Места лишения свободы <<< Малолетка

 
 

Дети в тюрьме

Из сочинений и писем несовершеннолетних заключенных

А Мама рвалась, как голубь в клетке

Этот день я никогда не забуду! 4 августа 1998 год — день моего ареста!

Еще накануне я знала, что меня арестуют. Я просто уже смирилась с этим.

Утром в 11 часов мы с Мамой пришли в милицию… Мама очень надеялась, что меня простят, дадут последний шанс, и мы вернемся домой…

Все произошло очень быстро, я даже не успела крикнуть – “Мама!”. Стояла как каменная — делай со мной, что хочешь. Просто смотрела в глаза Мамы, глаза, наполненные слезами, болью, печалью. Я читала в ее глазах молитвы.

Ее не подпустили ко мне, ее держали… А Мама рвалась, как голубь в клетке, когда меня стали уводить.

И все-таки она вырвалась, и обнять, и поцеловать меня смогла.

А я шла молча и даже не смогла обернуться назад. Боялась увидеть ее умоляющие глаза.

Я больше никогда в жизни не хотела бы увидеть такие глаза Мамы.

Вот такой у меня был день, который я запомнила на всю жизнь.

Лена С.
Рязанская воспитательная колония (ВК).
Декабрь 2000 г.

Я видел, как страдают там люди

Самое хорошее в моей жизни, это то, что я вообще жив, что у меня есть родные, которые меня любят и ждут. Лучше этого нет.

Самое невыносимое в моей зарешеченной жизни — это разлука с близкими. Еще тяжелей осознавать это, думать об этом каждый день, смотреть на лица родных на свидании: с виду радостные, но внутри для них это тоже очень тяжело выносить. А еще невыносимо лишение свободы, воли. Остальное, по сравнению с этим не проблемы, и если есть голова на плечах, то они решаемы.

Да, тюрьма в какой-то мере — судьба, а судьбу не обсуждают.

За то, что я совершил, несу ответственность только я, и никто не должен ее нести. Но все же свое наказание я считаю жестоким, несправедливым исходом судьбы. Подростков-нарушителей нужно наказывать, но ни в коем случае не так.

Когда меня первый раз завели в камеру, я почувствовал боль в глубине души, одиночество. Хотя я был в камере не один, вся обстановка меня угнетала. И я поник, как зверь в клетке.

Самое ужасное, что я увидел и узнал в заключении – это туберкулезное отделение СИЗО № 1, где я просидел 8 месяцев. Я видел, как страдают там люди. Их не лечат, они умирают долгой, мучительной смертью. И до этого никому нет дела. Все говорят: “Да они зеки, что их жалеть!” А ведь они тоже люди. И хоть я был один единственный малолетка в туботделении, я все это понимал.

В большинстве случаев заключение только портит человека. А, проще сказать, превращает его в нечеловека.

Мое правонарушение — это ошибка, которую уже не исправить. Ее можно только не повторить. А если это и грех, то его можно искупить только перед Богом – в церкви у алтаря.

Михаил П.
Пермская ВК. Октябрь 2000 г.

Мы – дети, которые не видели и не видят радости

Самое ужасающее здесь, в местах лишения свободы – это одиночество. Здесь нет никого, кто может разделить с тобой боль одиночества. Тут нет радости, тут нет ликующего смеха. Хотя девчонки очень стараются как-то смягчить свое положение. И нас мало радует все то, что они делают для нас.

На тюрьме, когда мы вели себя “неподобающим образом”, начальство начинало распускать руки на девочек-малолеток. Из-за того, что мы, например, молчим, не хотим сознаваться в чем-то, потому что мы их ослушались.

Они думают, что имеют право делать нам больно. Хотя, наверное, должны понимать, что мы – дети, которые не видели и не видят радости.

А еще мне больно, что судьи, которые судят детей, дают им несправедливые наказания. Они оставляют на свободе тех, кто был неправ. Они защищают настоящих преступников, оставляют их на свободе. А нас – беззащитных детей – сажают в тюрьму, как бы для исправления. Вот что меня ужасает!

Я не знаю, чем закончить свое сочинение. Все равно, никто того, что мы переживаем, не поймет. Это ведь нужно самому пережить: на своем теле, на своих нервах, на своем труде, на своем здоровье, на своем питании. Почувствовать и ощутить все на себе.

Марина Н. Рязанская ВК. Декабрь 2000 г.

Другим-то это не нужно

Может быть, я глубоко ошибаюсь, но считаю, что в предложенных темах сочинений нет ни одной реальной, на которую можно ответить доходчиво и ясно. Могу лишь изложить свое мнение по этому поводу.

Ваш метод работы или хобби не реальны по своей сути. Поясняю. Безусловно, это нужно Вам, т.к. Вы хотите знать всю суть этой, совсем другой, жизни. Но другим-то это не нужно, и нам от этого не легче.

Я Вас очень прошу не серчать на меня. Просто в сущности мне обидно и горько в душе: Вы что-то хотите сделать, а этого никто не видит и не понимает. Вот суть моего изложения.

Дай Вам Бог всем здоровья, сил и удачи.

Миша К.
Шаховская ВК (Орловская область). Сентябрь 2000 г

Писатель о тюрьме.

Роман Чарльза Диккенса “Крошка Доррит” сыграл огромную роль
в отмене долговых тюрем в Великобритании.

Отрывок из романа “Лавка древностей”.

“Наступила ночь, и она тянулась так долго, точно ей не было конца. Но мальчик спал, и ему снилось, будто он гуляет на свободе то с одним, то с другим из своих близких… Но сны эти пронизывал смутный страх, что его снова посадят в тюрьму – в какую-то иную, хоть это была и не тюрьма вовсе, а лишь ощущение связанного с ней горя и тоски: ощущение чего-то гнетущего и беспросветного.

Наконец забрезжило утро, и мальчик проснулся в тюрьме – холодной, темной, страшной. И не воображаемой, а настоящей. Тюремщик поставил перед ним еду, запер камеру и побрел прочь. Он шел, громыхая сапогами по каменному полу, отворяя и затворяя множество других дверей. И громкие отголоски этих звуков долго раскатывались по всей тюрьме. Словно они тоже сидели здесь взаперти и никак не могли вырваться на волю.

Ребенок бросился на убогую тюремную койку и зарыдал…

* * *

Так пусть моралисты и философы судят по-своему, а мы все же позволим себе сомневаться, что настоящий преступник мог бы испытывать такие муки, какие испытал в ту ночь помещенный в тюрьму мальчик.

Общество, совершающее одну несправедливость за другой, иной раз склонно утешать себя мыслью, что, если у жертв его бессердечия совесть чиста, они выдержат все испытания.

А между прочим, обществу не мешало бы призадуматься над тем, что для ребенка тюрьма является событием в жизни предельно мучительным, предельно тяжким, таким, какое труднее всего снести. И что по этой причине много сердец и жизней было разбито…”

Чарльз Диккенс.Писатель.
Бывший узник долговой тюрьмы. Англия. 1840 год.

Мне часто снится…

Ложусь я спать, закрываю глаза, и мне снится: как будто меня освободили по помилованию. Как это происходило в точности, я во сне не видела. Помню только, что плачу и говорю родителям: “Не верю, что я дома”.

Аня К.
Рязанская ВК. Декабрь 2000 г.

Это было так страшно, как будто наступили последние секунды моей жизни

Когда меня в первый раз завели в камеру, я почувствовал страх. Каждый, кто попадает в тюрьму, скажет это. Страх был как шок, быстро перешедший из мозга в тело и ноги.

Я встал в проходе: не хотел заходить в это темное, сырое, пахнувшее сигаретным дымом и сыростью помещение размером 2,5 на 3,5 метра. Но дверь захлопнулась — как будто прогремел пушечный залп. Я окаменел, это было так страшно, как будто наступили последние секунды моей жизни. На меня смотрело шесть малолеток с голодными глазами. Было такое ощущение, что они разорвут меня на части: каждый сейчас только и думает, какой кусок от меня оторвать.

