Значение минимальных Правил ООН обращения с заключенными
и Европейских тюремных правил для процесса нормализации
Моника Платек
Институт Уголовного Права,
Варшавский Университет
(Из книги “Руководство по обучению сотрудников
исправительных учреждений Молдовы”, Польская Ассоциация
Правового Образования, Варшава, 1997.)
“Закон приводит виновного в тюрьму, он должен его
и там сопровождать”. Эта фраза Е. Деказе из отчетов
ХIХ века о состоянии тюрем все еще актуальна и является
свидетельством нашего стремления к справедливости.
Когда речь идет о наказании изоляцией, затрагивается
как суть самого закона, так и института тюрьмы. Необходимость
применения закона, а особенно уголовного, несомненно,
обоснована.
Сотни лет тому назад были придуманы всякие уловки для
обоснования наказания лишением свободы. По мере того,
как прибавлялось знаний о нежелательных последствиях
тюремного заключения, росла потребность в процедурах
и нормах, минимализирующих ущерб, причиняемый таким
наказанием. Возникали они по мере появления соответствующих
норм закона и введения пенитенциарной политики.
Уголовный закон, реагируя post factum на отклонения
от норм общественного поведения, источники которого
следует искать вне его самого, имеет мизерные возможности
мотивирования общественного поведения. Оперируя наказаниями,
которые считаются негативными средствами управления
(обществом), закон, особенно наказывая лишением свободы,
грозит, в случае неразумного использования, нарушением
основных прав человека, таких, как право на свободу,
развитие, жизнь в семье, право на труд и т.д. Следовательно,
ясным становится, почему наказание лишением свободы
ограничивается условиями и нормами закона, в том числе
международными.
Следует помнить также, что данное абстрактное правило
закона, моральная или бытовая норма будут действовать
по-разному в разных общественных системах, но даже в
определенной общественной системе одни и те же законы
и общественные нормы могут действовать по-разному. Можно
ожидать, что в определенных общественных условиях, где
обязывают определенные внутренние нормы и определенная
политика исполнения наказаний, международные нормы могут
быть либо пустым звуком, либо инструментом рациональной
общественной инженерии.
Стандартные минимальные правила обращения с заключенными
(далее называемые СМП) и Европейские тюремные правила
(ЕТП) являются примерами таких международных норм (Standard
Minimum Rules for the Treatment of Prisoners, New York
1984; European Prison Rules. Rekomendation No. 8713
Adapted by the Commitet of Ministres of the Council
of Europe on 12 February 1987 and Explanatory Memorandum,
Strasbourg 1987). “Нормализация” это новая форма пенитенциарной
политики, применяемой вместо преобладающей еще повсеместно
системы “ресоциализации”. Разница между ними в основном
заключается в том, что первая является правом заключенного,
а вторая его обязанностью. Главной целью “ресоциализации”
является воспитание заключенного, переформирование его
в общественно-полезного человека. Нормализация подчеркивает
необходимость приблизить условия в тюрьме к условиям
в открытом обществе, что должно облегчить возврат заключенного
в общество.
Само название статьи и связанные с ней задачи затрагивают
несколько основных вопросов, касающихся цели приговора
и цели исполнения наказания, адресата процедурных и
исполнительных норм уголовного закона; назначения исправительных
учреждений. На этом фоне постараюсь представить принципиальные
отличия СМП от ЕТП, их положительные и отрицательные
черты и их значение для процесса нормализации.
Цели наказания лишением свободы
Эта тема не новая и, казалось бы возвращаться к ней
не имеет смысла, тем более, что представляя цели наказания
лишением свободы, обычно одновременно их критикуют.
Прежде чем перечислить эти цели, следует обратить внимание
а отличие цели определения приговора от цели исполнения
наказания. Картина довольно неясная. Это следствие ханжества
уголовного закона. В уголовном кодексе упоминаются три
цели наказания: отплата, общее предупреждение, индивидуальное
предупреждение (в польском уголовном кодексе говорится
об этом в статье 50,1). Оппоненты такого раздела бесконечно
повторяют, что эти цели противоречивы. Его сторонники
утверждают, что они друг друга дополняют. Сторонники
отплаты имеют в виду не столько ее саму, сколько заботу
о том, что однако она часто выходит за эти рамки. В
свою очередь, критики общего предупреждения, ссылаясь
на эмпирические исследования, доказывают, что так обозначенная
цель наказания слишком амбициозна. Подчеркивают при
этом, о чем я уже упоминала, что возможности воздействия
на общественные процессы при помощи уголовного закона
очень невелики. Эти возможности должны включать масштаб
задач, которые должен выполнять закон. Принимая общее
предупреждение за цель наказания лишением свободы, следует
отметить роль уголовного закона как источника информации
о поведении заслуживаю ем порицания. Таким образом,
суровость приговора имела бы второстепенное значение
по сравнению с самим актом неодобрения, каким явилось
бы наказание.
