке": в бушлатах, телогрейках, кирзовых сапогах, женщины - в обязательных платках, повязанных по зоновской моде. Есть ли надежда на невозвращение в неволю? Или это - передышка, отпуск перед неизбежной обратной дорогой в зону? Многие приходят к пустым домам и заброшенным родительским могилам. Самые совестливые зечки обивают с кульками карамели пороги детских домов. Кто-то цепляется отвыкшими пальцами за сгнившие доски заборов и, в ставшем вновь привычным пьяном угаре, разжимает руки, возвращаясь назад. Мало кто удерживается за соломинку в этом, ставшем бесприютным и непривычном мире… Трудно устроиться в жизни женщинам. Мужчинам - тем, которые не гнушаются любой работы - легче встать на ноги. И их, как правило, ждут. .. Но все же, кто пожмет синюю от татуировок или исчирканную бритвой руку бывшего "зека"? Поймет, примет ли общество, для которого отсидевший - лютый зверь, отщепенец, - нас, бывших? Освобожденным из мест заключения приходится заново адаптироваться в обществе, решать неизбежно возникающие проблемы. Но где и как можно это сделать - чаще всего неизвестно. Конечно, есть структуры, которые обязаны помогать в случае возникшей необходимости: службы занятости, биржи труда, женские консультации, центры психологической помощи, но все они ориентированы лишь на "нормальных" людей. Бывшие заключенные, похоже, никого не интересуют."

О проблеме реабилитации бывших женщин заключенных рассказывает в беседе с Валерием Сергеевым - директором московского представительства известной международной организации PRI (Международная тюремная реформа) - начальник Орловского Управления Исполнения Наказаний Владимир Алексеевич Суровцев:

 

"В.А.: У меня есть своя земля, есть колония-поселение, даже не надо никуда уезжать. Своя земля, свой скот и все прочее. Все это есть. Но дело в том, что нужны деньги, чтобы что-то сделать. И я не думаю, что мы за три года при этой экономической распутице что-то сможем сделать. Я человек реальный. Конечно, я могу вам наговорить: все нормально. Я через три года уйду на пенсию и все, и хватит с меня. Я просто рассуждаю: как жить дальше. Куда пойдет контингент, который не имеет ничего. В дом престарелых его не берут, он там не нужен. Значит, я должен лечить, помогать: страховой полис, туда-сюда, все прочее. Их надо лечить будет. За какие я буду деньги лечить? Мы еще должны увидеть, что за люди там соберутся, грубо говоря. Кто будет в реабилитационном центре? Я сразу вам говорю: старушки, от которых дома престарелых, по сути дела, отказываются. Сергеев: - Реабилитационный центр не должен быть домом для престарелых. Это должно быть временное убежище. В.А.: Временное убежище у женщин - это вы правильно заметили. Мужики свои проблемы все-таки решают, как правило, находят себе место и они при деле. А женщины… я больше чем уверен в том, что они никуда не уйдут, они никому не нужны. Сейчас сложно говорить о том, что будет. Ради того, чтобы делать этот Центр, да, я готов заниматься, но я вас заранее предостерегаю - проблемы могут возникнуть. И в зоне будет сказать сложно: ты - в Центр, а ты - куда хочешь. Тогда мне скажут: а зачем вы Центр делали? Кто-то назад пойдет и скажет, что его в Центр не берут. Мне тогда скажут: " Владимир Алексеевич, ты зачем Центр сделал?" А они приходят сюда, как к парадному подъезду, те, кто старые зэка. Они знают, что тут всегда дается помощь. Один пришел и говорит, что "был на ВТЭК по туберкулезу, были деньги - приехал; дай отсюда уехать; дай 50 рублей". Я ему дал 50 рублей… Уж коль вы приехали сюда бороться за судьбу осужденных, то давайте мы будем бороться за судьбу осужденных… Может, это и на всю жизнь, может, придется делать свой дом престарелых…"

"Почему между людьми нет понимания? - пишет в своем дневнике Лариса Альбертовна Жигаленкова, стихи которой опубликованы в первом номере альманаха "Тюремные хроники". - Оскудели на сочувствие. Тюрьма, разлука, расставания высасывают из жизни все… Хоть немного понимания - и уже было бы легче. Неужели когда человек поскользнулся и упал - он никому не нужен?"