Вдруг один из них сказал: “Заходи, присаживайся”. После этих слов мне стало еще страшнее: на воле я слышал, что когда заходишь в камеру, то тебе кидают чистое белое полотенце. И ты должен очистить всю вольную грязь — вытереть об него ноги. А никакого полотенца не было.

Потом сокамерники мне объяснили, что полотенце – это выдумка. И страх угас. Но на самом деле страх живет во мне и по сей день.

Саша В.
Шаховская ВК. Сентябрь 2000 г.

Кроме Бога у меня сейчас никого нет

Здесь я стал очень злым и некультурным человеком: каждый день с кем-нибудь ругаюсь. Мне очень бы не хотелось ни с кем ругаться, но меня заставляют своим характером другие воспитанники.

Я болею гепатитом-С. От того, что здесь дают в столовой, у меня очень болит печень. Можно сказать, что я инвалид: бегать не могу – задыхаюсь, посмеяться и порезвиться с другими воспитанниками — тоже, так как резких движений делать боюсь.

Здесь не так, как на воле. Сладкого я не видел более двух месяцев, хотя очень хочется конфетку или печенинку. Мама ко мне не едет, так как очень далеко, а денег у нее нет. С каждым днем мне все хуже и хуже. Я уже не могу смотреть на людей в форме, на эти страшные колючки. И мне очень хочется домой. А сидеть мне еще целых два года.

И как я буду их сидеть, я не знаю. Если только надеяться на самого близкого человека — это на Бога. Кроме Бога у меня сейчас никого нет. И если бы я в Него не верил, я бы уже не жил.

Максим Х.
Шаховская ВК. Сентябрь 2000 г.

Я постараюсь забыть прошлое

После освобождения, приехав домой, я сразу же поговорил бы с Мамой о моей дальнейшей жизни. Я хотел бы учиться дальше, получить как можно больше профессий, потому что у меня пока есть только одна – автослесарь-водитель. Права я уже получил, но не всех категорий.

Каждое лето я ездил бы к своей любимой Бабушке и помогал ей – ведь она живет одна. На лето устроился бы в совхоз трактористом: я люблю разбирать и собирать машины. Как только закончится лето, поехал бы к себе домой доканчивать учебу. Потом бы пошел по гаражам устраиваться на работу. Я знаю, как трудно найти работу тому, кто сидел в местах лишения свободы. Но я бы постарался.

А если не получится, то пошел бы к дяде – у него личный гараж. Сперва поработал бы слесарем, а немного повзрослев, сел бы в машину и стал ездить в далекие страны. Подзаработав немного денег, начал бы я потихонечку строить дом. Знаю, что мне помогут родные и друзья.

Я постараюсь забыть прошлое. Но предупрежу друзей, как плохо быть Там.

Построив дом, стал бы я искать жену – красивую, трудолюбивую, умную и непьющую, завел бы троих детей и зажил себе, не зная беды. И работал бы до пенсии.

Я бы очень хорошо смотрел за своими детьми. Не хочу, чтобы они попали в тюрьму.

Игорь Р.
Пермская ВК № 1. Октябрь 2000 г.

Самое хорошее в моей жизни – это когда отец начал ходить

Самое плохое в моей жизни — это когда от меня и от моей сестры ушла мать. И стала жить с другим мужчиной. А из-за чего она ушла от нас — из-за отца. Отец на пенсии по инвалидности — вторая группа, у него перелом позвоночника в 2-х местах. И все думали, что он никогда не сможет больше ходить. И мать из-за этого ушла от нас. После этого я ее видел раза два, она спилась. Нас с сестрой воспитывала одна бабушка, которая уже тоже на пенсии по старости. И еще было тяжело, когда меня посадили, потому что некому было помочь дома.

Самое хорошее в моей жизни, это когда отец начал ходить на ногах. И без костылей, и без всякой помощи.

Иван В.
Шаховская ВК. Сентябрь 2000 г.

У меня вообще не было счастья

Каждый человек имеет право на счастье. Но это не зависит от самого человека. Вот я думаю, что у меня вообще не было счастья, потому что никогда не было своего дома.

Родители у меня пили. Напьются: отец на мать начинает поднимать руку. Мне было всего 10 лет, когда я стала заступаться за мать. Когда мне исполнилось 11 лет, отец добрался до меня. И жизнь превратилась в сплошной ад.

Когда мне исполнилось 12 лет, мать умерла. После этого я вообще старалась не бывать дома, так как отец стал еще больше пить и приставать ко мне…

В тюрьму я попала за украденные ботинки, которые мне мог бы купить отец. Он получал на нас шестерых пособие. И все пропивал.

Я думаю: были бы у меня нормальные родители, я вряд ли попала бы сюда. Ладно, пусть бы пили, но можно же своих детей одеть нормально, чтобы им было в чем ходить…

Освобожусь, буду поднимать младших братьев, чтобы они не пошли по моему пути. Как бы не было трудно, но своим братьям я буду помогать.

Конечно, я еще не знаю, что меня ждет на воле. Особенно дома. И кто, как меня там встретит? Сюда мне из дома не пишут. И не помогают.

Я очень рада, что в колонию попала. Конечно трудно, но ничего не поделаешь. Здесь я поняла, что мне можно, а чего нельзя. Научилась прислушиваться к людям и уважать людей.

Помоги мне Бог в моей жизни.

Люда Ч.
Рязанская ВК. Сентябрь 2000 г.

Прочтите мое письмо в “Облаках”

Осудили меня по статье 162 УК (разбой) на 3 года.

В детский дом попала я в 9 лет. Моя мама сильно пила вино и ее лишили материнства… Маму с тех пор я больше не видела. Ничего о ней не знаю. Для меня большое счастье, что к нам в колонию приезжают такие добрые, понимающие люди, как вы… Прочтите, пожалуйста, мое письмо в “Облаках”. Может быть, кто-то из ваших слушателей напишет мне и поможет.

Ирина С. Рязанская ВК. Июнь 2000 г.

Здесь жизнь на выживание

9-й класс я не успела закончить, т.к. меня закрыли, т.е. арестовали. Сижу по части третьей статьи 113 уголовного кодекса (тяжкие телесные повреждения): ударила топором мужчину, который залез в квартиру к моей бабушке. Он у нее украл телевизор, магнитофон и утюг. Она пенсионерка и приобрести ей все эти вещи не на что. Разве что копить и копить, не доедая свой кусок.

Когда я узнала, кто совершил кражу, то пошла к нему и попросила вернуть то, что он взял. Он отказался, сказал, что все вещи уже проданы. Но не сказал – кому. Когда я уже уходила от него, он набросился на меня и стал душить. Под рукой ничего не оказалось, кроме топора. Ударила я его совсем неожиданно для себя. Я этого, правда, совершенно не хотела.

Теперь я себя очень виню, ведь я попала в тюрьму не одна, а вместе со своей мамой. Она пыталась меня выгородить, но у нее ничего не вышло. Ее осудили за ложные показания.

Дали мне пять лет и один месяц. Сидеть мне еще долго, под амнистию я не попадаю…

Отца у меня нету, воспитывалась бабушкой. Мама жила далеко. Зарабатывала деньги и высылала нам… Сестра живет в Чебоксарах, письма не пишет: видать, совсем я ей не нужна.

Я верю, что когда-нибудь найдется такой человек, который мне все же поможет выжить. А все равно на душе такая боль и досада: к таким же девчонкам, как и я, кто-то приезжает, а ко мне никто. Скоро родительский день, ко многим приедут родственники. А я совсем одна буду сидеть и смотреть, как они счастливы…

Я пишу стихи, только не знаю, что с ними делать, хочу, чтобы их читали все, но не знаю, как это сделать. Напишите, пожалуйста, как они получились: хорошо?