Проблема однако состоит в том, что эта цель в действительности
становится аргументом для повышения меры наказания.
Каждая попытка обосновать наказание лишением свободы
целью индивидуального предупреждения кончается поражением.
Политика перевоспитания является доказательством неправильности
тезиса о положительном эффекте заключения. Она была
широко представлена в рамках идеологии treatment, у
нас известной как идеология терапии или перевоспитания.
Признано, что тюрьма скорее вредит и только в исключительных
случаях при наличии многих специфических условий – может
помочь.
По мнению практиков, заключение в тюрьму как средство
отплаты изжило себя либо потерпело поражение. Работники
тюрем признают, что их работа была бы лишена смысла,
если бы единственной целью ее была бы отплата. Признают
также, что тюрьма не выполняет своей отпугивающей функции.
Она доказала свою неэффективность как средство охраны
общества, подвела как инструмент общественной реабилитации
и перевоспитания преступников.
Главные причины такого положения вещей в том, что от
этого наказания ожидают слишком многого; в несоответствующих
целях, недостаточном финансировании тюрем. Ученые также
критикуют идею наказания лишением свободы и места реализации
такого наказания. Независимо от убеждений ученых – будь
они позитивистами, консерваторами или радикалами – все
доказывают как в теоретических, так и эмпирических исследованиях
отрицательное воздействие тюрьмы. Самые радикальные
в своих суждениях естественно аболиционисты, которые,
хотя и не составляют единой группы, однако солидарно
требуют отмены наказания тюремным заключением.
Характерно однако, что аболиционисты, понимая необходимость
отмены наказания лишением свободы и признавая, что это
наказание не достигает ни одной из поставленных в Кодексе
целей, и, вместо решения общественных проблем, создают
их, ставя лишь вопросы, связанные с предупреждением.
Осуждая тюрьму, они не затрагивают проблему отплаты.
Иначе видит проблему цели заключения французский философ
Мишель Фуко. В своем необыкновенно вдохновляющем и небанальном
анализе он не соглашается с мнением, что тюрьма с обязательной
дисциплиной не выполняет поставленные перед ней задачи.
Просто они не совпадают с целями, официально декларированными.
Цели фактически реализованные, хотя и не определенные
в законах, являются сутью наказания лишением свободы.
По мнению Фуко, суть наказания лишением свободы и института
тюрьмы заключается не в перевоспитании, а в изоляции
людей, признанных опасными или по каким-то причинам
неугодными; в классификации заключенных на категории,
группы и подгруппы для того, чтобы действующие учреждения
имели смысл; в сохранении в обществе состояния конфликта,
а само общество в состоянии неуверенности из-за существования
этих учреждений. Фуко отмечает, что, создавая своеобразную
тюремную “промышленность” мы перешли от наказывания
тела к наказыванию души. Тюрьму он видит как средство
обессиливания человека, лишения его воли вследствие
повсеместного и вездесущего надзора. Он придает первостепенное
значение тюрьме как манифестации функционирования власти,
и поэтому в своих размышлениях не разделяет четко целей
решения вопроса о виновности и наказания тюрьмой от
целей исполнения наказания.
Как я отметила раньше, подобный подход встречается
как в теоретических работах, так и в попытках эмпирического
подхода к этой задаче. На первый взгляд, целью определения
наказания является отплата, а также общее и индивидуальное
предупреждение, и следует согласиться, что во время
реализации наказания следует сосредоточиться на последней
(статья 37 исполнительного польского уголовного кодекса).
Говоря о цели решения вопроса о виновности чаще всего
умалчивается вопрос отплаты, чтобы сосредоточиться на
требованиях обоих предварительных воздействий и тем
самым обосновать, как правило, более суровое наказание.
Со своей стороны практики, хотя и декларируют отрицательное
отношение к отплате, весь процесс исполнения наказания
(классификацию, признание льгот, возможность пользоваться
пропуском, досрочное освобождение) ставят в зависимость
от вида преступления и решения вопроса о виновности.
