Рекомендации посетителям тюрем
Присутствие в тюрьме или в лагере постороннего человека
уже само по себе значительно меняет там обстановку к
лучшему. И заключенные стараются в его присутствии выглядеть
получше, и администрация безобразничать побаивается.
А регулярное посещение тюрьмы посторонним человеком
вообще способно изменить ее моральный климат — в этом,
отчасти, заключается роль тюремных священников.
Как показывает опыт, лучший посетитель тюрем — это
мужчина пенсионного возраста. Постарайтесь взглянуть
на тюрьму с точки зрения такого человека, знающего,
как трудно прожить жизнь безгрешно.
Если вам когда-нибудь приходилось принимать участие
в похоронах, у вас уже есть главное знание того, как
вести себя при первом посещении тюрьмы. Вы должны быть
одеты скромно, а женщины — одеты строго, не иметь на
себе украшений и не пахнуть духами.
Не надо смотреть на заключенных как на животных в зверинце.
Так на них смотрят те, кого мировоззрение заключенных
причисляет к своим врагам.
“Мертвые дома” населены живыми людьми. Судя по тому,
как тюрьма меняет человека, ее мир отделен от мира воли
океанами и тысячелетиями. Человек, приходящий в этот
мир обычным путем, переживает второе рождение. Для того,
чтобы такое перерождение состоялось, а не закончилось
гибелью, тюремный быт выработал специальные средства
постепенного приспособления человека к неволе.
Эти средства вырабатывались специально — отсюда, к
примеру, карантинные помещения в тюрьмах и лагерях.
Эти средства вырабатывались и стихийно — социологи,
психологи, криминологи называют такие средства “тюремной
субкультурой”. Отчасти человек и сам приспосабливает
себя к лишению свободы — когда живет, все меньше считаясь
с миром воли, когда замышляет, готовит, совершает преступление,
когда убегает и прячется, оставляя себе все меньше свободы
действий, когда он наконец оказывается в тоннеле, ведущем
в тюрьму.
Но человеку, который пришел в тюрьму непосредственно
с воли, не пережив такого адаптационного процесса, в
тюрьме может стать очень плохо — даже если он волен
в любой момент покинуть ее пределы. Плохо в буквальном,
физическом смысле. Поэтому, если в вашей жизни был хотя
бы один приступ сердечной болезни или приступ нервно-психического
недомогания, запаситесь перед походом в тюрьму лекарством,
которое сможет вам там пригодиться. Можно принять его
и непосредственно перед входом в тюремное заведение.
В случае, конечно, если оно способно смягчить чувство
ужаса и смертельной тоски до ощущений здорового испуга,
сравнимого, к примеру, с состоянием студента на экзамене.
При этом лекарство не должно оказывать на вас какое-либо
побочное влияние — то есть вызывать эйфорию, сонливость,
или нарушать координацию движений и т.д. И все же человеку
не совсем здоровому лучше в тюрьму не приходить совсем.
Во-первых, лекарство все-таки может дать побочный эффект.
Во-вторых, оно может не дать и ожидавшегося эффекта.
Первое посещение тюрьмы обязательно подвергнет перегрузкам
любого, даже самого крепкого человека. При втором и
последующих посещениях ему придется уже легче. Но и
тогда посетитель будет чувствовать себя порой даже хуже,
чем в первый раз. Почему?
Человек, для тюрьмы посторонний, всегда вызывает там
к себе повышенный интерес. Он не связан с кем-то из
лагерной администрации или из заключенных общими интересами,
а значит, он не заинтересован в искажении правды. Кроме
всего прочего, посетитель тюрьмы в восприятии заключенных
буквально пропитан волей — хотя сам он, конечно, отчета
себе в этом не отдает. Уже по одной только этой причине
поговорить с ним захочет каждый из сотен заключенных.
Еще одно крайне тяжелое впечатление от первого посещения
тюрьмы: здесь сидят точно такие же люди, как и на воле.
То есть такие же, как мы сами. Но если мы и они — это
одно и то же, то почему мы на воле, а они тут мучаются?
Почему не мучаемся мы? Когда настанет наша очередь?
А если такое распределение воли и неволи, благ и мучений
называется справедливостью, то почему не рухнул до сих
пор этот справедливый мир? На чем он держится?!
Но именно на этот немой вопрос от вас и будут ждать
здесь ответа. Защитника прав заключенных в тюрьме воспринимают
совсем не так, как на воле. На всякий случай перед первым
посещением тюрьмы приготовьтесь к тому, что заключенные
встретят вас как Иисуса Христа. Вы должны будете дать
честный и подробный ответ хотя бы на один вопрос: когда
будет амнистия? Пусть вам не покажется наивным и такой
совет: перечитайте накануне хотя бы Нагорную проповедь
— то есть главы 5, 6 и 7 Евангелия от Матфея. Твердые
нравственные ориентиры в этом водовороте страстей, жалоб
и проклятий вам понадобятся в аварийном порядке.