Приходят ласковые сны.
А ты ждала их от заката,
Да что же принесли они?
Лишь слезы, слезы… и загадки.
Так что же делать мне теперь?
Ах, эта глупая обида.
Обид держать не стоит, нет!
Ведь это растравляет раны.
Терпенью я не дам сгореть,
И чудом горе обернется,
Терпеть, надеяться, суметь –
Тогда и счастье к нам вернется.

Буду стараться выбиться и выжить. Здесь жизнь на выживание, если сможешь, то выживешь, если нет, то погибнешь.

В. Л. Рязанская ВК. Июнь 2000 г.

Поселение для безнадёжно больных

Из отчета о посещении Рязанской ВК для девочек.


Я ходил по колонии и пытался понять, что мне всё это напоминает… Не тюрьму. На тюрьму непохоже. Но где-то я это видел, что-то об этом знаю… Где-то ещё висит такое же серое, ровное ощущение полнейшей безысходности. И в тебе возникает ощущение вины – ощущение того, что ты безмерно провинился перед этими девочками. За то, что они тут, а ты там… За то, что ты уйдёшь, а они останутся. За то, что ты смотришь на них, как турист, как посетитель зоосада, хотя не имеешь на это никакого права. И не хочешь этого, а всё-таки проходишь мимо, озираясь с любопытством по сторонам, безразлично проводишь взглядом по чужой боли, по чужим исковерканным судьбам… И тогда вместо сострадания тебя переполняет стыд – за то, что ты пришёл сюда, за то, что ничего не можешь для них сделать. За то, что в них сломано почти всё, что можно было сломать, за то, что вину невозможно загладить. За то, что им некуда идти. Даже если добиться теперь же их освобождения, им некуда идти, их никто не ждёт…

Потом я вспомнил – Хоспис. Поселение для безнадёжно, неизлечимо больных. Больные дети, которые смотрят на вас своими жесткими, честными глазами в какой-то слепой, бессмысленной надежде. Девочки – они обожают сладости и мультфильмы по телевизору. Они смеются и радуются подаркам, но на них уже лежит неизгладимая печать болезни. Болезни, в которой они не виноваты. Эта болезнь встретила их сразу после рождения, окружила их со всех сторон, завертела, повела за собой, поселилась внутри. Этой болезни так боятся, что прячут больных за несколько рядов колючей проволоки. Ее так презирают, что заразившихся сгребают в кучи, чтобы на всю жизнь закабалить, запереть в закрытых дворах колоний. И лицемерят, не хотят признать, что эта болезнь в каждом из нас, что она давно уже пропитала воздух и землю этой страны, что на больных детях только отыгрываются, только глушат собственную совесть ударами судейского молотка. Потому что судейская мантия помогает скрыть собственные язвы.

Да, колония напоминает больницу для неизлечимо больных. Многие девочки удивительно маленького роста, не соответствующего их настоящему возрасту. Спрашиваем: кому уже исполнилось 18 лет? И неожиданно треть этих на вид пятиклашек поднимает руки. Это странно и страшно. Они смеются чему-то, вовсю разговаривают с приехавшими – и при этом всем телом можно ощутить повисшую в воздухе безнадёжность. Это пионерлагерь за решёткой. Многие как будто каждую минуту сознают, что внутри них сидит ещё кто-то. Ещё кто-то, с кем они не в силах совладать. Как опухоль, предательство собственной плоти, которая вдруг решает судьбу породившего её организма и обрекает его на смерть. Не вижу отличий… Но больных раком принято лечить. А этих? Этих принято уничтожать. Умело переводить болезнь от стадии к стадии, ускоряя и помогая ей покрепче обосноваться в душе человека. И ждать, когда “лечение” убьёт “пациента”…

Арсений Х.
Сотрудник Центра “Содействие реформе уголовного правосудия .
Июнь 2000 г.

Не забывайте нас

В тюрьме человек становится злым. На все и на всех. Ведь боль они приносят не только ему, но и его родным…

Я согласен, чтобы сажали. Но по справедливости. Например, в первый раз давали срок 1 год. Или 2 года… Но не больше. А людей сажают на 5 лет, 10 лет, 15 лет, 20 лет… И даже пожизненно. Ну, это просто можно сойти с ума… Прямо в зале суда.

Тюремное заключение совсем не обязательно для человека: ведь с каждым из нас можно договориться по-нормальному. Дать, например, такое наказание: убраться возле дома, поработать на территории пострадавших, выступить в концерте или конкурсе… Ну, поймем мы все и перестанем заниматься ерундой и глупостями.

Это все, что я могу рассказать о том, обязательно ли тюремное заключение для искупления вины. Благодарю за внимание! Спасибо.

Не забывайте нас.

Артур О.
Шаховская ВК. Сентябрь 2000 г.


В тюрьме мне было лучше, чем в колонии

Когда меня первый раз завели в камеру, я почувствовала страх. Во время суда мне сказали, что я могу попасть в камеру к женщинам, которые сидят не по одному разу. А срока у них в три раза больше, чем у меня. Так что от них можно ожидать чего угодно. Могут побить и отобрать все, что мне Мама положила с собой на первое время.

Но все было совсем не так. Меня завели в очень уютную камеру. Там было тихо. И сидело всего две женщины. Вначале я боялась их, держала свою сумку и тихо плакала по Маме и сестре. Но они сразу приняли меня как своего ребенка, а не как преступницу. Напоили меня чаем, уложили спать. Но мне совсем не спалось.

Потом, когда я с ними познакомилась поближе, мой страх прошел. Пробыла я в этой камере четыре месяца. Когда меня отправляли на этап, я даже расставаться с ними не хотела. И теперь я поняла, что в тюрьме мне было лучше, чем в колонии. Морально и физически там мне было очень легко – как дома.

Теперь я не боюсь тюрьмы.

Потом был этап. Вначале автозак, в нем я ехала 2 часа до “столыпина”. Там меня завели в кабинку. Ехала я в ней трое суток до Ярославля. В пересылке меня завели в какую-то маленькую камеру, где был унитаз и скамейка. А пола там не было – там был слой грязи.

Наутро меня подняли в камеру для транзитников. Там я пробыла в тесноте и духоте четыре дня с женщинами, которые ругались, как сапожники, матом. Спали мы в очередь. За эти 4 дня я поспала 3 раза. А от одной бабки заразилась вшами. К счастью, их удалось вывести.

Потом меня привезли в Рязанское СИЗО. Это был кошмар — спала на полу 2 месяца. И наконец-то нас вывезли в Рязанскую колонию. Мои мучения кончились.

Настя Р.
Рязанская ВК. Декабрь 2000 г.

История моего преступления

Проблемы мои начались, когда мать развелась с отцом и уехала в другой город. Моя мама пошла на работу медсестрой в больницу. Потом познакомилась с одним мужиком и стала жить с ним. Первое время вроде ничего. А потом он запил, домой стал приходить поздно. Начал руки распускать. Бил меня, бил мою маму. Мы с мамой не выдержали — выкинули его вещи. И не пустили его домой.

Потом через некоторое время моя мама, работая в больнице, познакомилась с другим мужиком, который и стал моим отчимом. Был он инвалид, с одним глазом, а другой ему в детстве мальчишка какой-то выбил нечаянно. Но ничего страшного. Один раз мама привела его домой, и он показался мне хорошим.

Некоторое время спустя мама с ним поженилась. Без моего ведома. Тут и началась моя мука. Он кричал на меня по пустякам, потом стал бить за то, что ему не нравилось. И по нескольку часов читал мне морали. Объяснял, каким я должен быть. Но я-то от другого отца: я же не им, отчимом, с младенческого возраста был воспитан. Я не мог быть таким, каким он хотел.

Потом, когда он стал меня бить солдатским ремнем, я не пришел домой в первый раз. После этого, как изобьет он меня, я уходил из дому. Ночевал в подъездах, голодал, практически не ел ничего.

