|
Ю.И.
Калинин
Время конструктивных решений.
Текст подготовлен по стенограмме беседы
заместителя министра юстиции Ю.И.
Калинина с директором Общественного Центра содействия
реформе уголовного правосудия В.Ф.
Абрамкина (21 августа 1998 г.).
С первых дней работы по передаче системы исполнения
уголовных наказаний из МВД в Минюст самым главным для
нас стал вопрос о снижении численности заключенных,
содержащихся в исправительных колониях и следственных
изоляторах – СИЗО. Без решения этого вопроса вывести
уголовно-исполнительную систему (УИС) из нынешнего критического
состояния невозможно.
Почему у нас так много заключенных? Почему запредельно
переполнены СИЗО? Главная причина здесь кроется в проводимой
уголовной политике, в практике судебно-следственных
органов. Сейчас практика следственной работы такова,
что человека (подозреваемого, обвиняемого в совершении
преступления) стараются во что бы то ни стало засадить
в следственный изолятор. Возраст, семейное положение,
наличие работы, в первый раз он задерживается, не в
первый раз – все это для следователя не играет никакой
роли. Раз попался – пусть сидит. На всякий случай.
Сегодня в следственном аппарате МВД РФ более 60% следователей
вообще не имеют юридического образования. У большинства
из таких следователей одно на уме – засадить человека
за решетку. Они чувствуют себя борцами за правое дело,
какими-то мстителями даже. А вот, чтобы разобраться,
что это за человек, с которым им приходится работать,
для этого у них нет ни времени, ни желания, ни подготовки.
Посадил в тюрьму – и порядок.
Конечно, на это прежде всего влияет система их отчетности:
ведь главный показатель, по которому оценивается их
работа, – раскрываемость преступлений. В Москве, например,
раскрываемость сейчас составляет 92 процента. Вот поэтому-то
у нас так много народа сидит в СИЗО за малозначительные
преступления. Тех, кто такие преступления совершил,
для галочки туда отправляют, для повышения процента
раскрываемости.
Второе. С каждым годом увеличивается число лиц, числящихся
за судами. На сегодня их уже более 60% от общего количества
заключенных СИЗО.
Нужно с судами что-то делать. Суды вообще никому не
подконтрольны. Они сейчас стали чем-то вроде индийской
священной коровы. На наши обращения, на обращения прокуратуры
им наплевать. Я с председателем Верховного суда Лебедевым
несколько раз этот вопрос обсуждал. Он говорит: “Я же
не могу повлиять на суды, они независимы...” Квалификационные
коллегии, бывает, кого-то лишат судейских полномочий,
отстранят от должности за волокиту, но это единичные
случаи. Да, суды плохо финансируются, это верно. Но
для того, чтобы написать приговор, вовремя вынести определение
– для этого не так много денег нужно. Все зависит от
того, как судья относится к своему делу.
Вот эти темы средствам массовой информации
надо бы раскручивать. Надо ориентировать на них общество,
чтобы показать реальные причины катастрофического положения
в СИЗО, в УИС в целом и искоренить их. А мы только и
знаем что твердить: в тюрьме все плохо. Да, плохо, и
будет плохо, и еще хуже будет. Программа по
строительству новых СИЗО, принятая правительством, у
нас не выполняется – денег из федерального бюджета не
дают.
Особенно тяжелое положение в СИЗО. И тут от нас мало
что зависит. В колониях у нас все-таки больше прав и
возможностей: там мы можем применять условно-досрочное
освобождение – УДО, расконвоировать осужденных. В СИЗО
мы ничего не имеем права сделать, там мы только охраняем,
надзираем. Изолятор является объектом уголовно-процессуального
законодательства. Следователь человека туда отправил,
и без следователя мы к нему даже подойти не можем. В
суд он попал, он уже числится за судом, и без разрешения
суда мы тоже ничего не можем: ни на свободу выпустить,
ни свидание разрешить, ни дополнительных посылок или
передач – все решает следователь или судья.
Сейчас действуют две нормы, которые дают право начальникам
СИЗО освобождать без согласования со следователем заключенных,
которым не продлен срок содержания под стражей. Вот
этими нормами мы и пользуемся. В Нижегородском СИЗО
освободили более 300 человек. Один только исчез. Все
остальные прошли предварительное следствие, суд, никуда
никто не убегал, жили дома, приходили вовремя по повесткам.
Так был смысл загонять в изолятор эти три сотни человек?
Нет. На следствие их изоляция повлияла? Нет. На суд?
Тоже нет. Обычно в постановлении пишут: “Может скрыться
или помешать проведению следствия”. Так эти 300 человек
жили в условиях свободы, не скрылись и следствию не
мешали, хотя общались с подельниками, а, возможно, и
с потерпевшими. Все это не повлияло на качество следствия
и суда... Зачем же их было сажать?
Теперь о туберкулезе. Сейчас у нас 75 тысяч больных
с открытой формой туберкулеза. Каждый год их число растет.
