Общественный Центр Содействия Реформе Уголовного Правосудия

Центр содействия реформе уголовного правосудия

 

На главную

 

О Центре :: Новости :: Проекты :: Пишите! :: Вопрос - Ответ

Карта сайта :: На главную

 
 

>>> Библиотека ||| Научные статьи, комментарии

 
 

Вивьен Стерн, Генеральный секретарь Penal Reform International

Тюрьма есть тюрьма

Чиновники тюремной администрации - это кардиналы и папы, организующие и возглавляющие отправление необычайного и чрезвычайно важного общественного ритуала — ритуала, без которого общество, возможно, вообще не могло бы существовать. И какая же у этого ритуала цель? Эта конечная цель — не дело, а слово... тюрьма — это гигантский ритуал, организованный таким образом, чтобы у каждого вырывалось: “Слава Богу, что я не там!”

Айван Илич [Ivan Illich] в беседе с Дэвидом Кэйли [David Cayley]
в постоянной программе BBC “Тюрьма и альтернативы ей”

Рио-де-Жанейро буквально заливает поток туристов, жаждущих повосхищаться горой Сахарная Голова и статуей Христа Искупителя или погреться на пляже Копакабаны. И вряд ли хоть немногим из них известно о существовании тюрьмы Пресидио Ари Франко [Presidio Ary Franco], где 1 000 заключенных обитают в разваливающемся, кишащем крысами здании. Тюрьма окружена сорокофутовой [ок. 15 м] древнего вида стеной с проводами высокого напряжения, внутри — еще одна стена, по углам которой стоят сторожевые вышки с вооруженными охранниками. Вход в тюрьму загораживают забранные решеткой ворота, которые вам открывает служащий в джинсах и футболке. Джинсы и футболку носит и начальник тюрьмы. Его кабинет украшают трофеи — память о неудавшихся побегах арестантов: пистолет-пугач из картона, альбом с фотографиями подкопа, который заключенные успели прорыть на много метров под тюремными стенами, прежде чем их работа была обнаружена.

Тюрьма выстроена в виде множества крыльев-ответвлений. По середине каждого из них проходит коридор, по каждую сторону коридора — большие комнаты. В таких комнатах живут заключенные — примерно по двадцать человек в каждой. Спят на нарах, расположенных в два яруса. Это сравнительно недавнее новшество: прежде спали на полу. В каждой комнате туалет и душ. Потолки высокие, от стены к стене протянуты веревки, где сушится после стирки одежда.

Большинство заключенных проводят в камерах по 23 часа в сутки. Двадцать четвертый проходит в прогулках на сравнительно просторном тюремном дворе, поросшем чахлой травой. Раз в неделю разрешаются свидания с семьями. Заключенным, пользующимся особым доверием, дозволяется покидать комнаты и перемещаться по тюрьме, покупая по поручению остальных пачки сигарет или сэндвичи с сыром, передаваемые тем через решетку. Эти же заключенные разносят питьевую воду. Посетителей встречают с огромным интересом. Заключенные толпятся у зарешеченных дверей своих камер, чтобы перемолвиться хоть несколькими словами с посетителями и, если те производят впечатление хоть сколько-нибудь официальных лиц, — передать записочки с просьбой помочь в решении каких-нибудь дел с властями или с адвокатом. В 1993 году в одном из крыльев этой тюрьмы произошел инцидент: кто-то бросил в камеру бутылку с горючей смесью, и 32 заключенных сгорели заживо. По этому делу было выдвинуто обвинение против двух охранников. В начале 1997 года они все еще ждали суда.

Кыргызстан — маленькая страна с населением 4,4 млн человек, зажатая между Китаем и Казахстаном. Прежде она была республикой СССР, но в 1990 году стала независимым государством. Это страна покрытых вечным снегом гор, горных озер и наездников, чье любимое развлечение — состязание, в котором всадники отнимают друг у друга козлиную тушу. За пределами городов кыргызы живут в шатрах, зовущихся юртами и украшенных коврами с узором в виде мозаики. Но при всем своеобразии сохранившегося традиционного образа жизни, в центре Бишкека, столицы Кыргызстана, натыкаешься на хорошо знакомое зрелище: построенное еще в прошлом веке здание, окруженное высокой стеной со сторожевыми вышками с вооруженной охраной по углам. В тюрьме около 2 тысяч заключенных, большая часть их только ждет суда. Заключенные содержатся в переполненных камерах, каждый квадратный сантиметр которых занят кроватями, умывальниками и находящимся за перегородкой туалетом. Иногда их выпускают на час для прогулки, иногда приходится проводить в камере 24 часа. При такой тесноте не приходится удивляться, что распространение туберкулеза выросло в серьезную проблему.