А теперь об истории моего преступления. Один раз (это было ночью), гуляя по темному двору, я подошел к машине и попробовал за ручку открыть дверь. У меня это получилось. Дверь машины открылась, и я решил залезть в нее. Сидя в машине, я увидел магнитолу и подумал, что если ее продать, то у меня будут деньги, и я смогу купить себе еду. Вот это и толкнуло меня на первое преступление. После этого я стал ходить и пробовать – открывать машины и воровать из них вещи, которые можно было продать. Чтобы купить еды. Так я и попал в тюрьму.

Но был и есть сейчас у меня на воле друг: он мне выносил чего-нибудь поесть, когда я голодал, и сейчас он пишет мне письма. Если можно, передайте ему в “Облаках” мой привет и песню.

З.С. Шаховская ВК. Июль 2000 г.

Я бы хотел жить в деревне

После освобождения я хотел бы приехать домой, устроиться на работу, чтобы помогать Маме. Потом самому хорошо одеться и одеть Маму. Потом жениться, завести, конечно же, ребенка.

Вместе с женой и с ребенком летом я бы ездил в деревню. У меня там сейчас живет бабушка. В деревне я бы отдыхал, катался на лодке, ходил бы на рыбалку.

А вообще-то, я бы хотел жить в деревне постоянно, чтобы там содержать скотину. Особенно я люблю лошадей. И обязательно бы сейчас завел себе пару лошадок. Буду обучать своего ребенка ездить на ней: кто бы ни был — мальчик или девочка, я выучил бы их верховой езде. Завел бы собак, кошку, ведь дети любят животных. Я никогда не допущу, чтобы мой ребенок пошел бы по моим стопам. Я сделаю все, чтобы он в жизни увидел больше, чем я.

Попасть в тюрьму так легко, а жить в ней не каждому удается хорошо. Тюрьма может сломать всю жизнь. И потом нелегко встать на верный путь. Вот я и поставил перед собой такую цель: после освобождения жить и радоваться жизни вместе с женой и детьми. Конечно же, я не оставлю одну свою любимую и единственную Маму. Я возьму Ее с собой в семью, чтобы она тоже могла радоваться.

Вот так я хочу жить после освобождения и думаю, что это у меня получится.

На приз я не надеюсь, потому что мне никогда в жизни не везло, но надеюсь, что сочинение мое Вам понравится.

Олег Г.
Пермская ВК. Октябрь 2000 г.

Плохого в моей жизни было много

Плохого в моей жизни было много, и почти ничего хорошего. Семья моя неблагополучная, отца посадили, когда мне было 6 лет. С восьми лет я начал курить, общаться с такими людьми, от которых ничего хорошего не стоило ожидать. С 10 лет я начал пить водку, в 12 меня поставили на учет в милиции. Первая судимость в 14 лет. Дали мне тогда 2 года условно. А брата посадили, так как у него уже была вторая судимость. Но я продолжал воровать, часто не ночевал дома. Потом нас поймали. До суда меня закрыли в СИЗО: в милиции боялись, что я могу сбежать из дому. Мне дали 2 года 3 месяца общего режима.

Так вот сложилась моя жизнь, хорошего в ней почти ничего не было. И, как мне кажется, не будет даже и после освобождения.

Андрей П.
Пермская ВК. Октябрь 2000 г.

Освободиться и начать ремонт дома…

Мне Мама пишет, что у нее разваливается дом, упал забор. Отец запил и ничего не делает, палец о палец не стукнет, чтобы сделать что-нибудь для дома. Вот я и думаю освободиться и начать ремонт дома… Во-первых, покрыть крышу рубероидом, чтоб не протекала, потом поставлю забор, чтоб в огород не заходили козы, овечки и другие домашние животные.

В дальнейшем я должен помочь выучиться моей младшей сестре. Она учится в специальной школе для инвалидов. В этой школе учатся и немые, и у кого с рождения изуродованы руки, ноги. А у моей сестры нарушена нервная система с рождения. Ей всегда что-нибудь не нравится, всегда психует, а самое главное, у нее позднее развитие ума. Она очень поздно научилась читать и писать. Сейчас моей сестре десять лет, она только умеет читать по слогам, писать очень медленно. Но я надеюсь, что моя сестра выучится и выйдет в жизнь грамотной девушкой.

Еще мне надо помогать Маме, ей уже 49 лет, и она очень устает, у нее постоянно болит спина, отекают руки…

Потом, когда я сделаю все, что мне нужно было сделать дома, я пойду учиться на машиниста. Эта профессия мне очень нравится. Машинист – это водитель поездов, а железные дороги расположены по всей России. Вот и буду ездить из одного города в другой. А после железнодорожного училища мне Мама посоветовала идти учиться в Пермское училище на радиомеханика. Радиомеханик – это очень интересная профессия. Он сидит дома, ремонтирует телевизоры и всякую радиоаппаратуру.

А в дальнейшем я хочу, чтоб была работа. Я не хочу попадать больше в места лишения свободы. И когда освобожусь, буду советовать другим не делать плохих поступков, чтобы они не оказались в тюрьме.

Виктор И. Пермская ВК. Октябрь 2000 г.


Некуда мне больше писать

Я хочу передать через “Облака” привет своей сестренке Лене Семеновой. Она сейчас находится в детском доме. Ей девять лет.

Сам я родом из Ярославской области. У меня положение плохое, вот за это я и попал сюда – в воспитательную колонию. Отца моего лишили родительских прав, а мама умерла 8 лет назад от водки.

Когда я разговаривал с психологом, которая приезжала в колонию, она мне сказала, чтобы я не унывал и надеялся на лучшее. Потом мне, как сироте, дали чистые конверты и сказали написать на вашу передачу, чтобы хоть с кем-нибудь переписываться. Потому что некуда мне больше писать.

Денис С. Шаховская ВК. Июль 2000 г.

Меня еще не забыли

После того, как 31 июля мое письмо прочитали в “Облаках”, я стал получать много писем от разных людей…

Мне стало так приятно, что про меня еще не забыли и хотят морально поддержать в такой ситуации. Я очень благодарен всем, кто работает над “Облаками”, и всем, кто прислал мне письма…

Денис С. Шаховская ВК. Сентябрь 2000 г.

Я не мог смотреть на голод моей сестренки и братиков

У моей матери вместе со мной семеро детей. Сейчас она сидит в Новгородской области. Арестовали ее 3 декабря 1998 года. Дали 3 года и 6 месяцев. Моих братьев и сестру положили вначале в больницу, потому что не хотели отправлять в детский дом, пока мать под следствием. Думали, что матери дадут условно. А когда ее осудили, то братья и сестренка попали в детский дом.

Я же осужден по статье 158 (за кражу): залез в магазин и похитил продукты питания. А когда утром пришел домой и рассказал матери, что залез в магазин, она сильно расстроилась и побила меня. Но я сказал ей, что как ты меня не бей, ради своих братьев и сестры я пойду на все. Я не мог смотреть на голод моей сестренки и братиков, в этот день мы ничего не ели кроме воды из-под колонки, а водой много не наешься.

Мать у меня не работала, а убиралась по дому, стирала нашу одежду, готовила есть, а я все время где-нибудь работал – то помогал старым старушкам, то собирал бутылки, а потом их сдавал, собирали ягоды, грибы, был огород. Но этого для нас не хватало. И я втихаря от матери воровал, а матери говорил, что заработал.

Сергей М.
Невельская ВК (Псковская область). Июль 2000 г.

Отсюда я выйду совсем другим человеком

До того, как меня посадили, я был очень плохим человеком. Ругался с Мамой, приходил домой выпивший. Иногда совсем не приходил, и Мама целую ночь стояла у окошка и смотрела меня. Она сильно за меня переживала, уговаривала, чтобы я изменился. Но я ничего не понимал. Я был таким подлым. А Мама столько для меня сделала ласки и добра…

Я не жалею, что меня посадили. Места лишения свободы меня сильно изменили в хорошую сторону. Я по-другому стал смотреть на мир… Мне даже порой бывает страшно вспоминать, какой я был. Отсюда я выйду совсем другим человеком: спокойным, уравновешенным, добрым, отзывчивым. И до конца своих дней мне будет стыдно перед родителями.