Можно сделать вывод, что на практике не существует
разделение между целью приговора и целью исполнения
наказания лишением свободы. О неэффективности общего
предупреждения и отплаты свидетельствует выполнение
наказания лишением свободы, а согласно статьи 50 уголовного
кодекса и статьи 37 польского Исполнительного уголовного
кодекса, обе эти цели во время исполнения наказания
не имеют особого значения. Почему существует такой хаос
в терминологии? Почему, несмотря на хорошо документированные
сведения о том, что результативно отпугивать может лишь
неизбежность и быстрота наказания, а не суровость приговора,
все же сурово наказываем? Почему на долгие годы лишаем
людей свободы, хотя отлично отдаем себе отчет в неэффективности
воспитательных методов, которые ставят себе практически
недостижимую цель воспитания человека в изолированной
среде для жизни в открытой среде. Почему стараемся избегать
упоминания об отплате? Если согласимся с тем, что наказание
тюрьмой не реализует цели ни индивидуального, ни общего
предупреждения и если нашей целью не является отплата,
то действуя последовательно, мы должны отказаться от
такого наказания или определить другую цель. Поскольку
так не происходит, а действия рациональны, следует принять,
что решающим фактором, определяющим вид наказания и
его строгость является цель, определяемая как отплата.
Этот простой способ, с логической точки зрения, который
исключает индивидуальное и общее предупреждение, раз
оно оказалось неэффективным, и становится очень сложным
в реализации по эмоциональным причинам.
Эмоции и желание скрыть действительную мотивировку
решений видны уже в самой терминологии. О чем мы говорим,
употребляя такие понятия как отплата, реванш, правосудие,
ретрибуция (хотя это слово звучит нейтрально благодаря
латинскому корню)? Мы говорим о мести. Многие возмутятся,
считая такой подход большим преувеличением. Ничего странного.
Само слово отталкивает нас банальностью, грубостью и
примитивностью, содержащегося в нем зла. “Мстить” –
это звучит постыдно, тем более, что знаем, что такое
действие лишено благородства, что оно нетворческое и
часто уничтожающее. Можно понять, что мы прибегаем к
маскированию действительности и “заметанию следов”.
Мы утверждаем, что не имеем в виду мести, а что-то совсем
другое: мы хотим воспитывать, чтобы помочь тому, кого
лишаем свободы, а заодно помогаем всему обществу и отпугивая,
воспитываем его. Для того, чтобы не звучало это слишком
искусственно, признаем, что определенное значение имеет
отплата. Не называем этого нашей злостью, ненавистью,
страхом, порицанием, отвержением. Называем это справедливостью.
Стараемся не употреблять слова “месть”, выбрасывая его
из нашего сознания. Месть для наших ученых голов является
словом раздражающим и невыгодным. Поэтому говоря о целях
решения вопроса о виновности, употребляем другие слова,
не вызывающие таких отрицательных ассоциаций. Определения
“ретрибуция” и “отплата” нам прекрасно подходят. Значительно
реже решаемся на слово “реванш”, так как оно ассоциируется
с отрицательными эмоциями. О мести, хотя она так четко
входит в понятие “правосудие”, с которым мы освоились
в нашей повседневной жизни, мы не говорим никогда. Маскируем
действительность, приписывая лишению свободы цели, успокаивающие
нашу совесть, даже тогда, когда знаем, что они недостижимы.
Даже когда стараемся приблизиться к действительности,
нам не хватает мужества назвать цель наказания своим
именем. Европейская версия идеологии just desert – наследница
поражения идеологии терапии и перевоспитания – определяется
как теория справедливой отплаты. Прежде всего там обращается
внимание на отступление от обоснования наказания тюрьмой
целями индивидуального и общего предупреждения. Однако,
и в этом случае избегают утверждения, что, определяя
наказание, мы совершаем акт мести.
Можно задать вопрос: чему служит такой подробный анализ
целей определения наказания лишением свободы? Что благодаря
нему приобретаем, кроме того, что приближаемся к правде?
Сопутствует ли ему полезный практический и творческий
потенциал?
Всякая месть, а значит и общественная тоже, вызывает
настороженность, так как она отождествляется с насилием.
Стараясь ее избежать или минимизировать последствия,
мы должны ее осознавать. Мы должны учитывать присутствие
элемента мести в наказании лишением свободы. Мы должны
быть особенно к ней чувствительны, чтобы освободиться
от нее в процессе выполнения наказания. Только тогда
мы сможем уменьшить боль наказания, когда сумеем отделить
цель решения вопроса о виновности от цели выполнения
наказания. Только тогда мы сможем правильно употреблять
понятие отплаты, потому что отплата – это осознанная
месть.
Общество имеет право реагировать на нарушения обязательных
норм. Не лишают его этого права даже те аболиционисты,
которые борются за отмену не только наказания тюрьмой,
но также целой системы правосудия. Дело не в том, чтобы
отнять право возмездия дело в том, чтобы осознавать
присутствие элемента мести в том, что мы называем справедливостью.
Осознавая это, мы скорее сможем избежать отрицательных
последствий оперирования местью, чем тогда, когда наказывая,
имеем в виду перевоспитание или общепредупредительное
действие. Несмотря на аргументы, которые представляем,
обосновывая наказание, будем ближе к правде и легче
будет выполнять законы, в том числе соблюдать права
человека, сознавая, что репрессия является смыслом наказания.