В Хараре (Зимбабве) центральная тюрьма также переполнена. Примерно для 400 из 2 000 заключенных есть работа: они шьют арестантские формы, мастерят сандалии из старых автомобильных шин, а самых одаренных один искусный и наделенный фантазией сотрудник тюрьмы обучает технике знаменитой местной каменной скульптуры. За работу им никто не платит. Кое-кто пытается продолжать образование: в похожей на сарай комнате они сидят тесными группками вокруг тюремного учителя и что-то записывают на единственной бумаге, которая у них есть: туалетной бумаге, взятой из дневной “пайки”. Некоторые живут в камерах до того крохотных, что в них помещается лишь развернутое одеяло и ведро-параша. Другие размещаются в общих камерах, где есть место только для свернутых одеял —вдоль каждой стены помещается по двадцать таких одеял шириной 18 дюймов [ок. 46 см]. Что касается длины, — нельзя вытянуть ноги, не уперевшись в ноги лежащего напротив.

В Южном Лондоне, всего в четырех милях от здания Парламента, лежит кипящий жизнью космополитический район Брикстон [Brixton]. Свернув в узкий тупичок поблизости от центра Брикстона с его магазинами и рынком, вы упретесь в высокую стену с колючей проволокой. Это вход в Брикстонскую тюрьму. В тюрьме, выстроенной еще в 1819 году, содержатся 800 заключенных. Одни дожидаются суда, другие отбывают наказание. Там нет больших общих помещений — заключенные содержатся в камерах викторианского стиля, которые были построены как одиночные, но сегодня обычно вмещают двоих. Еду развозят на тележках по камерам. Недавно камеры были оборудованы туалетами. Тюрьма в Брикстоне выстроена в классическом “галерейном” стиле с большими крыльями в несколько этажей с железными лестницами. Пространство между галереями затянуто сетками, чтобы заключенные не могли ничего бросить вниз или, впав в отчаяние, выброситься с верхних этажей. Несколько часов в день заключенные могут заниматься в тюремной школе, прогуливаться по закрытому бетонированному дворику, заниматься ремеслами, играть в пул [бильярд] или настольный теннис, смотреть телевизор. Остальную часть дня заключенный проводит запертым в камере вместе со своим сокамерником в обществе нескольких книг, газет и радиоприемника. Есть у них и ограниченная возможность говорить по телефону.

Рио-де-Жанейро, Бишкек, Хараре и Брикстон разделены тысячами миль, различны их географическое положение, исторические и культурные традиции их обществ. Но окажись заключенный или сотрудник какой-то из этих тюрем в любой из трех других, — он моментально разобрался бы во всем, что там происходит. Еще издалека, с первого же взгляда, он понял бы, что перед ним именно тюрьма: стены, ворота, оборудование для охраны вроде колючей проволоки и наблюдательных вышек сразу бросаются в глаза, и их ни с чем не перепутаешь. Перенесясь из одной тюрьмы в другую, человек сразу разобрался бы в основных законах выживания — что для персонала, что для заключенных. Сразу узнал бы запах тюрьмы — запах множества немытых, скученных на небольшом пространстве тел, запах скверных санитарно-гигиенических удобств и переваренной и пережаренной пищи.

Быстро понял бы он и все проблемы, связанные с отправлением естественных потребностей. Он оценил бы наличие туалетов, поскольку хорошо знает, что бывает и иначе, и как именно это бывает: омерзительный ритуал отправления естественных потребностей, когда человеку приходится часами находиться в одной комнате с собственной мочой и испражнениями в горшке или ведре, а затем выливать этот горшок или ведро в переполненные бочки. Одни посочувствовали бы тем, в чьи обязанности входит выливать горшки и ведра, другие — тем, кому приходится надзирать за этим процессом.

Никого из них не удивила бы и перенаселенность тюрем: всем хорошо известно давление, которое испытывает тюремная администрация и которому она не может противостоять, — давление, постоянно заставляющее набивать в небольшое пространство все больше и больше людей, не заботясь о том, как это отразится на условиях жизни одних и на условиях работы других. Они моментально поняли бы, какую напряженность порождает эта теснота и как она способствует распространению болезней.