Спасибо за то, что Вы приехали в наше заведение. И дали нам возможность рассказать о себе.

Денис К. Пермская ВК. Октябрь 2000 г.

Какой должна быть жизнь, чтобы не попасть за решетку

Первое, что нужно: это хорошие отношения в семье. Во-первых, надо жить дружно. Мама и папа не должны употреблять алкоголь. А еще быть материально обеспеченным. Большинство людей попадают в тюрьму потому, что в семье нет денег, и им приходится воровать.

А меня посадили за квартирную кражу. Во время кражи я находился в нетрезвом состоянии. Многие люди попадают в тюрьму из-за алкоголя, так как они не соображают, что делают. А когда человек опомнится, он уже находится в тюрьме.

Так что надо употреблять алкоголь в меру, и тогда не будет происходить никаких преступлений: драк, ссор между собой…

Я хотел бы пожелать тем, кто еще не попал сюда, чтобы не лезли никуда: ни в какие драки, не употребляли бы водку и жили бы себе спокойно.

Алеша О.
Пермская ВК. Октябрь 2000 г.

Мне каждую ночь снится дом

Когда я выйду на волю, буду работать, ведь семья у меня не богатая. Хотелось бы, чтоб на работе не задерживали зарплату, чтоб больше такого со мной не произошло. Я хочу зарабатывать своим трудом, а не воровством.

Я не думаю, что тюрьма – это судьба. На тюрьме я отсидел четыре месяца, никаких выводов для себя не сделал… Потом приехал на зону, и тут-то одумался. Теперь я знаю за себя: больше никогда в жизни не буду брать чужого без спроса.

За то, что я совершил, я несу ответственность сам, ведь это сделал я, а не кто-то. Раз я это совершил, значит, я и должен нести ответственность.

Но мне очень тяжело ответ нести. Очень строго судят на первый раз. Давали бы по одному году…

Мне каждую ночь снится дом, родные, близкие, которых я очень сильно люблю, хоть они мне и пишут редко… И посылок не шлют. Но я все равно горжусь тем, что они у меня есть.

Когда я в первый раз зашел в камеру, то почувствовал одиночество, горе, мне стало не по себе… У меня все сжалось внутри: подумал, что я в аду… Но сейчас думаю иначе…

Михаил Ф.
Шаховская ВК. Сентябрь 2000 г.

Мне жалко, что не сумела понять всего этого раньше

Тюрьма научила меня ценить банальные вещи. Я познала горе разлуки с родными. Я поняла, что совершала очень много ошибок, что заставляла страдать близких, очень дорогих мне людей. Я поняла, что в наше нынешнее время очень тяжело жить, содержать семью. Я наконец поняла, что никакие друзья и подруги не могут мне заменить родной дом, семью.

Мне жалко, что не сумела понять всего этого раньше. Ведь сейчас уже “утекло много воды”. Но я очень рада, что сейчас все это осознаю. Я уверена, что, когда освобожусь, начну новую жизнь.

Я хочу выучиться на фармацевта и устроиться на работу. Хочу заботиться о своих родных. Я уверена, что если иметь желание, то всегда достигнешь своей цели.

Аня Т.
Рязанская ВК. Декабрь 2000 г.

Тюрьма не может быть судьбой человека

Тюрьма не может быть судьбой человека. И моей судьбой тоже. И те люди, которые так считают, что тюрьма — это их судьба, они глубоко ошибаются. Лично я думаю, что когда освобожусь, смогу исправить свое положение. И не попаду больше в тюрьму. У меня будет достаточно времени получить образование и нужную профессию. Учиться никогда не поздно. То образование, которое я получу здесь, первоначально мне поможет на свободе.

А самое главное на свободе – быть честным и добрым человеком и тогда точно не попадешь сюда.

Да и еще… Чтобы сюда не попасть и здесь не задумываться о своей жизни, надо с ранних лет давать людям правильное воспитание. Чтобы они четко понимали, что хорошо, а что плохо… И не просто знали, что воровать нельзя, а почему это делать плохо. Так что я еще раз хочу сказать, что тюрьма никак не может быть судьбою человека.

Александр Т.
Псковская ВК. Октябрь 2000 г.

Мне хотелось бы жить спокойно и счастливо

Я хотел бы сам для себя построить красивый дом, на свой вкус, чтобы у меня была машина, любая, лишь бы она была на ходу.

В доме я жил бы со своей девчонкой, которая меня ждет. И самое главное, чтобы мои родители жили рядом…

А еще я хотел бы объяснить своей родной сестренке, чтобы она не баловала, хорошо училась, поставила бы перед собой какую-нибудь цель… Тогда она не станет такой, каким был раньше я.

И вообще, мне хотелось бы жить спокойно и счастливо до самой смерти. Когда я освобожусь, буду очень усердливо добиваться такой жизни и, самое главное, постараюсь больше никогда не попадать в тюрьму.

Женя Ц.
Пермская ВК. Октябрь 2000 г.

Так хотелось бы хоть от кого-то письмо получить…

Пишет вам простой заключенный с малолетки. У меня все хорошо: не болею, жив-здоров. Но вот пока я здесь сижу (почти два года), ни одного письма не приходило. Вообще у меня в семье большие проблемы, отец и мать развелись, когда мне было 14 лет. Брат отсидел 4 года, опять пошел воровать, дали 5 лет. По амнистии меня не отпускают. Я на нее даже и не рассчитываю.

Передайте, пожалуйста, какую-нибудь душевную песню. Может быть, мама или отец услышат и напишут мне письмо… Я здесь очень скучаю по дому.

Так хотелось бы хоть от кого-то письмо получить…

С глубоким уважением к Вам, заключенный не своей волей, а чужими силами.

Игорь А.
Шаховская ВК. Июль 2000 г.


Хочу протянуть руку помощи

Слушал вашу передачу “Облака”. Вы рассказали о пареньке, который сидит в тюрьме. Его мать с отцом развелись, а старший брат тоже в тюрьме за воровство. Очень хочется этого паренька поддержать, чтобы он не сломался. Нашел свою дорогу в жизни… Мне 55 лет, работаю машинистом экскаватора. У меня два сына. Старшему 28 лет, у него двое детей – сын и дочка. Все у него вроде бы хорошо.

А вот младший мой, которому 22 года, сидит в елецкой тюрьме. Под амнистию, он, как и тот паренек, не попал, хотя по всем статьям выходило, что должен бы освободиться. Сидеть ему еще пять месяцев.

Сына своего мы в беде не бросили, и никогда этого не сделаем – беда она и есть беда, от нее никто не застрахован.

Я тоже в 12 лет остался без родителей, оказался в детском доме. Там были и девочки. С одной из них я подружился, да так вот и дружим до сих пор: 32 года – это только супружеской жизни. Жену Верой Петровной зовут. Всякое в жизни бывало: и радости, и трудности. Но вот горе с сыном… Горе, которое никакими словами не выразишь.

Мы не очень богаты, но этому пареньку очень хочу протянуть руку помощи. Может быть, ему захотят помочь и другие, более состоятельные люди. Ну, что ж, я пойму и не обижусь...

Николай Иванович Р.
Липецк. Ноябрь 2000 г.


Материалы из архива Центра

В 1995-2000 гг. в пенитенциарных учреждениях России содержалось от 45 до 50 тысяч детей и подростков. Для сравнения: во Франции 54 тысячи заключенных, из них всего 500 – несовершеннолетние.

В учреждениях закрытого типа детская часть тюремного населения нашей страны распределялось в последние пять лет следующим образом.

10 Домов ребенка при женских колониях: 300-600 детей, родившихся в тюрьме (до четырех лет). Следственные изоляторы (СИЗО): 200-400 детишек того же возраста. В СИЗО младенцы содержатся при мамах, в колониях их после рождения почти сразу же разлучают: женщина имеет право лишь на ежедневное двухчасовое свидание со своим ребенком.