Должен это осознавать судья и служащий, исполняющий
наказание. Судья, чтобы знал, что творит, а служащий
– чтобы избавляя от мести процесс исполнения наказания,
мог придать ему положительные черты. Общество тоже должно
это осознавать. Ведь именно общество выражает эту цель
наказания наиболее открыто, откровенно, т.е. наименее
завуалировано. Единственная проблема в том, что оно
не видит разницы между целью определения наказания и
целью исполнения наказания лишением свободы, и на факт
растущей преступности отвечает стремлением схватить,
лишить свободы, отплатить тем же. Слыша о различных
изощренных наказаниях, не приходится сомневаться, что
речь идет о чем-то большем, чем лишенное положительных
эмоций желание проучить. Это не означает, однако, что
общество жаждет мести, т.к. этому противоречат не только
научные исследования, но и повседневные отношения между
людьми. И, все таки во многих случаях, если речь идет
об особо жестоких преступлениях, эмоции преобладают
над разумом. За исключением редких случаев, реакция
общества и его терпимость к преступникам зависит от
разных факторов, исследованных и описанных социологами
права. Одним из факторов, влияющих на оценку поведения,
признанного за отклонение от нормы, является общественное
положение. “ ... связь общественного положения с реакцией
на отклонение от нормы поведения следующая: люди, занимающие
более высокое общественное положение, реагируют не так
резко и предлагают более мягкое наказание за преступление,
нежели люди более низкого общественного положения. Факт
этот важен для дальнейших рассуждений, в ходе которых
постараюсь определить для кого предназначены уголовные
законы и тюрьмы.
Заканчивая эту мысль, должна сказать, что по моему
мнению, фактором решающим о размере наказания лишением
свободы является отплата, подразумевающая допустимую
месть. Положительный эффект пребывания в тюрьме, т.е.
помощь заключенному в приобретении высокой самооценки
и чувства ответственности, может быть достигнут только
при условии четкого разделения цели определения наказания
и цели его исполнения. Стоит также избавиться от таких,
вводящих в заблуждение терминов, как индивидуальное
и общее предупреждение. Определенная таким образом мера
наказания отразит цену свободы, ограниченной законом
угрозой наказания за данное преступление, а также стремление
судьи к возмездию, аргументированное тем, что он представляет
волю общества.
Цели создания уголовного кодекса и исправительных
учреждений
Общество, действуя согласно закону может и даже должно
требовать возмездия тогда, когда происходит нарушение
закона. Неправда, что тюрьмы себя изжили и перестали
быть полезными. Поэтому вопрос о назначении уголовных
законов и исправительных учреждений может раздражать
как вопрос об очевидном либо как попытка ломиться в
открытую дверь. Ведь известно, что они создаются для
всех тех, кто нарушает порядок, установленный уголовным
законом и будет судом приговорен к наказанию лишением
свободы.
Попытаемся, однако, сравнить несколько противоречивых
утверждений, спокойно существующих бок о бок. С одной
стороны, рассматриваем уголовный кодекс как универсальный
инструмент, действующий, когда нарушается правовой порядок.
С другой стороны, считаем, что скрытая статистика преступности
многократно превышает цифры зарегистрированных преступлений,
не говоря уже о раскрытых преступлениях и наказанных
преступниках. В тоже время восхищаемся так называемой
преступностью “белых воротничков”. Устраиваем конференции,
чтобы подискутировать о недостаточных процессуальных
гарантиях подсудимого, так неясно определенных в законах,
что в лучшем положении оказываются прокурор и суд.
И другие конференции, на которых осужденных делим,
множим, вычисляем процентное соотношение, принимая во
внимание их возраст, вид совершенного преступления,
количество полученных в тюрьме наград и порицаний и
т.д.. Неважно, что с точки зрения происхождения все
эти статистические группы и подгруппы мало чем отличаются.
Что ж, организаторы считают, что, если нет разницы,
не о чем дискутировать.
Предлагаю, однако, усомниться в очевидном и выявить
отличия там, где их, казалось бы, нет.
Установлено, что социологические исследования показывают,
что, чем ниже общественное положение людей, тем более
остро они реагируют на нарушение закона и тем более
склонны требовать суровых наказаний и тем ниже уровень
их толерантности. Именно такие люди чаще всего предстают
перед судом и попадают в исправительные учреждения.
Общество, привыкшее к суровым репрессиям, из-за политики
возмездия, проводимой судами, не ставящими ни в грош
свободу, запуганное информацией о преступности, неохотно
склоняется к мнению, противоречащему всеобщему восприятию.
