От мифов к реальности
Валерий Абрамкин
В России слово авторитет чаще получает значение,
близкое к английскому influence (влияние), и противопоставляется
по смыслу слову власть, но не дополняет его.
Власть действует в пространстве формальных структур,
определяя поведение людей с помощью стимулов и санкций,
системы статусов, должностей, престижей. Принципы, цели
и нормы заданы в этом пространстве гласным (законодательство)
и негласным (административные инструкции и циркуляры)
правом.
Механизм действия авторитета связан с самодетерминацией
поведения человека. Люди, попадающие в сферу действия
носителя авторитета, подчиняются ему добровольно, поступаясь
порой собственными интересами, выгодами. Ради чего?
По-видимому, ради целей и ценностей, которые для них
высоко значимы. Кроме того, носитель авторитета должен
быть им, как говорится, "по душе", то есть
обладать высоким личностным статусом, хорошей репутацией.
Здесь уже проявляется нечто иррациональное: социальные
архетипы поведения, моральная интуиция, типы целеполагания,
характерные для культуры данной этнической группы.
Неформальные социальные структуры, возникающие на
основе авторитета, можно назвать естественными, формальные
же этой естественностью не обладают. В нормальном варианте
формальное и неформальное взаимопроникают, взаимо приспосабливаются,
прорастают друг в друга, делая структуры, связанные
с властью, более гибкими, а культуру – жизнестойкой
и способной к развитию. Классический пример – Япония
с ее высокоэффективными, рациональными и, в то же время,
иррациональными, архаичными, уникальными управленческими
структурами.
Для нас вполне реальна перспектива застрять в примерах
совершенно другого рода. Рациональная матрица, в которую
мы пытались втиснуть живой общественный организм, до
сих пор оказывается для него совершенно чужеродной.
В результате произошло не взаимопроникновение, а взаиморазрушение.
Разрушено государство, разрушено и общество, культура,
человек. Симптоматика налицо: от непереносимого быта,
неэффективной экономики, деморализации индивида до эффекта
исчезновения власти, о котором говорил Симон Кордонский
(Век XX и мир. №4/89). Я бы связал этот эффект с процессом самоструктурирования
общества, который очень активно, по нарастающей шел
в так называемый "застойный период".
Социальные структуры, которые воцарились в результате
этого процесса на "руинах" общества и государства,
представляют собой довольно странное явление. Это вроде
бы и власть – и не власть. Они поддерживают и организуют
жизнь на местах, берут на себя некоторые функции управления
обществом, демонстрируют подчиненность государству и
праву...
Но в них же мы находим и произвол в принятии решений,
личностный способ действия, неформальность в характере
социальных связей, отношения примитивного типа между
включенными в эти структуры людьми.
Эти "неформально-формальные структуры" всем
нам хорошо известны. Каждый из нас в той или иной степени
сам включен в систему этих структур или, по крайней
мере, сталкивается с ними в жизни. Мы достаем вещи,
которых не купить в магазинах; устраиваем заболевшего
родственника в нужную – не ту, что предложат, – больницу;
при решении своего вопроса в учреждении понимаем, что
к функционеру лучше обращаться не как к должностному
лицу, а как к "человеку"; пользуемся услугами
"своих людей", знаем о "телефонном праве"
и т.п.
Но это осведомленность на уровне бытового сознания.
Концептуальное знание об этой системе, структурах, реальных
формах и технологии их работы, механизмах социального
взаимодействия, неясно, обрывочно, фрагментарно, мозаично.
Сами имена этих явлений связаны не с их сущностью,
а с общепринятой отрицательной оценкой: черный
рынок, теневая экономика (медицина, культура...),
подпольный бизнес, бюрократический аппарат...
В общем – негативные явления.
Конечно, у отрицательности этой есть свои основания
– структуры, о которых идет речь, в самом деле ненормальны,
а порой патологичны, криминальны. Но они не так просты,
как кажется авторам удалых обличительных статей. Более
того, за болезненностью различимы и здоровые элементы.
Именно эти структуры делали нашу жизнь возможной
в невозможных условиях, в какой-то мере проявляли естественные
для конкретной локальной общности формы жизни, реализовали
потенциал культуры разных этнических групп, обнаруживали
способность регенерации жизненной ткани из уцелевших
от террора "лоскутков".