Воспитательные колонии (ВК): 61 — в 1995 г., 64 — в 2000 г., из них 3 ВК для девочек. В ВК содержалось 18-22 тысячи несовершеннолетних осужденных, из них 800-1300 девочек.

Специальные отделения СИЗО для малолеток: 10-20 тысяч несовершеннолетних подследственных и подсудимых.

Все эти учреждения находятся в ведении ГУИН Минюста России.

Изоляторы временного содержания (ИВС) и спецприемники (официальное название ЦВИНП – Центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей) МВД РФ: 4-5 тысяч.

52 спецшколы и спец ПТУ (из них шесть для девочек) Министерства образования: 4- 6 тысяч детей в возрасте от 11 до 18 лет.

* * *

В ВК отправляют несовершеннолетних (от 14 до 18 лет), приговоренных судом к наказанию в виде лишения свободы. По новому Уголовному кодексу (1997 г.) их можно содержать в ВК до 21 года.

ВК – учреждение лагерного типа. Оно мало чем отличаются от колонии для взрослых: заборы, колючая проволока, вышки (но без автоматчиков). Количество воспитанников в отдельной колонии: 200-500 человек. Они разбиты на отряды численностью от 50 до 100 человек. Отряды состоят из отделений (15-20 человек). Каждым отрядом руководит начальник и несколько воспитателей (по числу отделений).

По закону, условия содержания несовершеннолетних осужденных должны быть лучше, чем у взрослых. Средства, выделяемые из федерального бюджета на содержание одного воспитанника, в два раза больше, чем на взрослого заключенного (на взрослого тратилось в 1995-2000 гг. 800-1500 долларов в год). Тем не менее, малолетки находятся в совершенно бедственном положении. У подавляющего большинства из них нет близких и друзей, которые могли бы помочь. В ВК высокий уровень безработицы.

Вся жизнь в ВК гораздо в большей степени регламентирована, чем в колониях для взрослых. Подъем и отбой по звонку, передвижение по территории колонии строем (часто со строевой песней), работы в мастерских, хозяйственные работы по благоустройству колонии (без оплаты), учеба в школе и ПТУ. Свободного личного времени у воспитанников практически нет.

Из сочинения бывшего воспитанника Брянской воспитательной колонии Дмитрия Кодина

“Начинается новый день с команды “подъем”. Вскакиваешь, как ошарашенный, с постели: буквально за какие-то две минуты нужно одеться и вылететь на улицу — на зарядку. Подергали руками-ногами и бежим в отряд...

Когда ты пробыл в колонии несколько месяцев, то все дни сливаются в один бесконечный! Наверное потому, что распорядок здесь строгий, а каждый новый день похож на предыдущий. Постепенно притупляются чувства, не так резко реагируешь на замечания воспитателей, перестаешь внутренне терзать себя: “Где я? Что со мной? Зачем все это?”...

* * *

Дополнение к регламентации – изощренная система наказаний. Воспитатели тщательно наблюдают за воспитанниками, следят за тем, чтобы требования распорядка дня соблюдались неукоснительно. Нарушителей отправляют в ДИЗО (дисциплинарный изолятор).

ДИЗО – камера, где человек не имеет никакого занятия. Ему не передают письма, бандероли, передачи от родственников, не разрешают свиданий и телефонных переговоров (все это относительно доступно для других воспитанников). Не дают книг и газет, не водят в школу. В ДИЗО нет не только телевизора, но и простого радиодинамика. Подросток пребывает в глухой изоляции от мира. Днем ему запрещается даже прилечь или присесть. Он погружен в состояние абсолютной отгороженности от мира. И неподвижности…

* * *

В ВК применяются и другие “педагогические” приемы, например, групповые наказания. Приемы привлечения “коллектива” к перевоспитанию “нарушителя” остались теми же, что и в прежние времена. За нарушение порядка одним воспитанником отделение или отряд заставляют часами маршировать на плацу строем, с песней, лишают просмотра телепередач, кинофильма... Воспитанники отряда, где есть нарушители, имеют меньше шансов освободиться досрочно.

* * *

Внутренний мир малолетки – мир насилия и жестокости. Это не всегда может увидеть человек, заглянувший в колонию любопытствующим посетителем. Истязания, издевательства, изнасилования – повседневная реальность закрытых учреждений для детей и подростков. Помимо “опущенных” (своеобразной касты неприкасаемых) изощренным издевательствам подвергаются и другие группы, находящиеся на низших ступенях неформальной иерархии. Но постоянная тревога и напряжение – характерные состояния абсолютно всех воспитанников, какой бы статус они не занимали. Это связано с чувством страха и ожидания опасности, которые “подстегивают” и истязателей: они вынуждены мучить, пытать и унижать своих собратьев по несчастью для сохранения своего особого статуса в неформальной иерархии.

Насилие в сообществе несовершеннолетних заключенных объясняется и психологическими особенностями подросткового возраста, и социокультурными причинами. Все это неизбежность для однородных по возрасту и полу групп. В условиях же затворенности и отгороженности от “вольного мира”, где живут малые и старые, взрослые и подрастающие, насилие и жестокость приобретают крайние формы.

Из пенитенциарных заведений наши дети и подростки выходят нравственными и физическими калеками. С переломанными ребрами, отбитыми почками, туберкулезом, с нарезками и наколками по всему телу. С сексуальными извращениями и изломанной психикой... Здесь разрушается человеческая личность. Здесь становятся существами, неспособными жить на воле.

Российские “фабрики преступности” не исправляют человека, а делают его настоящим разрушителем жизни. Не только своей, но и чужой. Последствия такого “исправления” гораздо опаснее и страшнее самой преступности.

* * *

Насколько можно судить по воспитательным колониям, которые посетили сотрудники Центра в последние два-три года, здесь происходят явные перемены к лучшему. Все большую роль начинает играть школа, которая была отдушиной и в жизни малолеток 70-х – 80-х годов. Школа, нелюбимая большинством детей на свободе, в неволе становится глотком свободы, радостью. В учителях воспитанники колоний вдруг обнаруживают отзывчивость, душевность и доброту. Они видят людей, которые переживают за них, любят просто так — “ни за что”.

Большинство воспитанников отстает в развитии, многие из них приходят в колонию, едва зная таблицу умножения и умея кое-как писать. Если в прошлые годы в колониях в основном были старшие классы, то теперь все чаще приходится открывать 5-4 класс, и даже 2-й.

Подростки говорят, что учителя для них все равно что мама или папа, они помогают им поверить в себя, увидеть, что они тоже могут чего-то добиться. Не сразу, постепенно, но могут.

Из сочинения Дмитрия Кодина (Брянская ВК)

“Наша школа ничем не хуже “вольной”: цветы, чистые парты, стенды. Но главная ценность в школе — это учителя. Мне трудно кого-либо выделить, чтобы не обидеть остальных. Если бы на воле у меня были такие учителя, может быть, я и не попал бы сюда. Они понимают, что многого мы не знаем, помогают наверстать упущенное. Никто здесь на тебя голос не повышает. Здесь я понял, что у меня есть способности, почувствовал даже гордость: да, я могу учиться хорошо”…

* * *

Удивительно, что такого внимания и заботы дети в своих прежних школах — на воле — не ощущали. И еще: сильных, талантливых педагогов-подвижников школа за решеткой привлекает гораздо больше, чем вольная школа.

* * *

Дима Косов – старший ребенок в многодетной семье, кроме него у матери еще восемь детей. Пока глава семьи был жив, семья не нищенствовала. Но случилась трагедия – отец Димы умер, а государственное пособие на десятерых иждивенцев не превышает сейчас одной тысячи рублей в месяц. Да и те приходится выбивать у чиновников службы социального обеспечения.