Разобрались бы они и в группах или шайках, в которые заключенные сбиваются, чтобы получить статус, защиту и просто что-то такое, к чему можно принадлежать, с чем можно себя отождествлять. Они быстро распознали бы лидеров, терроризирующих всех остальных, и жертв — по большей части молодых людей, — постоянно оказывающихся объектом угроз, шантажа, насилия, жестокого обращения и самой разной эксплуатации. Войдя в комнату, где содержатся сорок заключенных, они сразу поняли бы, кто здесь “пахан”, главный, — тот, кто сам не произносит ни слова, но пристально наблюдает за тем, что говорят посетителю другие заключенные, и одобрительно ухмыляется, либо сердито хмурится. И персонал, и заключенные сразу поняли бы, что здесь придется жить в постоянном страхе перед насилием, и не ждали бы ничего другого.

Конечно, есть и различия. Без сомнения, масштабы лишений, которым подвергает людей тюрьма, существенно разнятся. Одни заключенные живут в комнатах на одного с индивидуальным умывальником и туалетом, телевизором и персональным компьютером, возможно, проходя заочно университетский курс и раз в неделю встречаясь в приватной обстановке с супругами или партнерами. Другие живут в спартанских хижинах в лагере и трудятся на тюремных фабриках, внося свой вклад в экономику страны. Третьим просто нечего делать — только изо всех сил стараться выжить в грязном, лишенном необходимых санитарных условий тюремном бараке, не имея никакой другой пищи и лекарств, кроме тех, о которых могут позаботиться их семьи. Очень по-разному встречают в разных тюрьмах посетителей. В одни нужно входить через мрачное караульное помещение, единственным украшением которого служат вывешенные на стене правила с перечнем наказаний за попытку пронести запрещенные предметы, и минуя громадного хмурого охранника, встречающего вас словами: “Я обязан предупредить вас, что, если заключенные захватят вас в заложники, тюремная администрация не пойдет ни на какие уступки ради того, чтобы добиться вашего освобождения. Желаете ли вы по-прежнему пройти на территорию тюрьмы?” В других вход — это большие забранные решеткой ворота, к которым нужно проталкиваться сквозь толпу, состоящую в основном из женщин с хозяйственными сумками, полными продуктов для их сыновей и мужей, а пробившись, объяснять задерганному сотруднику в форме, имеющему право открыть ворота, что вы — официальный посетитель. В третьих визит начинается в уютной комнате, стены которой украшают картины тюремных художников и цветы в вазах на низких столиках.

И все же, при всех различиях, в глаза бросается одинаковость тюремного заключения, черты, присущие любой тюрьме независимо от страны или культуры, от уровня экономического развития или формы правления.

Везде примерно девятнадцать из двадцати заключенных окажутся мужчинами, как правило, молодыми людьми, как правило, из бедных слоев общества, которые скорее всего воспитывались в приютах для брошенных детей и в исправительных заведениях для малолетних правонарушителей и теперь проторенным путем идут во “взрослую” тюрьму, к которой их подготовил весь прежний опыт.

Попадают в тюрьмы и женщины, но куда реже. Почти все женщины, которых можно встретить в любой тюрьме мира, страдали от бедности, эксплуатации и дурного обращения. Возможно, заключенная убила мужа или любовника. Иногда — по чьему-то заданию перевозила наркотики, чтобы выжить или дать образование детям. Зачастую сама является наркоманкой. Иногда женщина, попадающая в тюрьму, беременна или имеет грудного ребенка. В некоторых странах она может взять младенца с собой в тюрьму, в других ребенка отберут у нее и передадут родственникам или в детское учреждение.

Есть в тюрьмах люди, совершившие страшные, жестокие и отвратительные преступления. Многие дожидаются суда и пока ни к чему не приговорены. В некоторых странах большинство заключенных еще не прошло через суды. В Венесуэле таких — три четверти. Во всем мире значительная часть обитателей тюрем сидит за кражу или взлом. Некоторые не совершили никаких преступлений, но сидят в тюрьме из-за своих убеждений или из-за того, что они являются кем-то или чем-то, что делает их содержание в тюрьме желательным или необходимым для властей. В некоторых странах люди проводят в предварительном заключении больше времени, чем полагалось бы им провести в тюрьме в случае обвинительного приговора.

Во всех тюрьмах мира встретишь бедных, обездоленных, представителей меньшинств, подвергающихся дискриминации во внешнем мире. Во всех тюремных системах заложен потенциал насилия. Тюрьмы часто бывают очень опасными местами для тех, кто в них сидит. В 1994 году лондонская газета сообщила, что заключенный намеревался возбудить судебное дело против Министра внутренних дел за ущерб, причиненный ему во время двенадцатичасового пребывания в камере Дурхэмской тюрьмы, где был изнасилован и избит буйным сокамерником. Его поверенный описывал, что пришлось пережить его клиенту: сокамерник

… опасной бритвой начисто выбрил ему голову, нанеся множество порезов, а также растительность вокруг полового органа... нанес ему множество ударов в лицо и верхнюю часть туловища; затем последовал насильственный акт содомии.