Также неохотно размышляют на тему тех, кто пребывает
за решеткой. Принято считать, что там находятся только
отбросы общества, “дно”. Начальники тюрем жалуются,
что они управляют общественной свалкой. Не должны ли
мы, однако, задуматься над тем, что хотя уголовный кодекс
и тюрьмы приготовлены для всех, попадают туда только
тщательно отобранные? Тюрьмы во всем мире отличаются
друг от друга количеством людей, пространством, качеством
еды и отношениями между служащими заключенными. Несмотря
на то, в каком количестве и в каких условиях, в тюрьмах
всех стран мира находятся те же люди. У них такой же
низкий статус, такой же небольшой шанс на протекцию,
немногие с ними считаются, для немногих они имеют значение.
Так что уголовный кодекс и тюрьма всегда захватывают
в свои сети чаще людей с общественного дна, чем высоких
сфер. Они часто без образования, молодые (если это не
старые рецидивисты, хотя рецидивисты тоже бывают молодыми).
Часто имеют за собой историю, которая свидетельствует
о том, что процесс, приведший их в тюрьму начался раньше
и по разным причинам (не всегда по вине заключенного)
не был приостановлен. Нам бы хотелось верить, что хотя
уголовный кодекс создан для всех, но только те, кто
нарушает закон попадают под суд, а потом за решетку.
Речь не только о том, что огромное количество преступлений
не раскрыты и не зарегистрированы, а также о том, что
те, которые попадают под суд (за исключением группки
жестоких убийц, насильников и грабителей) совершают
обычно преступления очевидные, так как они угрожают,
например, нашей собственности, но одновременно не угрожающие
ни нашей жизни или здоровью, ни нашему быту. Во всяком
случае, эти преступления несравненно меньше вреда приносят
обществу, чем преступления “белых воротничков”. Например,
известно, что “...ежегодно добычей американских преступников
становится собственность общей стоимостью в сто миллиардов
долларов”. Наиболее дорогостоящей является преступность
чиновников (white collar crime): ущерб, нанесенный такого
рода преступлениями в 1980 г., составил 44 миллиарда
долларов. Преступники в белых воротничках, не выходя
из-за своих письменных столов, выманили из банков 103
миллиона долларов, тогда как вооруженные воры захватили
из банковских сейфов 22 миллиона долларов. В государствах,
где граждане традиционно привыкли соблюдать законы,
например в Швеции, ведутся открытые дискуссии на тему
способов “стирки грязных денег” полученных с продажи
наркотиков. Представлены свидетельства о том, что под
суд попадают “мелкие рыбешки”, “большие рыбы” остаются
на свободе и занимают видные посты (N. Christie, K.
Bruun, Den Gode Fiende. Narkotikapolittik i Norder,
Oslo 1985, s. 191-225; W.Chambliss, State-Organized
Crime, “Criminology” 1989, t.27, s.183-208).
Достаточно доказательств и того, что заселение тюрем
неоднократно свидетельствует не столько размерах преступности,
сколько о партикулярных интересах власти, которая, с
одной стороны хочет блеснуть эффективностью в борьбе
с преступностью, с другой – ответственность за плохую
социальную и экономическую политику старается перебросить
на приговоренных. Польские исследования доказывают,
что постоянной многочисленной группой заключенных являются
люди из простых рабочих семей (80%), работники сельского
хозяйства составляют (12%) и – что встречаются очень
редко представители интеллигенции (8%). Хотя в других
странах простые рабочие и работники сельского хозяйства
составляют иной процент общества, с уверенностью можно
сказать на основе международных отчетов, что в тюрьмах
практически нет людей из влиятельных групп и имеющих
отношение к власти, однако это совсем не означает, что
они больше, чем другие, соблюдают законы.
Странным образом, даже тогда, когда можно им доказать
общественный вред их деятельности “не хватает” для них
статей в уголовном кодексе. Затем в тюрьмы попадают
виновники убийств, дорожных катастроф и, очень редко,
экономических преступлений (известный американский преступник
Капоне был осужден за нарушение налоговых правил, суд
не доказал ни одного из серьезных преступлений, ним
совершенных). Следует отметить, что скандинавские правила
предусматривают 14-21 дней лишения свободы а вождение
автомобиля под влиянием алкоголя. Это исключительный
пример эгалитаризма в определении наказания.
Я не хочу совершать революции в мышлении о уголовном
законе и тюрьме, хочу только показать, что как уголовный
закон, так и тюрьма были подготовлены для узкой, избранной
общественной группы. Продолжая наш вывод, следует помнить,
что в тюрьмы попадают только “избранные” и что обычно
не бывают ними те, которые пишут уголовные кодексы,
либо составляют тюремные правила, или те, кто на международных
конференциях согласует правила, регулирующие тюремную
жизнь. Это необходимо знать для того, чтобы лучше понять
недостатки законов не “для себя” писанных. Перед тем,
как начну анализировать эту проблему, остановлюсь на
значении термина “нормализация”.
