БРАТСТВО КАК СТРАТЕГИЯ1

Валерий Федорович, существует ли, по-вашему, разрыв между обществом и государством, в чем он выражается?

Противоречия между обществом и государством существуют во всех странах. Временами эти противоречия становятся весьма острыми, приводят к демонстрациям, забастовкам и другим акциям протеста.
В нашей стране, отношения между властью и населением не просто полны противоречий, они находятся в состоянии непрерывной конфронтации. Один заключенный в своем письме в Центр Содействия Реформе Уголовного Правосудия определил эти отношения следующим образом: «представители власти ведут себя, как оккупанты на захваченной территории…, поэтому простым людям приходится вести с ними партизанскую войну»

.

Почему же у нас эта проблема настолько остра?

Дело в том, что Россия находится на донациональном этапе развития, ни один народ, живущий на ее территории, пока не стал нацией и, соответственно, не может создать национального государства.
На этой стадии взаимосвязь людей, их способность к общему действию определяется кровнородственными или территориальными связями. Общие нравы, обычаи, обряды скрепляют эту общность. Людям достаточно «общинного правосудия», «обычного права». На определенном этапе развития этноса возникает необходимость в однозначном истолковании норм «общинного правосудия» и «обычного права» и частичной их формализации.
Это, в нормальном случае, и происходит при преобразовании народов в нации, после чего начинается период становления национальных государств. В большинстве Западной Европы этот процесс начался в 18-м веке и к 20-му веку завершился.
В нашей стране по разным причинам этого не произошло. Нам ещё только предстоит выработать свои «языки» (государственный, политический, юридический и т.п.), создать своё право, а пока это не сделано, власти и народу очень трудно понять друг друга, диалог между государством и обществом в нынешних условиях практически невозможен, мы говорим с властью на разных языках.

Может ли России, да и любой другой «отставшей» стране помочь чужой опыт?

Чаще всего развитие норм и принципов права, политического и других «языков» происходит на основе ценностной системы традиционной культуры, которая складывалась веками. За высшие ценности и идеалы носитель данной культуры готов жизнь положить — это «сердце и душа» культуры.
Нет плохих и хороших культур: все культуры имеют один и тот же набор ценностей, но они в разных культурах выстроены в своем порядке. Помните, лозунги Французской Революции: «Свобода, Равенство и Братство»? В нашей культуре порядок другой: Братство, Равенства, и только потом — Свобода.
Нормы и механизмы права, языки, просто позаимствованные у народов с другой традиционной культурой, столь же эффективно работать не смогут, а будут вызывать отторжение, что мы и наблюдаем в нашем случае. Более того, неоднократно, веками повторяемые попытки России «прихватить» или «прикупить» иноземные достижения — одна из причин, препятствующих переходу к национальному периоду развития нашей страны. За такие вещи надо платить полной мерой, как, скажем, это сделала Япония и некоторые другие страны, которые взяли у Запада его промышленные и правовые технологии, но встроили их, переделали, не разрушая, не уродуя своей культуры, не выстраивая в иноземном порядке иерархию ценностей.
Народы нашей страны — это этносы с древнейшей и оригинальной культурой. Настоящие достижения России известны всему миру: «русский роман», «русский балет», «русская водка» и т.д. Да и «русская мафия» — это тоже своего рода признание. Секрет этого «успеха» в том, что у нас не народ криминален, а криминал «культурен». Если быть более точным, не криминал, а арестантское сообщество, из которого вышли многие лидеры криминальных сообществ. Как показывают результаты исследований, которые Центр проводит с 1988 года, в основе нынешней тюремной субкультуры, сложившейся в 60-х годах прошлого века, лежат базовые ценности нашей традиционной культуры. Именно поэтому тюремный фольклор, «правильные понятия», нравы и обычаи тюремного мира имеет широкое распространение среди вольного населения (в частности, среди политиков).
Народ свое дело сделал — создал уникальнейшую традиционную культуру. Остальное — задача (и долг перед народом!) интеллигенции, элиты. Это она должна осмыслить ценности своей традиционной культуры и вернуть их народу, в текстах, изложенных на понятном, простом и вдохновенном языке.
У нас же для законодательных актов, правовых норм используется особый язык, который, мягко говоря, ничего общего с русским не имеет.

Вы имеете в виду то обстоятельство, что юристы используют много иностранных слов, терминов? Но современную науку (право, медицину и т.д.) уже трудно себе представить без «латыни»?
Дело не в заемных терминах, не в букве, а в духе правовых норм. Мне проще показать это на примерах, взятых из действующего уголовного кодекса (УК РФ)2.