Несколько практических советов по поводу того, как
вести себя в тюрьме
Прежде всего, приходить туда надо с очень конкретной
целью. Только это избавит вас от чувства собственной
беспомощности. Только такая цель даст вам моральное
право уклониться от бесцельных бесед, грозящих перерасти
в неуправляемый митинг.
При общении с заключенными следует учитывать следующее.
Их сообщество в каждом лагере состоит из нескольких
каст. Высшая каста, “блатные” — это неформальные руководители,
обычно выходцы из преступного мира. “Мужики” — так называется
основная масса заключенных, не связанная с миром профессиональных
преступников. “Козлы” — это гласные сотрудники лагерной
администрации — бригадиры, мастера, повара и т.д. “Козлы”
выполняют также функции внутрилагерной полиции.
В среде заключенных есть и отверженные люди, положение
которых сопоставимо, к примеру, с больными чумой или
холерой. Чем мягче официальный режим содержания заключенных
(то есть режим в колониях общего режима и в воспитательно-трудовых
колониях для несовершеннолетних), тем на самом деле
в этой колонии хуже. Тем жестче здесь запреты на общение
с отверженными и тем крепче суеверия, связанные с опасностью
такого общения. И если вы в ВТК или в колонии общего
режима пожмете отверженному руку, даже просто к нему
прикоснетесь, с вами, возможно, никто кроме этого человека
и ему подобных больше не будет разговаривать. В колониях
строгого и тюремного режима такие ограничения и запреты
до абсурда не доводятся. Да и внешний вид (своего рода
лагерных бомжей) их не выделяет здесь так ярко, как
в колониях для несовершеннолетних и колониях общего
режима.
Некоторые из таких отверженных (их называют “петухами”,
“гребнями”, “опущенными”, обиженными”) — пассивные гомосексуалисты.
Поэтому в тюремном мире гораздо меньше, чем на воле,
распространена матерная ругань. Даже безадресное ругательство
с “сексуальными мотивами” здесь почти в любой ситуации
становится тягчайшим оскорблением, смывать которое надо
кровью.
Многие другие особенности поведения заключенных могут
показаться бессмысленными или странными. И все же знать
о них посетителю тюрем надо. Вот несколько выдержек
из книги “Как выжить в советской тюрьме” (“В помощь
узнику”):
“Особняком держатся на зонах “шныри” — дневальные в
отрядах, уборщики в штабах, столовых, санчастях и т.д.
Это тоже публика малоуважаемая, что-то вроде козлов
последнего разбора...
— Говорят, в тюрьме и лагере особенно не жалуют
тех, кто сел за изнасилование. Какие еще, кроме статьи
117 УК РСФСР (изнасилование) считаются позорными? Если
я сел по какой-нибудь из этих статей, есть ли смысл
скрывать это?
— К “изнасилованию” вообще-то на зоне уже привыкли
— то есть к тому, что по этой статье сажают невиновных.
Есть более страшные статьи. Например, за уклонение от
лечения венерических больных, за развратные действия
в отношении малолетних.
Что же касается изнасилования, то отношение к тем,
кто сел по этой статье, не всегда одинаковое. Бывает
ведь, что и изнасилования никакого не было — просто
человека хотели посадить и посадили, пусть и по статье
117. Это случай довольно частый.
Раньше считались непрестижными и статьи за бродяжничество,
за хулиганство, за проживание без прописки. Вообще уважением
в преступном мире пользуется тот, кто делает свою работу
без трупов, без насилия и так далее...
— Я слышал, что в тюрьмах и на зонах запрещены
матерные ругательства. И еще какие-то слова. Так ли
это?
— Матом ругаются гораздо реже, чем на воле. Во-первых,
это запрещено воровским законом. Для вора мать — понятие
святое. Поэтому на строгом, например, режиме мата практически
не услышишь. Вторая причина: выругаться матом — значит
почти в любом случае оскорбить кого-то. В условиях зоны
то, что ты послал человека на ..., означает, что ты
считаешь его петухом. Если этот человек петухом не является,
ты будешь держать ответ за свои слова и кончиться это
может для тебя плачевно.
Нельзя также называть человека козлом, если он не козел.
Козла, кстати, на ... посылать тоже нельзя — он же козел,
а не петух. Нельзя сказать разгорячившемуся человеку:
“Ты чего петушишься?” Барак-развалюху, в котором мужики
живут, нельзя курятником называть. Вообще лучше все
“птичьи” названия из своей речи исключить.
На зоне вообще ответственность за слово гораздо выше,
чем на воле. Прежде чем сказать что-то — дать оценку
происходящему, рассказать о себе, особенно — отозваться
о другом человеке — арестант должен не до десяти, а
до тысячи сосчитать. Я знаю такой случай: один политзек
подбивал мужиков на голодовку, те не соглашались. Он
стал уговаривать: “Да поймите, ведь тем, что вы все
терпите, вы объективно на ментов работаете!” Эти слова
были восприняты буквально, как оскорбление. Хорошо,
пахан зоны дал команду прекратить разборку, не то быть
бы политзеку битым. Или еще хуже...
— “Общак” — это что-то вроде кассы взаимопомощи.