Смысл понятия “нормализация”
Сегодня трудно сказать, кто первый определил исполнение
наказания лишением свободы понятием “нормализация”,
датский профессор Йорген Йепсен или заместитель директора
датских тюрем Вильям Ренцманн. Фактом является то, что
это понятие очень быстро было принято как название новой
пенитенциарной политики. Насколько идеология перевоспитания
обращала прежде всего внимание на потребность оказания
заключенному помощи понимаемой как терапия, обучение,
воспитание или как преобразование – настолько идеология
нормализации делала нажим на четкое определение границ
того, что входит в рамки наказания лишением свободы.
Присмотримся с этой точки зрения и польскому закону.
В исполнительном уголовном кодексе читаем, что наказания
следует выполнять гуманно, уважая человеческое достоинство
осужденного, а ограничение его прав не может выйти за
предел, необходимый для правильного выполнения наказания.
Это решение не помешало, чтобы во имя перевоспитания
наказывать голодовкой и изоляцией, лишать заключенных
права встречи с родными, использовать их для бесплатной
работы и содержать в темных, влажных и холодных камерах.
Было это возможно также и по причине недостаточно четкого
определения идеи перевоспитания. Для исправления ошибок,
связанных с выполнением наказания лучше подходит идеология
нормализации. Она опирается на предпосылке, что само
наказание лишением свободы достаточно сурово. Поэтому
в выполнении наказания лишением свободы следует стремиться
к тому, чтобы не лишать заключенного прав, непредусмотренных
наказанием. Лишение его этих прав является по сути дела
нарушением закона. Само заключение является наказанием.
Поэтому тюремный режим не должен – кроме обоснованных
случаев, связанных с классификацией заключенных и поддержанием
дисциплины – подвергать их дополнительным страданиям.
Нормализация гарантирует более точное соблюдение прав
и свобод лиц, лишенных свободы, чем идеология перевоспитания,
так как разработала процедуры, стоящие на страже их
прав. В польском исполнительном уголовном законе частично
обновлены процедуры, которые касаются жалоб и предложений.
Разрешают они осужденному внести в пенитенциарный суд
жалобу на решение администрации уголовного учреждения
(также следственного ареста) о форме выполнения наказания
лишением свободы (или временного ареста), если оно противоречит
закону. Принято, что в нашей системе правовой культуры
судебный контроль, хотя и несовершенный, дает самую
высокую гарантию законности. Однако, он тоже не решает
какие права и правомочия могут быть ограничены в связи
с отбыванием наказания лишением свободы.
“Действие закона, – пишет Адам Подгурецки, неотрывно
от деятельности учреждения, исполняющего этот закон.
Некоторые правила эффективны только тогда, когда учреждения,
исполняющие эти правила, соответствуют своей роли”.
Совпадает с этой идеей мысль о том, что нормализация
предполагает сходство условий жизни в тюрьме с жизнью
на свободе. Она заставляет принять новую философию наказания
лишением свободы. Склоняет нас к признанию того, что
наказание остается наказанием даже тогда, когда в удобной
камере находится всего несколько заключенных или когда
пребывают они в отдельных камерах с телевизорами, могут
пользоваться видео, выходить по пропускам, носить свою
одежду, заниматься делами своих родных, учиться в государственных
школах и пользоваться поликлиниками и т.п. Распространение
новой философии наказания требует проведения трудной
работы преодоления устоявшихся стереотипов тюрьмы, заключенного,
работника пенитенциарной службы. В самом начале требует
изменения способ подбора и обучения кадров тюремных
служащих. Снять покров таинственности с кадров нужно
не только для цели уподобления их кадрам каждого другого
типа учреждения гражданской администрации, но также
и для того, чтобы понять, что эти люди служат людям.
Не помогут даже самые хорошие программы, если мы не
займемся людьми, которые будут их реализовать если не
будем помнить, что простые служащие имеют самое большое
влияние на тюремную жизнь. Это от их подхода в большой
степени зависит поведение заключенного. Идеология нормализации
как никакая другая до сих пор распространенная пенитенциарная
идеология, придает огромное значение подбору и престижу
тюремной службы. С этой перспективы надо рассматривать
СМП и ЕТП. Пришло время подумать, в какой степени эти
правила могут укрепить процесс нормализации, а в какой
степени его задерживают или даже мешают ему.