“Убийство, то есть причинение (здесь и далее выделено мной – В.А.) смерти другому человеку…” (ст. 105). Даже ребенок детсадовского возраста, без особых раздумий сообразит, что убийство – это лишение жизни.
В задачах и принципах УК РФ, т.е. в основополагающих понятиях уголовного закона (статья 5 — “Принцип вины”) говорится: “Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие)…”3 Далее над “бездействием” и “лицом” сочинители текста кодекса измываются с маниакальной настойчивостью, порой, с “особым цинизмом”. “Временем совершения преступления признается время совершения общественно опасного действия (бездействия)” (ч. 2 ст. 9). Попробуйте вообразить: как можно совершить бездействие? Если получится, Вас ждет – “руководить бездействием” (ч. 1, ст. 40).
“Половое сношение лицом с лицом…” преследует нас на протяжении всей главы 18 УК (“Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности”). Нигде перед “лицом” мы не встретим естественного в таких случаях для русского языка прилагательного (духовное лицо, физическое лицо, юридическое лицо и т.п.). Своего апогея “половое сношение лицом с лицом…” достигает к статье 134: “Половое сношение, мужеложство или лесбиянство, совершенное лицом, достигшим восемнадцатилетнего возраста, с лицом, заведомо не достигшим, шестнадцатилетнего возраста…”. Замечу, что заведомо, т.е. умышленно и самостоятельно, не достичь какого-либо возраста, можно только лишив себя жизни. Строго говоря, по статье 134 УК РФ привлечь к уголовной ответственности можно лишь совершеннолетнего некрофила. И то не всякого, а такого, который для своих утех отыскал труп несовершеннолетнего самоубийцы. За “Половым сношением лицом с лицом…” следует “производство аборта лицом” (ст. 123 УК РФ). Попробуйте себе представить, как это должно выглядеть.

Человек, профессионально работающий с текстами, с литературным или техническим переводом, должен на третьей-четвертой странице кодексов (или других законодательных актов) догадаться, что перед ним подстрочник (т.е. дословный перевод, “рыба”, с которой обычно и начинается настоящая работа над текстом), причем, подстрочник, выполненн человеком, не являющимся носителем языка, на который делался перевод. Например, китайцем, который сделал подстрочник Конфуция на английском, испанском и т.п. Временами, кажется, что сочинитель подстрочника кодексов не являлся и носителем того языка, с которого он переводил. Как русский, который сделал подстрочник гагаузских сказок на хинди.

С какого языка переводили подстрочник наших законов – не так уж и важно. Беда, что это подстрочник. Если бы мы читали только подстрочник Гомера, Шекспира, Хемингуэя, апостола Павла, Альберта Швейцера, Честертона и даже Андерсена со всеми братьями Гримм вместе взятыми, то, скорее всего, решили бы, что все эти мировые гении – бездари и графоманы. То же самое подумали бы про нашего Пушкина и Булгакова японцы, шведы и арабы, достанься им лишь подстрочник.

От того, что наши юристы вынуждены пользоваться подстрочником, под нашим отечественным правом нет собственной культурной основы. В результате не понимают юридического языка не только простые граждане, но и сами юристы, они вязнут в своих текстах: там, где французам хватило бы одной страницы, нашим юристам требуются тома.
Поэтому у нас не самое сложное дело может рассматриваться в суде несколько дней (и занимать тома), а, например, во Франции, где формальный язык — «родной», понятный каждому — аналогичное дело будет заслушано за полтора часа (а приговор полторы страницы).
В результате, в обычной жизни нам легче решать все возникающие коллизии, пользуясь нормами и механизмами обычного права.

Это главная причина, которая приводит к конфронтации власти и населения, о которой вы говорили в начале?