(На 1.01.2000 их стало 94 тысячи.) Если не снижать численность
заключенных, то камеры, где сидят наши заключенные,
так и останутся газовыми камерами. Отделить туберкулезников
от здоровых заключенных, рассортировать их – нет никакой
возможности. Выходит, мы создали своего рода инкубатор
по выведению палочек Коха. И никакая профилактика, никакие
новые препараты при такой скученности не помогут...
Я бы не хотел далее развивать темы традиционные, которые
связаны с положением в СИЗО и колониях, с проблемой
недоедания и туберкулеза. Об этом уже столько сказано,
а воз и ныне там, и с места мы его не сдвинем, если
каждый год будем получать прибавку в 70-80 тысяч новых
подследственных и осужденных, если будет продолжаться
такая следственно-судебная практика, о которой я говорил.
Что мы можем сделать, если сегодня 45 тысяч человек
в следственных изоляторах содержится с нарушением установленных
законом сроков? А еще 24 тысячи внутренними войсками
не этапируются, потому что перевозки заключенных их
больше не волнуют, у них свои проблемы... А еще 60%
ожидают судебного приговора, который неизвестно когда
состоится...
Какие мы сейчас принимаем меры по сокращению численности
заключенных и осужденных. Нами подготовлены и направлены
через правительство в Государственную Думу предложения
по изменению некоторых статей УПК РСФСР. (Эти предложения
вошли в проект федерального закона “О внесении в некоторые
законодательные акты Российской Федерации изменений
и дополнений по вопросам уголовно-исполнительной системы”,
одобренный в первом чтении Государственной Думой 19.05.2000
г.)
Вот некоторые из них. Мы считаем, что если за преступление
уголовный закон предусматривает наказание не свыше 2
лет, такую меру пресечения, как взятие под стражу, вообще
надо запретить применять. Тогда значительное количество
обвиняемых не будет попадать в СИЗО. Кстати, в действующем
УК РФ подобные преступления относят к малозначительным
и не опасным для общества.
В Думу выносится вопрос об ограничении сроков рассмотрения
уголовных дел в судах. Это наша старая хроническая болезнь.
Три, четыре, пять, шесть лет люди числятся за судом,
и никто не знает: когда же их дело будет рассмотрено.
Еще надо расширить применение альтернативных
видов наказания. Я предлагаю нашим юристам: давайте-ка
пересмотрим статьи уголовного кодекса, может быть, в
каких-то случаях достаточно альтернативного наказания,
не связанного с лишением свободы. Если рецидив среди
амнистированных всего 2%, то целесообразно ли подобных
людей загонять за забор? Оппоненты мне отвечают:
ну вот, вы знаете, людей осуждают к исправработам, а
они опять совершают преступления. Отсрочку наказания
давали, а многих из них все равно потом сажать приходилось.
Ну да, кто-то из осужденных, получивших наказание,
не связанное с лишением свободы, будет вновь совершать
преступления – куда от этого денешься? Но нельзя же
столько людей загонять в тюремную систему! Тюрьма ведь
у нас такая, что никого не перевоспитывает, не дает
ничего положительного. Я, честно говоря, не очень-то
верю в возможность перевоспитания человека тюрьмой.
Я сейчас одного хочу. Чтобы мы нашли возможность как
можно меньше людей загонять за решетку. В тюрьме
должны сидеть только те, кто совершил действительно
опасные для общества преступления.
У нас годовой поток заключенных, проходящий через СИЗО
– более 1 миллиона человек. В колониях сидит более 700
тысяч. Это, в основном, люди среднего возраста, примерно
30-32 года. Что такое для государства прокачка вот такого
количества людей через тюрьмы и лагеря? Сколько у нас
миллионов трудоспособных мужчин? 36 миллионов. Ну и
что же получается – какая у нас перспектива? Мы
говорим: надо строить правовое государство, рыночную
экономику, воспитывать нового человека. А человек-то
этот у нас скоро весь будет профильтрован через изоляторы
и колонии вот при такой уголовной политике. Какой же
рынок, какое правовое государство с таким “казарменным”
человеком, прошедшим через тюрьму, построишь?
Есть еще один момент. В свое время мы осужденных за
неумышленные преступления направляли в специальные колонии-поселения.
Было несколько таких экспериментальных колоний в Союзе.
Одной из них я командовал. Там было 2,5 тысячи человек,
категория нормальная, осложнений и проблем почти не
возникало. И в то время это была дешевая рабочая сила:
сконцентрируют 2-3 тысячи, и они работают. Затем кому-то
ударило в голову – мол, карательная функция при наказании
этих людей ослаблена. И решили: если осужденный приговорен
к сроку до 5 лет лишения свободы, оставлять его в колонии-поселении,
если срок свыше 5 лет – отправлять в обычную колонию.
А таких, у кого срок свыше 5 лет, сейчас более 20 тысяч.
Какой же смысл гнать их в тюрьму, если для них и колония-поселение
довольно тяжелое наказание. Ведь все это впервые судимые
за неумышленные преступления, в основном, транспортные.