Дети подрабатывали продажей газет, но денег даже на скудное пропитание все равно не хватало. На преступление Дима пошел от отчаяния – надо было отдавать долг, занял он у приятеля 70 рублей, чтобы купить хлеба и молока для младших братьев и сестер.

Вот история его преступления. Во время занятий в школе, которую Дима бросил после восьмого класса, он зашел в раздевалку, снял с себя драную куртку, а вместо нее надел другую – поновей. Куртку подростки (в краже участвовало еще трое друзей Димы) продали на рынке за 800 рублей. Поймали “преступников” на следующий же день. В школе после уроков обнаружилась пропажа и Димина старая куртка. Чья это куртка, узнать было несложно. Мать Димы, ничего не подозревая, в милиции сразу ее опознала.

Вначале с подростков взяли подписку о невыезде. На следствии Дима сразу признался в том, что идея украсть куртку пришла в голову именно ему, и, таким образом, стал главным обвиняемым…

Расследование дела о краже куртки уже подходило к концу, но следователь Кузнецова – “вообще-то добрая тетя”, так сказал о ней потом Дима, – вдруг решила, что главаря и явно будущего бандита надо упечь в тюрьму, поскольку суд его туда вряд ли отправит. При закрытии дела “добрая тетя” приняла решение: изменить меру пресечения главному виновнику преступления: пусть, дескать, посидит, ума наберется.

Так Дима Косов оказался в камере саратовского СИЗО.

28 января Диму арестовали, на 28 февраля был назначен суд. Но вначале Дима заболел в СИЗО желтухой, и рассмотрение дела отложили на месяц. Только он поправился, как последовал новый диагноз – туберкулез. Судебное заседание снова отложили. В промежутке между желтухой и туберкулезом у Димы обнаружилась еще одна болезнь – стала гнить левая рука, от инфекции, подхваченной в камере. Необработанная вовремя рана обернулась гангреной, возникла угроза ампутации. Во время операции тюремные медики задели сухожилие. Чудом спасенная рука начала сохнуть.

Судебное заседание по делу о краже куртки состоялось в июне. Перед судьями предстал абсолютно больной, морально и психически подавленный подросток. Подельники на суд не явились. Впрочем, никого это не обеспокоило, поскольку статья уголовного кодекса, по которой они обвинялись, подпадала под амнистию. Назначили Диме два года условно и тут же амнистировали.

Корреспондент газеты “Саратовские вести” Ева Юсупова, рассказавшая эту историю, заканчивает ее так:

“Маме Дима сказал, что пока сидел в тюрьме, о многом передумал и многое понял. В жизни для него теперь самое главное – свобода. А еще близкие и… хлеб.

Не слишком ли дорогую цену заплатил Дима за свое прозрение? И не проглядывает ли в этом случае болезнь самого общества? От иных взрослых мы нередко слышим, что по половине сегодняшних юнцов тюрьма плачет. Мы боимся детей. И поэтому за любую провинность готовы отправить их в тюрьму. А какими они оттуда выйдут – вроде бы и не наше это дело.

Но Диме сейчас не до наших рассуждений, ему бы здоровье поправить. А что думает по этому поводу “добрая тетя” – следователь Кузнецова? Неужели не знала она, куда отправляет мальчишку? Хотя Бог ей судья. Доброту к мундиру не пришьешь”.

Из сценария радиопередачи “Облака”.
18 сентября. 2000 г.

 

* * *

Сегодня представители любого ведомства охотно соглашаются с тем, что условия содержания заключенных – бесчеловечны, гибельны. Но за согласием немедленно образуется пустота, когда задаешь вопрос: что ваше ведомство, конкретно вы, можете сделать, чтобы спасти людей, от неизлечимых болезней, от смерти? “Конкретно от меня, – отвечает судья (следователь, прокурор…), – ничего не зависит… денег нет, законы такие, что приходится людей отправлять в тюрьму… ”

Возьмем реальный случай: пацан с голоду украл несколько пачек пельменей “Ням-ням… И вот следователь выписывает ему постановление на арест, прокурор дает санкцию, судья отказывается изменить меру пресечения… Они разве не знают, куда он попадет? Не понимают, что отправляют его не просто “в места содержания под стражей”, а на эшафот? Оттуда он выйдет калекой. Погибнет – тоже нередкий случай. Как же у Вас сердце не дрогнет – ведь у самих дети: за “Ням-ням” – смертную казнь?

Хочу спросить: в чем причина Вашего жестокосердия? Не надо только ссылаться на обоснованность и законность ареста. Это мы уже проходили: был бы человек, а норма найдется.

И если Вы в очередной раз не услышите вопроса, то и я вм скажу: это конкретно в судья (следователь, прокурор…) отвечаете за уничтожение людей в газовых камерах СИЗО. И место Ваше – на продолжении Нюрнбергской скамьи. Потому что по уровню страданий человеческих то, что происходит в наших СИЗО, – в одном ряду с нацистскими и сталинскими лагерями смерти.

Валерий Абрамкин. Из брошюры “Приговор правосудию”.


За что сидим?

“Признаться честно, никак не ожидал, что кого-то заинтересует моя судьба (письмо Романа было прочитано в радиопередаче “Облака”). За два с лишним года я уже свыкся с мыслью, что всем на меня наплевать, кроме родителей и моих близких.

Я думаю, мало кто задумывался над тем, что заключенные тоже люди. Мы, также как и все остальные, способны чувствовать и любить, огорчаться и страдать. Хорошо еще, что есть такие люди как Вы, которые пытаются нас понять.

Многие думают, что если ты попал в тюрьму, значит, все – пропащий. Я с этим не согласен. Здесь сидят такие же парни, что и на воле. Многие из них не должны были бы попадать в тюрьму. И сидят они знаете за что? Вы не поверите – за мешок картошки, за трех кроликов или вообще за банку консервов”.

Из письма Романа Икаева. Брянская ВК. Июль 2000 г.

 

* * *

У нас в колонии за тяжелые преступления, связанные с убийством, тяжкими телесными повреждениями сидит всего 19 человек. За изнасилование – 24 человека. Остальные 220 человек (это 82%) за хищения личного или государственного имущества. Ущерб, чаще всего у них незначительный Забрались в ларек, набрали конфет, вина, выпили, попались. Кто-то велосипед из подвала вытянул.

Один воспитанник у деда 5 кроликов украл. Дед на него заявление вначале подал в милицию. Сейчас дед пишет, чтобы отпустили внука, но суд-то уже состоялся.

Из интервью с начальником Брянской ВК
Клещевым Вячеславом Владимировичем. Июль 1999 г.

 

* * *

В тюрьме сейчас сидит, в основном, класс неимущий, люди которые идут на преступления от голода. Это мелкие кражи и грабежи. Грабежи, конечно, звучит громко. Но по сути это те же кражи, но совершаемые на глазах у кого-то. Многие из них не представляют опасности для общества. Из нашего СИЗО в течение года около 800 человек из зала суда освобождается. Им можно было бы до суда назначать подписку о невыезде, залог, отпускать под поручительство. Особенно это касается несовершеннолетних.

Из интервью с начальником Брянского областного управления
по исполнению наказаний Пирожком Рэмом Михайловичем. Июль 1999 г.

 

* * *

В тюрьмы и колонии попадают, в основном, беспризорные, голодные дети. Многие из них воровали потому, что просто хотели есть.

Российскому же закону, к несчастью, безразлична причина преступления. Закон руководствуется “буквой”... А общество – идеей “Вор должен сидеть в тюрьме”. И при этом мало кто задумывается о причинах подростковой преступности и почти никто не знает, что представляют собой исправительные учреждения для несовершеннолетних.

А ведь даже при самом поверхностном знакомстве с ними, неизбежно возникает мысль: хорошо бы таких тюрем и воспитательных колоний вовсе не существовало.

Из книги “Малолетка сегодня”. М.: Центр “Содействие
реформе уголовного правосудия”, 1998 г.

* * *


Воруют почти все дети

По словам психологов, через мелкое воровство проходят почти все дети. Насколько справедливо это утверждение, мы решили узнать у наших читателей.