И в самом деле, почему наше так называемое общество, внутренне парадоксально комфортное, откровенно обывательское, относится к этим людям с брезгливым ханжеством и равнодушной жестокостью? - такой вопрос задает в своем очерке Любовь Небренчина. - Катастрофический слом сознания, произошедший в советское время, разрушил традиционное, народное отношение к тем, кто ПРЕСТУПИЛ черту. Заключенных в старой России называли несчастненькими, понимая, что не только тем, кто осужден законом, но и всем предстоит один Суд - последний и страшный. Теперь же те, кто ухитрился прожить жизнь сравнительно благополучно, инстинктивно ли, из трусости или из чувства самосохранения, эгоизма, равнодушия, не желает знать правду о жизни бывших заключенных и брезгливо отворачивается от чужих страданий. Кто повинен в этом страшном сломе сознания, разрушившем вековую нравственность народа: жалость к сирым и убогим, несчастным, милость к падшим? Разве те, кто оказался за решеткой, не наши братья и сестры, разве не они ходили с нами вместе в детские сады и учились в тех же школах? Разве мы можем измерить их страдания? И может ли общество взять на себя право судить тех, кто уже прошел через ад на земле, называемый российскими тюрьмами?

Узники ведут дневники, пишут письма. Дети-арестанты пишут сочинения. Вот такие:
"Наверное, так и должно быть, ведь наказание есть наказание. Недаром оно называется "лишением свободы". Значит, наказание не в строгости, не в жесткости режима, не в чем-либо еще, а именно в изоляции, в лишении самого дорогого, что есть у человека - свободы.
Когда освобождается группа ребят, особенно условно-досрочно, у тех, кто остается, сердце щемит от грусти, зависти. Смотришь в окно, видишь, как они уходят по дороге к вахте, понимаешь, что через несколько мгновений они будут на свободе, тогда ничто не радует и не утешает. Вечером возвращаешься в отряд. Ляжешь и не можешь долго заснуть. Одолевают мысли, разбередили эти "удошники" душу, хоть плачь. Понимаешь, что придет и твой день, будет и на твоей улице праздник. Но сейчас это слабое утешение. Что делать? Надо спать, ведь завтра новый день, вставать рано. И крик дневального разбудит в самый неподходящий момент."
Мы прочли Вам отрывок из сочинения Дмитрия Кодина, ученика одиннадцатого класса "Б" Брянской воспитательной колонии.

Освобождающиеся из мест заключения мужчины, женщины и дети выходят на свободу, которую так ждали, подсчитывая каждый день и каждый час, хоть мысленно пытаясь приблизить ее. С какими трудностями столкнутся они на воле? От кого будут ждать помощи, на что будут надеяться? Ответы на эти вопросы попытались найти члены Женской Правозащитной группы при Нижегородском обществе прав человека Елена Объездчикова и Елена Кощеева. Они провели в Нижегородской женской колонии №2 социологический опрос "Женщины против насилия".
Некоторые результаты этого опроса, присланные нашим корреспондентом Александром Курсковым из Нижнего Новгорода, мы предлагаем вниманию радиослушателей.
Каким бы долгим не был срок заключения, но впереди ждет жизнь, полная надежд и забот. Нужно найти в себе силы, чтобы встретиться с ней. "С каким чувством Вы смотрите в будущее?" Этот вопрос позволил оценить взгляды и настрой сегодняшних заключенных на будущее. 62 процента опрошенных надеются на перемены к лучшему, уверены в своих силах. 28 процентов не уверены в своем завтрашнем дне - пожалуй, для сегодняшней ситуации в стране цифра вполне оптимистическая... Впрочем, не исключено, что "уверенность" в данном случае - это убежденность в том, что ничего хорошего "завтрашний день" не сулит.
Все женщины задумываются о своем будущем и обеспокоены наличием проблем, с которыми они столкнутся после освобождения. Примерно половина опрошенных беспокоится по поводу отсутствия работы, отсутствия или нехватки денег. Все-таки материальный фактор играет здесь главную роль, что и понятно: ведь у 74 процентов женщин на свободе остались дети. 26 процентов указывают на наличие возможных семейных проблем, то есть отношения с мужем, детьми и другими родственниками. Колония подрывает здоровье женщины, порой награждая ее новыми болезнями - треть женщин отметили, что на свободе столкнутся с медицинскими проблемами, которые тоже потребуют материальных затрат. 30% опрошенных уверены, что столкнутся с предвзятым отношением окружающих к себе, с непониманием. Не много существует людей, которые думают, что освободившаяся женщина может продолжать нормально жить в обществе, воспитывать детей и честно трудиться. По данным социологов, многие опрошенные настроены в отношении бывших заключенных настороженно или же рассматривают их как потенциальных преступников. И большинство высказывает нежелание иметь рядом с собой бывших заключенных.