Это одна из причин. О других я скажу чуть позже. Сейчас о последствиях, которые порождает чужеродность «казенного языка».
Действующие в сфере формального права идеи, нормы и технологии не внедряются в общественное сознание, поскольку они не затрагивают иерархий ценностей, скрытых в коллективных представлениях, связанных с традиционной культурой. Правовое же сознание населения достаточно развито (это, в частности, показывает опыт судов присяжных), просто оно кардинально расходится с системой формального права.
Существование двух разнонаправленных систем и их взаимное «поедание» может продолжаться довольно долго. Но постоянное столкновение их друг с другом не проходит без разрушительных последствий для традиционной культуры и для самого государства: формальное право, оказываясь несостоятельным в обыденной жизни, постепенно теряет статус социальной реальности. В результате общество, построенное на таком неоднородном и несбалансированном фундаменте, разрушает само себя...
Другая причина «конфронтации» это почти полное отсутствие в России культурных профессиональных и гражданских сообществ, то есть групп, осознавших свою общность, выработавших свою этику, свои традиции, язык, обладающих собственными преданиями, образцами поведения. К культурным профессиональным сообществам можно отнести медиков (это сообщество сложилось к середине 19 века). Культурным сообществом было армейское до 60-х годов прошлого века, потом оно явно деградировало.
Гражданские культурные сообщества представлены диссидентами (1960-х — 1970-х) и, как я уже упоминал, арестантами. Проблемы становления правозащитного сообщества в России начали обсуждаться лет 10 назад. В последнее время интерес к этой теме вырос. В этом году, состоялось несколько интересных дискуссий, по результатам исследований4, которые провела «Пермская Гражданская Палата».
Теперь, что касается арестантского сообщества. Наш Центр (он раньше назывался «Тюрьма и Воля») еще в 1992 году издал книгу «Как выжить в советской тюрьме», в котором мы пытались «культурно» перевести (формализовать) основные принципы («правильные понятия»), процедуры («разборка») и нормы «тюремного закона» на простой язык. 50 тысяч экземпляров было передано в тюрьмы. По оценкам некоторых исследователей, это способствовало смягчению тюремных нравов и обычаев.
У разделов нашего сайта, где размещен текст книги «Как выжить в советской тюрьме» и другие материалы по тюремной субкультуре («Толковый словарь тюремного мира», «Тюремный закон», «Правильные понятия в тюрьме и на воле» и т.п.) больше всего посетителей. Интересно, что посещаемость этих разделов резко возрастает в периоды предвыборных кампаний не только в России, но и на Украине.

Но может быть, это имеет и печальные последствия, наших политиков и так постоянно упрекают в чрезмерном использовании жаргонных выражений

Вы хотите сказать, в использовании слов живого русского языка? Арестанты и бывшие арестанты — это огромная группа населения, по нашим оценкам, каждый четвертый взрослый мужчина в нашей стране — бывший заключенный… Если подсчитать всех бывших и настоящих «сидельцев», их родных и близких, да прибавить сотрудников наших тюрем и лагерей, то это более 40% избирателей
Как считает известный экономист и исследователь, Виталий Найшуль в современной России не существует политического и хозяйственного языка. Поэтому при попытке стать понятным «народу» культурный политик вынужден заимствовать слова и выражения из живых языков. Пресловутая фраза «мы будем мочить террористов в сортире» в переводе на казенный язык звучит так: «мы будем причинять смерть террористам в туалете». Вы можете себе представить, насколько был бы смешен политик, который попытался бы заговорить с «электоратом» казенным слогом.
К культурным политикам, как мне представляется, относится и президент Путин. Даже в его появлении во власти было нечто фольклорное — это сюжет из народных сказок. Дряхлеющий царь, не оставивший наследника (по результатам опросов, главная претензия к Ельцину — «не оставил наследника»). И тут появляется молодой царевич, с шашкой наголо, готов разить врагов направо и налево, к старому царю относится с нежностью и почтением! Вот и наследник! И фамилия подходящая – «путный мужик».
Вот так и приходят к власти культурные политики, интуитивно чувствующие или понимающие идеалы и ценности народов, которыми они правят. Поэтому, кстати, и рейтинга такого, как у Путина, ни у кого больше в России нет.
Хотелось бы особо отметить, что слово «культурный» используется мной в социологическом смысле этот слова. Культурными политиками были не только Рузвельт, Черчилль, но и Гитлер, Сталин. Культурными, в том смысле, что они хорошо чувствовали и понимали, чем и кем управляют. Путину же оценку выставит история. И даже не потому, что он сделал, а потому что он смог предотвратить.

Мы говорили о главе государства и его месте в нашей власти и культуре, а акую роль бюрократия играет в российском государстве?

«Культурный» начальник – это «слуга царю, отец солдатам». Но они в явном недостатке, поэтому нам необходима огромная армия чиновников: иначе власти не справиться с решением самых простых задач, вроде, поддержания минимального уровня порядка, обеспечением простого функционирования государственной машины.
«Культурная конфронтация» между населением и властью приводит к неприятным последствиям и для «казенных людей». Они становятся жертвами не только профессиональной, но и культурной, деформации. Человек, долго пробывший, как в народе говорят, «на плохом месте», теряет веру в то, что он совершает нужное и полезное дело, за которое может уважать себя сам и требовать уважения со стороны окружающих. В лучшем случае такой человек спивается, в худшем — деградирует как личность, поскольку живет в постоянном разладе со своей совестью, нравственными устоями, которые формируются в раннем возрасте традиционной культурой.
Есть такая лагерная пословица «мента тюрьма корежит круче арестанта». Сотрудники колоний, которые я посещаю, вполне с ней соглашаются, некоторые даже говорят: “Ну вот, хоть одно доброе слово про нас арестанты сказали”.