Тюремная система сама собой порождает групповые насильственные действия; там постоянно вспыхивают бунты. В 1990 году множество людей по всему миру могли видеть бунтовавших заключенных на крыше разрушенной в ходе бунта тюрьмы Стрэйнджуэйз [Strangeways] в Манчестере, на севере Англии. Они продержались двадцать три дня. Заключенные часто пытаются привлечь к себе внимание, забираясь на крышу. Спустя три месяца после бунта в тюрьме Стрэйнджуэйз заключенные в Лейпциге (тогда - Восточная Германия) забрались на крышу тюрьмы, протестуя против условий содержания. Министр внутренних дел вступил в переговоры, и дело закончилось мирно. В Сан-Паулу, Бразилия, 2 октября 1992 года не меньше 111 заключенных были убиты и тридцать пять ранены военной полицией, вызванной в блок № 9 корпуса предварительного заключения, где между двумя бандами заключенных вспыхнула схватка — как предполагают, из-за не заплаченных денег за марихуану. По всей очевидности, “полиция без разбора стреляла в камеры и убивала заключенных, не оказывавших никакого сопротивления, в том числе и тех, кто был раздет донага”.

В результате в марте 1993 года 120 служащим военной полиции Сан-Паулу было предъявлено обвинение в убийстве, в покушении на убийство и в причинении тяжких телесных повреждений при исполнении служебных обязанностей. В 1996 году разбирательство все еще не было закончено.

В мае 1990 г. заключенные захватили тюрьму Ружине [Ruzyne] в Праге и удерживали ее четыре дня. Осада закончилась вторжением в тюрьму подразделения сил по борьбе с терроризмом, использовавших гранаты с парализующим газом. Один заключенный был убит. В 1993 году в колонии усиленного режима во Владимирской области, к востоку от Москвы, в ходе выступления с требованиями улучшить условия содержания пятеро заключенных были застрелены, еще четырнадцать получили ранения.

Когда в 1995 году папа Иоанн Павел II посетил Венесуэлу, он остановился возле знаменитой тюрьмы Катиа [Catia] в Каракасе и призвал власти осуществить тюремную реформу. Согласно официальным данным, в этой тюрьме ежемесячно гибнут в среднем около 12 заключенных, а по утверждениям самих заключенных, это число выше. В 1997 году эта тюрьма была снесена, а заключенные переведены в другие тюрьмы. Женщина, регулярно навещавшая в этой тюрьме своего сына, рассказывала репортеру Файнэншл Таймс [Financial Times], что она “видела, как молодого заключенного насмерть закололи множеством ножевых ударов, а затем разрезали его труп и по частям выкинули из окна”.

В тюрьме Сабанета [Sabaneta] в Маракаибо, Венесуэла, в 1994 году больше сотни заключенных погибли и множество получили ранения в результате схватки, разгоревшейся между заключенными. В октябре 1996 года в тюрьме Ла Планта близ Каракаса сгорели 25 заключенных. Как полагают, охранники забросали камеры гранатами со слезоточивым газом и зажигательными бомбами.

Во всех тюрьмах заключенных в той или иной степени связывают узы солидарности в противостоянии тем, кто держит их в тюрьме. Существуют неписаные законы и правила тюремного мира — тюремный закон. За нарушение этого закона карают без всякой жалости.

Тюрьмы для несовершеннолетних более или менее одинаковы по всему миру. Дети из семей, где их не любят, или вовсе не имеющие семьи, рассматриваются не как дети, нуждающиеся в заботе, а как преступники. Свой гнев и горе они проявляют, терроризируя окружающих и увеча самих себя, постигая науку выживать в мире насилия и извращенных ценностей.

Повсюду в мире люди, работающие в тюрьмах, чувствуют, что в глазах общества клеймо, лежащее на заключенных, ложится и на них. Им представляется, что их тяжелая работа по поддержанию законности и порядка выглядит в глазах общества абсолютно непривлекательно и очень мало ценится. В криминальных телесериалах никогда не выступают героями служащие тюрьмы. Уголовное правосудие, расследование, суд, вердикт присяжных и приговор судьи — все это драматично и увлекательно. Затем увлекательность кончается и ее место занимает малоинтригующая работа тюремного служащего, из года в год запирающего и отпирающего одни и те же двери.