О некоторых психологических проблемах, возникающих у человека, которому предстоит возвращение из мест лишения свободы на волю, рассказывает бывший политзаключенный, директор Общественного Центра содействия реформе уголовного правосудия Валерий Абрамкин:

"По исследованиям психологов, да и не только по исследованиям психологов, а и по своему собственному опыту я совершенно определенно могу сказать, что не только последние дни, но и последние месяцы - это, пожалуй, самый трудный период в жизни заключенного. Те, кому до свободы осталось 3-4 месяца, резко выделяются из общей массы. У них немножко сумасшедший вид, отсутствующий взгляд, замедленная реакция на то, что происходит рядом, они как бы выпадают из окружающей жизни. И повышенная тревожность. Состояние это настолько непереносимо, что человек совершает поступки, которые трудно на первый взгляд объяснить. Ну, например, он пытается бежать из колонии за несколько дней до освобождения или совершает какое-то немотивированное преступление в колонии. Это состояние трудно объяснить в научных терминах, и мне было бы легче передать его через небольшое стихотворение из моего лагерного цикла. Это стихотворение называется "Песенка странника", я написал его незадолго до конца своего шестилетнего срока в Красноярском лагере строгого режима.

Чернокнижье, черноснежье...
День мой - прошлые слова,
затвороженная нежность,
обгоревшая листва.
Твердь небесная, земная
потускнел туман страниц
и уже не прочитаешь
строчки-стаи вольных птиц.
Трону нить - печаль пустая,
дом с зашторенным окном,
дрогнет тень. Твоя. Но знаю:
что не наш он этот дом.
Как же ты, моя синица,
сине море подожжешь?
Не взлететь и не пробиться
сквозь несказочную ложь.
Что не песенка - тревога
стынь погасшего ручья.
Трень да дрень струна-дорога,
на пороге, у порога
дверь без дома и ключа.

Вот этот образ - дверь без дома и ключа, пожалуй, самый точный, описывающий состояние, чувства и положение, в котором оказывается человек, ожидающий свободу или только что вышедший на волю. И об этом особом состоянии освободившегося человека нужно помнить тем, кто его ждет. Безусловно, если есть возможность, вы должны постараться обязательно встретить близкого человека, помочь ему в первых шагах по вольной земле. Они не менее сложны, чем первые шаги ребенка или первые шаги человека, долгое время пребывавшего в неподвижности. Вы должны быть крайне терпеливы к нему и быть готовы простить некоторые поступки, которые для обычного человека считались бы неправильными, нехорошими. Я уж не говорю о том, что без помощи близкого человека в пути с бывшим заключенным могут произойти всякие неприятности. Очень трудно нести на себе груз лет, проведенных в неволе. Я думаю, что об этом особенно, душевном состоянии освободившегося обязаны знать люди, которые по должности занимаются проблемами вчерашних узников. Помните, что ваша благожелательность, ваша настроенность на помощь ему - это ваш долг. И долг не только профессиональный, но и человеческий. От вас зависит, как сложится судьба не только этого человека, но и судьба окружающих его. Ведь когда мы оставляем человека без помощи и в безвыходной совершенно ситуации, то мы толкаем его на страшные поступки, которые отражаются и на нас с вами".

Конечно, бывшему арестанту добиться реализации своих прав непросто. Но нужно всегда помнить, что опуститься на самое дно жизни легче, чем подняться. И если человек не поможет себе сам, ему не поможет никто. Только ценой собственных усилий можно встать на ноги.
Некоторые изменения в жизни носят благоприятный характер: сейчас бывшим заключенным не грозит новый лагерный срок за нарушение паспортного режима или правил административного надзора. Зачастую работодатели смотрят не столько на справки и записи в трудовой книжке, сколько на надежность человека, его способности и профессиональные качества. За последние годы среди привлекаемых к уголовной ответственности значительно снизилось количество лиц, ранее судимых. Социологи отмечают, что люди, имеющие за спиной тюремный опыт, как правило, менее склонны к нарушению законов, чем те, кто плохо представляет себе условия в нынешних местах заключения. Кстати, среди лидеров легальных коммерческих структур сейчас много бывших заключенных. Все это заставляет вспомнить замечание Федора Достоевского о том, что российские остроги собирают самые энергичные силы общества...

 

Вы слушали программу "Облака".
Всем привет!