Высокий уровень коррупции в России – это тоже порождение «культурной конфронтации»?

В нашем языке есть два разных понятия — мздоимство и лихоимство — которые искусственно объединяют в непонятную ни для кого «коррупцию». В уголовном законе царской России составы этих правонарушений были разведены. Лихоимство (вымогательство взятки) предусматривало более жесткое наказание, чем мздоимство, это тот случай, когда, как в песне Булата Окуджавы: «каждый сам ему приносит и спасибо говорит». Сегодняшние присяжные заседатели, кстати, тоже хорошо понимают, что это разные составы преступлений, видимо, это разделение существует и в коллективных представлениях россиян.
Это еще один пример, хорошо проясняющий: к чему приводят попытки «калькирования» заемного термина. Конечно же, правоохранительным органам удобнее создавать видимость (дурить начальство) благополучия, им проще (и безопаснее) провести кампанию и выловить тысячу «гаишников», чем схватить за руку одного высокопоставленного лихоимца. В результате правоохранительные органы занимаются не решением реальной социальной проблемой, а сражаются с культурным феноменом.
По опросам, большинство предпочитает «дать на лапу», скажем, гаишнику, на месте, чем таскаться в отделение милицию, по судам и банкам. Мздоимство – один из элементов древнейшего института «кормления», он остался в традиции и понятен: «мент» на зарплату семью не прокормит.
Люди нормально воспринимают мздоимство, уже сформировалось представление (и у дающего, и у берущего) сколько и за что положено «дать на лапу». Я думаю, мы сами можем прийти к согласию с теми (в том числе, и с сотрудниками милиции), кто «берет», установить пределы разумного.

То есть, по сути, мы можем сами решать такого рода вопросы — без участия властей?

Да, по таким вопросам, дешевле, попытаться прийти к общему согласию. Не случайно, сельский сход по важным вопросам никогда не принимал решения большинством голосов – он должен был прийти к общему согласию. Если нет «консенсуса», обращаются к человеку, «излюбленному от всего схода» (Хомяков), т.е. к авторитету. Депутат какого-нибудь «представительного» органа, который выбирается от большой группы населения (или губернатор), непонятно кого представляет. Для кого он авторитет? Его в глаза никто не видел. Все знают, результаты большинства «выборов» зависят от исхода торга между людьми с деньгами и/или людьми во власти.
Поэтому более эффективно, создавать структуры, состав которых определяется главой государства, туда чаще, все-таки, попадают люди, имеющие реальный общественный авторитет.

Возможна ли в России избираемая исполнительная власть? Например, в Америке избирают шерифа, а у нас начальника отделения милиции можно избирать?

Хуже в любом случае не будет. На низовом уровне, особенно в маленьких населенных пунктах, где люди знают друг друга, это может быть только полезно. Такая активность способствует сплочению местного сообщества, люди начинают чувствовать, что они не чужие друг другу. Возможно ли это в Москве — не знаю.

А существуют ли механизмы, которые доносят до власти чаяния, ожидания, надежды народа?

У нас проводить такие плебисциты как на Западе, не только дорого, но бессмысленно. В нашей культуре игра в подсчет голосов — бессмыслица: большинство – за, а что делать со сторонниками другой точки зрения? Превратить в ноль. Это, как правило, приводит к взаимному раздражению (которого и так хватает), разобщенности, затрудняет решение реальных социальных проблем.

Что российская власть должна услышать от общества, чтобы начался процесс сближения?

Это задача не власти и не народа, а интеллигенции, элит, представляющих разные группы населения, разные этнические сообщества.
Представители этих групп должны быть авторитетными для своих сообществ, они должны выработать идеи «на которых общество будет основываться» (Эмиль Дюркгейм). Кроме того, нужны «толмачи» — люди, хорошо понимающие разные традиционные культуры или представляющие интересы разных социальных групп.
Важным условием формирования нации является обретение «общей славы в прошлом». Хороший пример подала нам Русская Православная Церковь. Я имею в виду «Собор новомучеников и исповедников российских». Это и есть (по крайней мере, для православных) обретение прошлого, «сретенье» духовного опыта сотен поколений россиян.
Нам необходим и «светский» Собор новомучеников и подвижников — тех, кем мы действительно должны гордиться. «Общая слава в прошлом и общая воли в настоящем… — существенные условия для создания нации, позади наследие славы и раскаяния, впереди общая программа действий…» («формула Ренана»).
В обретении общего прошлого — надежда на достойное будущее для народов нашей страны.

---------------------------------------------------------------