Минимальные стандартные правила обращения с заключенными
и Европейские тюремные правила и процесс нормализации
Первые правила обращения с заключенными были основаны
Лигой Наций в сентябре 1934 года. Работа по их созданию
проводилась уже в 1929 году, но созревали они еще во
время первых пенитенциарных конгрессов, которые проводились
в Лондоне (1872), Стокгольме (1878), Риме (1883). Создавая
правила обращения с заключенными, Лига Наций обращала
особое внимание на тот факт, что они должны применяться
во всех пенитенциарных системах, независимо от правовой,
общественной и экономической системы данного государства.
Это дает некоторое представление о степени их обобщения.
Минимальные правила подвергались верификации в 1949
году и в исправленной версии были приняты резолюцией
30 августа 1955 года Организацией Объединенных Наций.
Тогда подчеркивалось, что они являются только рекомендацией,
не имеющей силы закона. Их обязательность носит моральный
характер. Государства, которые подписали резолюцию,
брали на себя обязанность соблюдать описанные в ней
нормы и каждые пять лет представлять доклад о соответствии
своей пенитенциарной системы нормам СМП.
Возникший в 1949 году Европейский совет, в который
вошло большинство государств Западной Европы (с ноября
1990 г. еще и Венгрия), в 1973 году подготовил собственные
Европейские тюремные правила, которые были реформированы
в 1987 году. ЕТП были установлены потому, что государства
Совета Европы решили, что они уже достигли уровня, соответствующего
требованиям СМП. Насколько СМП отождествляют идеи перевоспитания,
настолько ЕТП следуют идеи нормализации. Основная разница
между СМП и ЕТП в подходе к тюремной службе и ином выполнении
наказания, ином подходе к тюремной службе и ином отношении
к связи заключенного с внешним миром во время отбывания
наказания. ЕТП учитывают перевоспитательную цель наказания
лишением свободы, однако утверждают также, что перевоспитание
является целью, к которой надо стремиться, но не целью,
которую мы обязаны достичь (о чем сказано в СМП). Насколько
по СМП перевоспитание является обязанностью заключенного,
настолько по ЕТП становится его правом, которым он может,
но не обязан пользоваться. Тюремная служба обязана так
организовать условия отбывания наказания, чтобы заключенный
мог, когда захочет, принимать участие в процессе перевоспитания.
Если он решит, что не хочет в нем участвовать, то это
решение не должно иметь для него никаких отрицательных
последствий.
Что касается тюремной службы, то насколько СМП обращает
внимание на подбор соответствующих кадров и их специализацию,
настолько ЕТП подчеркивает прежде всего факт, что кадры
должны каждый день иметь с заключенными непосредственные
контакты. Поэтому не столько важно большое количество
специалистов, сколько качество контактов заключенных
с хорошо подобранными и обученными служащими. Предполагается,
что правильные контакты между заключенными и служащими,
а также создание соответствующей атмосферы в тюрьме
может лучше всего подготовить заключенного к возвращению
к жизни в открытом обществе.
Наконец, больше и по другому говорится в БТП о контактах
с внешним миром во время отбывания наказания лишением
свободы. Насколько в СМП о таком контакте говорится
в связи с необходимостью поддерживания близких связей
с родными и о “дозировании” свободы в награду, настолько
в ЕТП понимается он очень широко как элемент идеи нормализации.
В ЕТП считается очень полезным, чтобы заключенные пользовались
государственными школами, поликлиниками, центрами культуры,
чтобы могли работать на свободе, решать собственные
проблемы и проблемы своих родных, а если это требует
выхода из тюрьмы, чтобы имели такую возможность. Предполагается,
что частые контакты заключенного с внешним миром могут
способствовать минимализации недоверия к нему после
его выхода на свободу.
После этой поверхностной презентации СМП и ЕТП видно,
что последнее ближе, хотя бы в своих основных предпосылках,
принципам нормализации. Можем поставить вопрос: нет
ли среди норм СМП и ЕТП таких, которые не соответствуют
идее нормализации и даже являются для нее помехой?
Нормализация принимает принцип “максимум того, что
на свободе, кроме свободы”, что означает и максимум
норм, которые регулируют жизнь свободных людей. Предложение
отменить Стандартные минимальные правила и Европейские
тюремные правила может показаться слишком большой экстравагантностью.
Я, однако, попробую, опираясь на то, что до сих пор
сказала, поразмышлять об отрицательных последствиях
так СМП как и ЕТП. Я принимаю, что целью определения
наказания лишением свободы является отплата, иначе –
осознанная месть. Поэтому в самом процессе выполнения
наказания надо избегать выхода за рамки закона и стараться
не увеличивать бремени наказания тюрьмой применением
репрессий, которых не было в правомочном судебном приговоре.