Ирина Хакамада, вице-спикер Госдумы. Я украла у одноклассницы красивую тетрадку и “биковскую” ручку. Родители девочки часто ездили за границу, и у нее всегда были такие красивые вещи, что устоять не было сил. Воровство выявилось, и мне было жутко стыдно. А два моих сына, когда им было 4 и 7 лет, украли у нас с мужем деньги. Пропажу мы обнаружили, а дети сразу признались, что купили две подзорные трубы. Пришлось серьезно поговорить.

Евгений Михайлов, губернатор Псковской области. Я довольно часто воровал по мелочи. Иногда залезал к матери в кошелек, но у нее всегда было мало денег, она меня одна воспитывала. Но чаще я с друзьями лазил за яблоками в чужие сады – мы специально ездили в ближайшие деревни. Нам казалось, что становимся настоящими героями, убегая от свирепых дядек.

Юрий Кобаладзе, управляющий директор инвестиционной компании “Ренессанс-Капитал”. Когда мне было 10 лет, я подговорил двенадцатилетнюю девочку украсть у родителей 25 рублей. Нам не хватало на реквизит для кукольного театра. А самому достать денег было негде. А так как сумма была достаточно приличной, то родители этой девочки сразу заметили пропажу. Мы даже купить ничего не успели. Конечно, ее наказали, и она меня выдала. Я был бит матерью.

Владимир Семаго, президент продюсерской компании “Вид”. Украсть у лоточницы пирожки в нашем дворе считалось спортивным достижением. А денег я никогда не воровал. А вот сын иногда может не отдать сдачу, “сэкономив” себе на мороженое. А однажды он поехал к репетитору, того не оказалось дома. Деньги за урок он не заплатил, но и нам их не отдал. Такая у него мораль.

Сергей Бабурин, лидер Российского общенародного союза. Что-то воровал, но что, где и когда – не помню. Просто мне кажется, что 100% детей обязательно что-нибудь крадут у родителей. У детей нет четкого разделения – мое, наше и чужое. А сыновей своих я воспитал так, что у них нет нужды воровать. У них полная вседозволенность.

Игорь Иртеньев, поэт. Я со стола таскал. Вообще-то, все дети всегда берут что-то без спросу из соблазна. Это не криминально, с возрастом проходит.

Владимир Рыжков, депутат Госдумы. По огородам часто лазил, особенно за клубникой “Виктория” – очень крупный сорт. Еще таскали горох, огурцы, яблоки. Наверное, больше всего нас привлекало чувство опасности, приключение. А за свою Наташку уверен, что она так шалить не будет.

Сергей Юшенков, зампред комитета Госдумы по безопасности. Я рос в деревне, и забраться в чужой сад считалось доблестью. Однажды ворованные яблоки я принес домой. С тех пор патологически не могу взять что-то не свое и очень уважаю чужую собственность.

Дитмар Шуманн, замруководителя телеканала ZDF (ФРГ). Воровать не приходилось. Но детское воровство у нас тоже есть, особенно в восточных землях. Это в первую очередь связано с безработицей и наркоманией среди подростков.

Журнал “Власть”. Июнь 2000 г.

* * *


Из интервью с отцом Михаилом, настоятелем Знаменского собора г. Ардатов Нижегородской епархии

“Это не преступники, а жертвы. Жертвы катастрофы, вроде Чернобыльской. Там взорвался ядерный реактор. А здесь взорвалось зло социальное, зло, накопившееся в обществе. И это пострашнее радиационного облучения...

В ветхозаветные времена приносили в жертву агнцев для искупления вины всего народа... И возникает такое чувство, что наши дети приносятся в жертву, как те ветхозаветные агнцы. Взрослые не понимают этого. И основную тяжесть этой жертвы несут дети.

Большая часть ребят попадает в тюрьму случайно или в силу трагических обстоятельств в жизни. На исповеди они рассказывают о неописуемых фактах жестокости... Отчим на глазах у ребенка в пьяном угаре выбивает глаз матери, бьет детей, выгоняет их на мороз... Одного нашего воспитанника будят среди ночи: вставай, там мать твоя повесилась. Входит он в сарай и видит: мать лежит мертвая, уже снятая с петли. Вы представляете себе, что в этот момент происходило в его душе.

У другого воспитанника — шрамы на теле: отчим, в качестве воспитательной меры использовал изуверский метод “воспитания”, проглаживал его раскаленным утюгом в наказание за какую-то мелкую провинность или просто за то, что он ему надоел... Пьяная оргия изо дня в день разворачивается в доме, спившаяся, совершенно опустившаяся мать приводит каких-то темных людей с улицы, потом начинается очередная оргия разврата, пьянства на глазах у его малолетних братьев, сестер...

И единственный выход — это бежать на улицу. Но куда им бежать?..

Когда интересуешься — за что тебя посадили? — то чаще всего за самые незначительные кражи. Кто-то велосипед украл, кто-то залез в школьную столовую, украл колбасу, другие киоск какой-нибудь обокрали, залезли в садовый домик, вытащили несколько банок солений и прочее. За что, собственно, их сюда посадили, за что? За то, что ребенок хотел есть? Понимаете, это трагедия... Нет человека вообще безгрешного, всегда можно найти, за что его упрятать за решетку. Помните старую истину — от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Каждый может споткнуться, каждый, буквально. И я, и вы. Это может быть случайное преступление, что угодно. Я уж не говорю про те преступления, за которые сажают детей.

Но любое несчастье — это всегда и повод для милосердия, повод для спасения человека, который обратил внимание на эту беду... Христос заповедовал: посещать заключенных в тюрьмах, накормить голодных, одеть раздетых... В Евангелии так сказано о блаженстве: “Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут”. Я уверен, что любая, самая маленькая лепта Богом не будет забыта и воздастся сторицей тем, кто откликнется на призыв о помощи бедствующим подросткам...”

Помощь оказывают люди нуждающиеся, сами находящиеся в беде.

Отец Михаил (Резин), настоятель Знаменского собора Нижегордской епархии, основатель благотворительной общественной организации “Сретенье”, опекающей подростков Ардатовской ВК.

“Когда в “Облаках” рассказали о нуждах воспитанников Ардатовской колонии, мы стали получать переводы и посылки со всей России, начиная от нашей Нижегородской области до таких отдаленных мест, как поселок Нагорный Чукотского округа.

Но что характерно, помощь оказывают люди не богатые, не состоятельные, а сами нуждающиеся или находящиеся в беде. Ни одного не было случая, чтобы кто-то из богатых людей прислал посылку или перевод. Видимо, человек, оказавшийся в стесненных обстоятельствах, острее чувствует нужду или горе другого.

Известна притча о вдове, которая положила две лепты и которую Господь называл самой жертвующей. Ничего не изменилось с тех евангельских времен: осталась вдова, которая продолжает жертвовать свои две лепты и получает Царствие Небесное. А богатым войти в Царствие Небесное действительно труднее, чем верблюду пролезть сквозь игольное ушко.

В Ардатовскую колонию приезжал митрополит Николай Арзамасский-Нижегородский. Он просмотрел письма, которые пришли воспитанникам, бланки переводов и сказал: “Пока в простых русских людях есть такая отзывчивость, такая способность откликаться на зов о помощи нуждающимся и заключенным, особенно детям, русская земля не погибла. И она будет еще стоять и стоять, и переживет многих. Давно уже во многих странах, которые называются цивилизованными, нет такой отзывчивости людей, готовых отдать последнее”.

Любой факт несчастья — это всегда повод для милосердия, повод для спасения человека, который откликнулся на беду. Не бывает беды без зеркальной возможности блага. Так Господь устроил мир.

Я призываю всех, кто верит в Господа нашего Иисуса Христа, верит в то, что им было заповедовано, кто верует в Евангелие, в Благую весть: помогите детям, оказавшимся в беде, будьте милосердными.