Плотность общества
Кристи Нильс. Плотность общества.
Перевод с норвежского Е.Рачинской. М.: РОО “Центр содействия
реформе уголовного правосудия”, 2001. – 140 с.
Невозможно понять общество, не понимая преступности.
Невозможно понять преступность, не понимая общества.
Данная книга представляет собой попытку разобраться
и в том, и в другом. В книге много говорится о преступлениях
и преступниках, тем не менее автор не ставит перед собой
задачу написать учебник по уголовному праву. Скорее,
это размышления об обществе с примерами из криминологии.
В книге проводится тонкое аналитическое исследование
ситуации с преступностью в Норвегии конца 70-х. Но она
имеет и более широкое значение. Кристи показывает, как
само устройство современного общества провоцирует рост
преступности; он полагает, что нам надо искать новые
решения проблемы.
В центре внимания автора – вопрос о целесообразности
крупных образований в обществе, будь то мегаполис или
известный на весь мир концерн. Замечают ли люди, что
они живут и работают среди людей, а не среди носителей
определенных функций? Могут ли они разглядеть в другом
человеке полноценную личность? Насколько сильна зависимость
людей друг от друга? Положительные ответы на эти вопросы
возможны только в обществе высокой плотности, где люди
воспринимают друг друга такими, как они есть, знают,
чего им ждать друг от друга, и тем самым они контролируют
поведение друг друга. Какую степень плотности общества
предпочтем мы?
Впервые книга вышла в 1975 году и с тех пор неоднократно
переиздавалась, с уточнением фактов и статистических
данных.
Книга представляет интерес не только для специалистов,
но и для широкого круга читателей, предлагая новый взгляд
на, казалось бы, известные вещи.
Фрагмент из книги
“Правильного” определения преступления или насилия
не существует. Но существуют в жизни общества ситуации,
которые в большей степени, чем остальные, создают предпосылки
для формулировки необходимых определений.
Необходимых кому?
Исходя из моих собственных ценностей, я могу дать только
один ответ на этот вопрос: необходимых жертвам преступлений,
необходимых слабым.
Но подобного ответа недостаточно. Кто такие “слабые”?
Какие нужны меры, чтобы предотвращать различного рода
преступления? На этом надо остановиться подробнее.
Необходимо, чтобы слабые, не обладающие никакой властью,
по крайней мере имели возможность быть услышанными.
Если мы снова обратимся к примеру концентрационного
лагеря или вспомним эксперимент Милгрэма, то мы увидим,
что страдания заключенных и гипотетических “жертв” были
возможны именно потому, что они не могли довести до
сведения власть предержащих свой взгляд на происходящее.
Если узнику концлагеря удавалось рассказать о своих
чувствах охраннику, он тотчас же оказывался в куда более
безопасной ситуации. В августе 1974 года я получил письмо
от бывшего узника “югославских лагерей” Цвейи Йовамовича.
Я получил разрешение опубликовать часть этого письма.
Оно написано по-норвежски и печатается без изменений.
Банья Ковыляча, 10.VIII. 1974
Дорогой друг Нильс Кристи!
Я один из бывших узников концлагерей в Норвегии. Я
был во многих лагерях: сначала – в Карашоке, потом –
в Осене, Коргкене, Потхюсе в долине Салтдал и в лагере
“Полярный круг”. За время пребывания в лагерях я выучил
норвежский, опираясь на свои познания в немецком. За
бараком охранников в лагере Осен в январе 1943 года
я нашел небольшую книжицу “Eiserne portion des norwegisches
Sprache” , которую немцы выпустили для своих солдат,
находящихся на территории оккупированной Норвегии. С
помощью этой книги я сделал первые попытки изучить язык.
Разумеется, тщательно скрываясь. После каторжных работ,
усталый и голодный, я сидел по ночам и читал, пробовал
писать. Выдаваемые каждый день крошечные порции маргарина
я припрятывал, чтобы делать из него свечки.
Однажды в понедельник, в феврале, мы шли из лагеря
на работу. Шли мы большой колонной, поделенной на группы
по десять человек. Позади каждой группы шел охранник.
Я шел в группе последним. Наш охранник, шедший позади
меня, крикнул своему товарищу, спина которого мелькала
далеко впереди:
– У тебя есть спички?
– Нет, – ответил тот.
У меня спички были, несмотря на строжайший запрет.
Я вынул их из кармана, обернулся и сказал:
– У тебя есть спички?
Потом я протянул ему коробок:
– Пожалуйста!
Он взял и немного погодя сказал:
– На, возьми сигарету.
Я взял сигарету, которую он прикурил, потушил ее и
спрятал в спичечный коробок. Потом мы добрались до места
и начали работать. Он стоял надо мной, с автоматом,
спущенным с пускового крючка, “на полной изготовке”,
и поглядывал в сторону, откуда мог появиться офицер
СС. Мы разговорились. Я работал у небольшого холма,
на котором он стоял. Он спросил меня, как я сумел “так
хорошо” выучить норвежский. Я ответил, что говорю плохо,
я всего лишь начинающий, самоучка, и что я первый раз
говорю с кем-то по-норвежски… Я рассказал ему, как я
нашел книгу и т.д. Мимоходом я сказал ему, что я учитель…
Он спросил меня, за что меня взяли, почему послали в
Норвегию, начал расспрашивать о моей профессии, семье,
детях и т.д. …”
Произошло неизбежное. Заключенный мог говорить, объяснять,
между ним и охранником возникла связь, и тем самым он
смог донести до охранника свое собственное определение
ситуации. Знание слов помогло ему заставить охранника
дать новое определение заключенного как человека и новое
определение охранника, который проявит бесчеловечность,
если нанесет заключенному вред. То же самое происходило
в лаборатории Милгрэма. Чем ближе “жертва” оказывалась
к “преступнику”, тем больше шансов, что тот в своем
сознании определит содеянное (электрический шок) как
преступление, а не как помощь науке.
Если обобщить все сказанное выше, можно сделать следующий
вывод. Существуют два условия создания ситуации, выгодной
для жертвы. Это физическая близость и развитие личностных
отношений. Мы возвращаемся к тому, о чем я писал в главе
о типах общественного устройства. Там, где стороны удалены
друг от друга и где они перестают воспринимать друг
друга как личность, слабым трудно достучаться до сильных
и выработать общее с ними понимание ситуации. При наличии
близких и личностных отношений власть предержащим труднее
не замечать слабых и не принимать во внимание, как те
воспринимают сложившуюся ситуацию.
Власть предержащие могут применять насилие, если это
соответствует местным обычаям. Но если их поступки не
коренятся в местных обычаях, вполне возможно ограничить
применение насилия в общественной системе, в которой
существуют все необходимые условия для того, чтобы обе
стороны давали одно и то же определение подобным действиям.
|