Мир тюрем — это мрачный мир, мир страданий людей и бесчеловечности систем. И все же постоянно то здесь, то там пробиваются лучи света. Кто-то где-то пытается устроить тюремную жизнь по-другому, подчиняясь не традиции и безразличию, а разуму и человечности. С заключенными обращаются как с личностями. В центр внимания ставится их предстоящее возвращение в общество. Делаются попытки как-то уподобить тюремный режим нормальной жизни за пределами тюрьмы. Признается и уважается человеческое достоинство и ценность каждой личности. Такие эксперименты зарождаются, какое-то время светят и озаряют тюремный мир, а затем обычно сами собой умирают при смене персонала или политического руководства.

За стенами тюрьмы — общество, мало знающее о том, что происходит в тюрьмах, но напуганное ростом преступности и страстно желающее верить, что можно остановить этот рост, запирая людей в тюрьмах.

Общество очень мало знает о том, что делается в тюрьмах. Многие убеждены, что с заключенными обращаются слишком хорошо. Они возражают, когда тюрьмы кажутся слишком удобными и приятными. Но они же возражают, когда тюрьмы оказываются слишком уж безобразными и заключенные кончают с собой или устраивают бунты. Они не очень точно знают, зачем именно нужны тюрьмы: чтобы держать людей под замком, чтобы исправить их, чтобы не дать им стать еще хуже, чтобы обучить их какому-то полезному ремеслу, чтобы они проходили психиатрическое лечение, чтобы заставить их страдать? В бедных странах эти дилеммы еще острее. Заключенного нужно кормить, о нем нужно заботиться, а тем временем сограждане на воле могут умирать от голода или отсутствия медицинской помощи.

Так что тюремное заключение — явно не самый простой ответ. Оно — источник множества самых разных вопросов. Оно ставит непростые вопросы перед демократическими обществами, где политики подотчетны общественному мнению. Ни один честолюбивый политик не придет в восторг, если ему предложат пост министра, ответственного за содержание тюрем. Это работа, которую трудно выполнить хорошо. И как измерить успех, которого вы добьетесь на этом поприще? Да еще при постоянной опасности скандала или кризиса, поджидающей тебя за ближайшим поворотом!

Кроме того, в тюремном заключении как в фокусе сходятся все нарушения прав человека. Одна группа людей находится в полной власти другой группы, завися от нее во всем: в получении пищи, в возможности отправлять естественные потребности, в возможности контактов с внешним миром, возможности работать, двигаться. Когда кто-то умирает за высокими стенами тюрьмы, скрыть все концы легко. Трудно задавать вопросы.

Но, по крайней мере, выполняет ли тюремное заключение ту функцию, для которой оно создано: защищает ли оно общество от преступности? Увы, нет. Посадив опасную, склонную к насилию личность под замок, мы лишаем ее возможности причинять вред другим — до тех пор, пока она остается под замком. Но многие из тех, кто сидит в тюрьме, — вовсе не опасные, буйные личности. Большинство из них, отсидев свой срок, выйдут на волю и снова будут жить в обществе. И их-то пребывание в тюрьме сделает более склонными к преступлениям, ослабив те факторы, что связывают человека с обществом: семейные и дружеские связи, возможность найти жилье и работу, пользоваться уважением окружающих.

Нет сомнений, что тюремное заключение порождает множество проблем, а эффективность его в лучшем случае сомнительна. И все же тюрьмы существуют почти во всех странах мира. Те же страны, в которых тюрем нет, просто отсылают своих правонарушителей в какую-то другую страну, готовую за деньги содержать их граждан в своих тюрьмах. Во многих бывших колониях тюрьмы были построены колонизаторами, чтобы держать в них противников колониального режима. Теперь во многих из этих стран те же самые тюрьмы используются, чтобы заставить замолчать противников пост-колониальных режимов. Во многих развивающихся странах тюрьмы представляют собой краеугольный камень пенитенциарной системы, хотя в этих странах тюремное заключение имеет еще меньше смысла, чем в странах богатых. Нет никакой логики в том, чтобы бедная страна прибегала к системе наказаний, отрывающей людей от производительного труда и накладывающей на государство обязанность кормить этих людей. И, тем не менее, так поступают все государства. К тюремному заключению прибегают во всем мире, и чем дальше, тем больше.

Copyright © Центр содействия реформе уголовного правосудия. All rights reserved.
Использование материалов сайта без согласования с нами запрещено.
Комментарии и предложения по оформлению и содержанию сайта: sodeistvie08@gmail.com

  Rambler's Top100      

  Яндекс цитирования