По моему убеждению идея нормализации лучше всего служит
идее общественной справедливости. Идея эта обращает
внимание на вред, который приносит традиционное тюремное
учреждение и ведет впоследствии к “перемещению” перевоспитания
из сферы обязанности в сферу прав заключенного. Короче
говоря, перевоспитание перестает быть критерием эффективности
тюрьмы. Его эффективность выражается в саморазвитии
заключенного, его самооценке, в чувстве ответственности
за собственные действия и в уважении закона на территории
тюрьмы. До какой степени СМП и ЕТП могут мешать выполнению
так четко определенных задач?
Как я уже подчеркивала, СМП созданы так, чтобы служить
традиционно понимаемому перевоспитанию, которое не совпадает
с идеей нормализации. С другой стороны, ЕТП, по сути
дела, не согласны с главной идеей нормализации, которая
рекомендует относиться во время исполнения наказания
лишением свободы к нормам, обязывающим в мире свободных
людей, хотя они относятся к сфере, которая неразрывно
связана с приговором к лишению свободы. Отрицательных
элементов функционирования этих норм СМП и ЕТП, однако,
очень много.
Как я уже говорила, государства, которые обязались
соблюдать СМП, каждые пять лет посылают в Организацию
Объединенных Наций доклад о состоянии своего тюремного
ведомства. Сравнение докладов государств с отсталой
тюремной системой с государствами с современной и, по
мере возможности гуманной тюремной системой, не обнаружило
у них особых отличий. Получалось, что более или менее
все государства соблюдают нормы СМП. Такое заключение
было возможно потому, что СМП допускают на практике
возможность существования различных решений. На практике
СМП укрепляют хорошее самочувствие тюремной администрации
и законодателей, даже если у них нет для этого повода.
Следует, однако помнить, что СМП существуют с начала
ХХ века и даже после изменений определяют только необходимый
минимум правомочий заключенных. Кроме того, то что в
СМП является исходным пунктом, часто принимается а пункт
конечный: легко заметить, ссылаясь на тюремную практику,
что то, что в правилах определяется как минимум, после
некоторого времени начинает быть нормой. Хорошим примером
может быть последнее правило, определяющее что одному
заключенному полагается не менее 3 квадратных метров
поверхности камеры. Эти три метра стали нормой, по которой
подсчитывается поверхность уголовных заведений и почти
никто не обращает внимания на факт, что этот метраж
был задуман как абсолютный минимум.
Тюрьма, даже во время различных реформ, выполняла прежде
всего функцию вырабатывания у заключенных притязательного
отношения. Отсутствие возможности решения за себя как
важных, так и повседневных бытовых вопросов выработало
в них убеждение, что им полагается все, что учитывается
в регламенте, сами, однако, не имеют ни на что влияния.
В результате заключенный и не хочет и не умеет сам о
себе позаботиться. Правила, которые не противодействуют
такой практике, лишь в минимальной степени приготавливают
заключенных к безопасному возвращению в открытое общество.
Безопасный – означает дающий надежду оставаться на свободе.
Рецидив принято принимать за признак неудачи перевоспитательной
деятельности в тюрьме. В какой то мере это правильно.
Однако, почти совсем не говорится о том, что рецидив
является свидетельством отвержения обществом бывшего
заключенного. Надо быть не только образованным, иметь
свое место на земле, опору в родных (а бывших заключенных
обычно никто не ждет) и надо иметь исключительно развитое
чувство собственного достоинства и ответственности,
чтобы, не входя в конфликт с законом продержаться на
свободе. Всего этого не хватает в СМП. Более того, хотя
предлагается в них различать и индивидуализировать подход
к заключенным даже в рамках одного отделения, одновременно
создаются правила, которые должны применяться в целом
мире, несмотря на особенности местных правовых, бытовых,
экономических и культурных условий. В преамбулах Правила
устанавливают для себя скромную роль резолюции и подчеркивают,
что обязывают только морально. Есть в этом тень лицемерия,
так как в действительности они связывают законодателей
и практиков, особенно теперь, когда такое огромное значение
имеют нормы международного закона. Обращается на них
огромное внимание, они дают основу для создания норм
в разных государствах. Существующие там недостатки влияют
отрицательно на пенитенциарную практику.
Должны ли мы в таком случае требовать отменить СМП
и ЕТП? Конечно нет. Не только потому, что существует
еще много мест на земле, где соблюдаются, благодаря
СМП, элементарные нормы тюремного ведомства и не потому,
что многие государства охотно воспользовались бы ними,
возвращаясь к менее гуманным практикам. СМП и ЕТП должны
дальше функционировать, так как они охраняют минимум
прав заключенных. Следует, однако, иметь в виду, что
они являются лишь исходным пунктом, то указывают направление
дальнейших необходимых перемен. Поэтому надо все время
напоминать, что их реализация не может быть окончательной
целью пенитенциарных реформ, а только их исходным пунктом.
|