Тирания мифов
Неисследованность этих структур связана с процессом
мифотворчества, еще недавно захватившим всю страну.
Казалось, заводы и колхозы выпускают не продукцию, а
"плановые показатели", школы заняты не обучением
и воспитанием детей, а "процентом успеваемости",
поликлиники боролись за "увеличение числа диспансерных
больных", милиция – за "стопроцентную раскрываемость
преступлений", суды – за "качественные"
(то есть окончательные уже в первой инстанции) приговоры.
Выживаемость и людей, и социальных структур зависела
прежде всего от их способности к идеологическому оборотничеству,
исполнению роли в чужом сценарии. Все внешние проявления
жизни достигли высочайшей бессодержательности. Исследование,
изучение реальной жизни, вытесненной в тень, было запрещено.
За последние три года мы преуспели в разоблачении
отдельных мифов, чего нельзя сказать о преодолении самого
мифотворческого сознания. Главной особенностью этого
сознания является уверенность в том, что исходя из общих
представлений – прогрессивных, демократичных, благих
– и опыта чужих успехов можно перестроить живой организм
страны и добиться всеобщего благоденствия. Основные
усилия такое сознание концентрирует на борьбе с конкурирующими
мифами. Причина явного неуспеха прожектов, втесняемых
в жизнь, относится на счет чего угодно, но никак не
на счет мифологичности самой перестройки: на счет объективных
обстоятельств, недавнего прошлого, исконного "недемократизма"
народа или его "рабской психологии"...
Кругом враги: жидомасоны, националисты, кооператоры,
бюрократы и неформалы. У читателя газет уже скулы сводит
от набивших оскомину мифологем типа "враги перестройки",
"механизм торможения", "застойные явления"...
При изобилии предложений, проектов, явно ощущается
дефицит вопросов, анализа приоритетов и постановки
задач. Правовое государство, свободный рынок, социализм,
русская идея и прочее – все это никак не может быть
целью движения. Это набор возможных путей восстановления,
регенерации разрушенной, основательно разрушенной жизненной
ткани. Без духовного возрождения человека и общества
все остальное приведет к прежней бессодержательности.
Известна точка зрения, связывающая успех перестройки
с быстрым решением экономических проблем, повышением
уровня жизни до западных стандартов. Не стыдятся заявлять,
что вдохновить народ можно только изобилием на магазинных
полках и в винных лавках. Надо совсем не знать своей
истории, не чувствовать отечественной культуры, чтобы
связывать все только с брюхом. Наш народ переносил куда
более страшные испытания и делал это вдохновенно, если
понимал и принимал их смысл. В России спиваются не от
того, что не хватает колбасы, а из-за отсутствия дела,
идеи, за которые стоило бы пострадать. Может ли стать
таким делом "построение правового государства"
или "развитие рынка"?
Это не означает, что экономические, правовые и другие
насущные проблемы нашего общества второстепенны. Они
не второстепенны – они неразрешимы вне целей, смыслов
и идей, о которых я говорил выше.
Опираться на реалии
С газетных полос на нас обрушивается поток публикаций
о "злоупотреблениях" в торговле, припрятывании
дефицитных товаров. Статьи, в которых хотя бы делалась
попытка понять, зачем нужен припрятанный дефицит работникам
торговли, можно пересчитать по пальцам. Какую цель преследуют
все эти разоблачения? Разжечь "праведный"
гнев против "торгашей"? Добиться еще десятка
судебных процессов против директоров магазинов? У нас
и без газетных обличений ненависти против "торгашей"
хватает. Для нашей культуры предприимчивость – ценность
отрицательная, что и определяет, с одной стороны, неуважение
к "торгашеству", с другой – своеобразный комплекс
моральной неполноценности у самих "торгашей",
и как следствие – неискоренимое их хамство и вороватость.
Поможет ли в решении этой проблемы западный опыт?
Сомневаюсь. Люди, бывавшие на Западе, знают, как отвратительно
на тамошнем фоне выглядит русский бизнес (особенно в
первом поколении эмигрантов). Скорее, здесь помог бы
опыт русского купечества, которое худо-бедно, а с комплексом
неполноценности справлялось. Чисто экономическими способами
эту проблему не решишь, необходимо культурная коррекция,
согласование хозяйственных задач с социальными архетипами
поведения.