Так где же целесообразность? Мы сейчас выходим
с предложением – за неумышленные преступления людей
в места лишения свободы не направлять, они должны отбывать
наказание только в колониях-поселениях. Да и вообще,
нужно создавать колонии, где часть людей была бы выведена
из-под охраны. Чтобы они жили поближе к свободе, ближе
к нормальным условиям.
Необходимо пересмотреть вопрос о стимулирования правопослушного
поведения осужденных, расширить возможности для их условно-досрочного
освобождения. Никто еще не отмерил человеку срок в соответствии
с его установками и личностными качествами. Никто из
ученых еще не исследовал проблему: сколько человеку
нужно сидеть в тюрьме? Ну дали ему 10 лет. Когда наступает
пик, на котором можно и нужно человека освободить? Через
год, через два, через пять лет? Это ведь зависит, прежде
всего, от его личностных качеств. А у нас все страшно
заформализировано: когда человека к УДО представлять
– зависит прежде всего от статьи УК, по которой он осужден.
За статьей не видят человека. Дозировка наказания –
вопрос серьезный. А кем он изучается? Криминологи у
нас молчат, социологи молчат, психологи молчат, педагоги
молчат. А нужно их заставить изучить эту проблему, привлечь
творческие силы, чтобы изменить лицо тюрьмы. Если останемся
на наших традиционных началах, придем к тому, что кормить
заключенных будет нечем, одевать будет не во что, туберкулез
будет распространяться сверх всякой меры.
Мы хотели бы уточнить “Концепцию реорганизации УИС”,
подписанную ранее Президентом.
Я считаю, что в нашей уголовно-исполнительной
системе должен остаться тюремный блок, но только для
опасных преступников, т.е. относительно небольшого количества
заключенных. Далее должны быть учреждения полуоткрытого
типа: с отпусками, с возможностью выходить на волю и
там работать, например, а вечером возвращаться в учреждение.
С 1992 года у нас отменены ограничения на переписку,
на наказания в виде лишения посылок, свиданий, введены
телефонные переговоры, отпуска… Когда мы выступили с
этой законодательной инициативой, нам говорили: что
вы предлагаете? – да они у вас разбегутся, никто не
вернется из отпуска. Ничего подобного. Единицы не возвращаются.
А в результате психологический климат в колониях разительно
изменился. Уже 6 лет люди выезжают в отпуск, у них меняются
внутренние установки, меняется и отношение основной
массы заключенных к нашей системе. Значит, и
дальше надо идти в том же направлении, чтобы человек
меньше был ограничен забором. Нужно думать о создании
учреждения, в которых часть заключенных будет содержаться
без охраны, жить ближе к свободе, ближе к нормальным
условиям.
Итак, оставляем сильно сокращенную структуру, в которой,
хотя и сохраняется изоляция, но значительно больше открыта
в сторону воли, чем сейчас. Но далее необходимо
создать структуру для тех, кто получил наказание, не
связанное с лишением свободы – что-то вроде службы пробации
на Западе. У нас ведь так: осудили человека к альтернативным
видам наказания – и все: он больше никому не нужен.
Вот тогда и меньше будет преступлений со стороны тех,
кто приговорен к условному сроку, к исправработам и
т.д.
Еще нужна служба реабилитации освободившихся.
Сейчас вышел человек на свободу – ни контроля за ним,
ни надзора. Почему у нас нет службы, которая бы занималась
этими людьми? Если такую службу организовать, я думаю,
государству дешевле обходилась бы вся наша система.
Да и в социальном смысле это тоже дало бы большие плюсы.
К вопросу о реабилитации. Получается, что 5-6-8-10
лет человек отсидел, потерял все социальные навыки общения
с нормальной средой, да еще надо учесть динамику нынешних
изменений в обществе: тут и вольный человек за всем
не поспевает. Я считаю: не надо наглухо человека
изолировать, не надо. Ведь завтра перед нами проблема
его реабилитации будет стоять острее. Реабилитация должна
начинаться с первого же дня, как только он попал под
следствие, оказался в СИЗО.
Меня недавно спросили про законопроект о контроле общественных
организаций за СИЗО и колониями. Я ответил: вы знаете,
если это будет только контроль, то я против. У нас контролеров
столько развелось, что мы не успеваем поворачиваться.
И потом – что контролировать? Мы и сейчас прозрачны
настолько, что все наши проблемы видны, как на ладони.
С этого года и эксперты Совета Европы будут проверять
наши тюрьмы. Я отношусь к этому положительно. Тюрьма
должна стать еще прозрачней.
Но давайте реально смотреть на вещи: что изменится
от этого общественного контроля? Шума, конечно, от контролеров
больше будет, крика больше будет: “У нас все плохо...
у нас на питание одного заключенного в сутки из бюджета
всего 70 копеек выделяется...” Ну пошумим, покричим,
от этого пайка заключенного не увеличится...
Время сейчас такое, что не кричать надо, а
искать конструктивные решения, работать надо, крутиться
как на пожаре: есть у тебя багор – багром тащи, есть
ведро – беги за водой... А криком, да шумом пожар не
затушишь...
|