Другой пример – "механизм торможения". Если
выйти за пределы басни про "врагов", это не
что иное, как сопротивление живой реальности
всякого рода деструкционным процессам. И не разрушать
бы его надо, а использовать!
Непереносимость существующих порядков понятна большинству
людей. Но стабильность их жизни (относительная, конечно)
определяется зависимостью от тех "неформально-формальных"
структур, в которые они были включены в течение десятилетий.
Любая перестройка, рассчитанная на "голого"
человека, вне системы сложившихся социальных отношений,
– провалится. Преобразования должны опираться на позитивные
элементы сложившихся и возникающих структур, проявлять
их возможности для перехода от прежнего консерватизма
стихийной защиты жизни, от губящих ее воздействий к
самоорганизации населения (восстановление нормальных,
естественных для равных локальных общностей нашего "суперэтноса",
форм жизни и их развитие).
Демократизация, гласность, свобода экономической,
политической, религиозной и т.п. деятельности – все
это лишь одно из условий преодоления катастрофы. Нужны
механизмы перехода от реально существующего положения
вещей к – употреблю не совсем ясный термин – нормальному.
Сосредоточивать все усилия на точном вычислении модели
нашего будущего – неблагодарная задача. Механизм перехода,
концепция перехода должны опираться на реалии данного
дня.
Реабилитация жизни
Надо реабилитировать жизнь, легализовать и те социальные
структуры, которые достались нам в наследство от прошлого,
и новые, возникшие в последние годы. Это необходимо
для того, чтобы прогнозировать развитие событий. Любой
проект, какие бы нам "хлеба из камней" он
ни сулил, не заслуживает даже обсуждения, если не содержит
в себе концепции перехода. Я думаю, рассмотрение с такой
точки зрения многих проектов, уже запущенных в жизнь
или вынесенных на "всенародное обсуждение",
покажет их полную несостоятельность. Те отдельные успехи
за годы перестройки, о которых мы знаем, если внимательно
к ним присмотреться, связаны не столько с действием
власти. сколько с действием "авторитета",
то есть с лидерами, которые в данных конкретных случаях
способны были опираться и на рациональное (большая свобода,
материальные стимулы и т.д.) и на иррациональное (то,
что людям "по душе"). Мы не поймем и не сможем
использовать опыт этих успехов, если будем относить
их к чему-то вроде "новых форм хозяйствования".
Скажу и еще об одном. Долгие годы из нашей жизни искоренялся
дух инициативности и предприимчивости. Сейчас в журналистике
произошла некоторая переоценка этих вещей – например,
реабилитация "кулака". Но не придется ли нам
еще пятьдесят лет ждать "реабилитации" своих
"кулаков" – хозяйственников 70-80 годов?
О размерах и обоснованности репрессий против них говорить
трудно, нет достоверной статистики. Могу сослаться только
на свой личный опыт пребывания в "местах не столь
отдаленных". Примерно десятая часть заключенных
– люди, осужденные за "хозяйственные", "должностные"
и другие "экономические" преступления. Это,
как правило, энергичные, инициативные, предприимчивые
люди. Не могу сказать, чтоб для большинства из них общественный
результат их деятельности был важнее личного (деньги,
карьера, положение), но для них вообще не столько важен
результат, сколько процесс реализации
своей инициативности и деловитости. Однако для такой
реализации не было "законных оснований". Не
пора ли подумать о возвращении этих людей к жизни, которая,
как утверждают, будет построена на других "законных
основаниях"? Я понимаю, что это больной вопрос
в условиях разжигания новой ненависти к тем, кто "обогащался
за счет народа". Возможно, кого-то из них можно
просто реабилитировать с учетом того, что в нынешних
условиях их деятельность не считалась бы преступной.
Кого-то можно помиловать или амнистировать и реально
вернуть в жизнь без обычных для нас ограничений и оговорок.
* * *
Одно из главных назначений интеллигенции – поиск,
выработка смыслов и идей, основанных на системе ценностей
своей культуры, создание того духовного поля, в котором
все стороны народной жизни обретают целостность и цель.
Достанет ли нашей интеллигенции такого понимания задачи
и воли ее решить – покажет будущее.
Источник: Из Архива Центра
Первая публикация: Век ХХ и мир, 1990, #1
Опубликовано на сайте 21 июня 2006 г.
|