Общий фонд денег, продуктов, вещей, в который зеки добровольно,
кто сколько хочет, делают свои вклады. Считается, что
если на зоне есть общак, зона правильная...
“Семья” — это группа зеков, ведущих общее хозяйство.
То есть помимо общелагерного общака у них есть свой
небольшой общак. Одна семья состоит из двух или более,
до 15-20 человек. Посемейники заботятся друг о друге,
в беспредельных зонах защищают своих членов. Хотя защита
такая, конечно, нормальным явлением не считается. На
правильных зонах зека защищает закон. И если он этот
закон нарушил, семья заступаться за него не имеет права...
— Правда ли, что на зонах плохо относятся к москвичам?
— Не только к москвичам. К питерским тоже. Конечно,
сам факт проживания человека до тюрьмы в Москве или
в Ленинграде — еще не косяк. Но уже повод для более
пристального внимания к человеку...
— Что такое беспредел?
— Многие считают, что беспредел и произвол — это одно
и то же. На самом деле, беспредел — это полное отсутствие
порядка, а произвол вполне возможен и при наличии порядка.
Беспредел бывает двух видов: ментовской и внутренний.
Администрация может руководствоваться законом, подчиняться
контролирующим органам или никому не подчиняться, никаких
законов не выполнять. То есть “закон — тайга, прокурор
— медведь”. Это и есть беспредел ментовской.
Внутренний беспредел — это сила кулака, отсутствие
всяких понятий о правилах, о том, как люди должны поступать
в той или иной ситуации.
Обстановка, в которой нет уже способов решения споров,
конфликтов между отдельными зеками или их группами —
вот что это такое...
— Что такое пресс-хата?
— Пресс-хата, пресс-камера — это камера, в которую
сажают подследственного, чтобы добиться от него нужных
показаний. Если в пресс-хату ПКТ на зоне сажают зека,
то чаще всего за его поведение либо он слишком независим,
либо на других заключенных оказывает не такое влияние,
как хотелось бы администрации. Там его обрабатывают
“шерстяные” — зеки, приговоренные за свои дела преступным
или лагерным миром к смерти или опусканию. Этим людям
терять уже нечего...
— Отрицаловка — это жаргонное слово?
— Да, только придумали его не зеки, а администрация.
Так называют тех, кто придерживается на зоне правильных
понятий, воровского закона, тюремного закона — эти понятия
бывает трудно отличить друг от друга. Словом, отрицаловка,
отрицалово — это те, кто оказывает активное сопротивление
администрации: блатные, авторитеты...
— Вот еще о чем многие не знают: лагерная администрация
не имеет к охране лагеря никакого отношения. Хотя администрация
и охрана носит одну и ту же форму. Лагерная администрация
находится в подчинении у областных управлений по исправительным
делам, то есть у ГУИНа МВД РФ. На нее иногда лучше жаловаться
их же начальству, а не прокурору — они начальства больше
боятся. Есть в лагерной администрации одна загадочная
фигура — кум, начальник оперчасти. Он есть на каждой
зоне, но кому он подчиняется, толком никто не знает.
Думаю, кум — это представитель КГБ, то есть что-то вроде
“особиста” в армейской части.
Внутренние войска, то есть охрана лагеря, подчиняется
другому управлению МВД. Солдаты из охраны, например,
в зону входить не имеют права — разве что бунт подавлять
пошлют. И вообще им всякие контакты с зеками запрещены...
— Что ты можешь посоветовать родственникам зека?
— Если это не такой зек, что все родственники перекрестились,
когда его посадили, то посоветую ни на минуту не забывать
о нем. И быть готовыми к тому, что весь срок они будут
мотать вместе со своим сыном, отцом, братом. Быть родственником
зека тяжело. Это значит годами стоять в очередях, терпеть
унижения и постоянные “нельзя”, учиться давать взятки
и искать деньги на них. Это значит осваивать феню и
правила конспирации, чувствовать себя личным врагом
советской власти, переполняться ненавистью к роду человеческому,
вообще находить в себе много плохого, о чем раньше и
не подозревал. Все это предстоит родственникам зека.
В обмен на лишения родственников зек будет получать
посылки, письма, свидания. Без этих знаков заботы, без
ощущения того, что тебя помнят, без дозволенных к получению
пряников на зоне прожить очень трудно, иногда невозможно.
Чем теснее связь зека с домом, тем менее испорченным
он возвращается. Но испорченным он вернется обязательно
— к этому родственники тоже должны быть готовы...
— Предположим, ты выходишь из тюрьмы и видишь,
что к ней тащат очередного арестанта. Этот человек —
твой брат. Первоходочник. Времени, чтобы переговорить,
у вас в обрез — пока ворота не откроют. Что ты ему скажешь?
— Ничто на свете случайно не происходит, каждому человеку
приходится однажды расплачиваться за то, что он от жизни
получил. Есть пословица: дает Бог крест, даст и силы
его нести. Чувствуешь вину — покайся. Не чувствуешь
— считай, что сидишь за другого. Когда-нибудь это тебе
зачтется.
Бояться в тюрьме не надо никого и ничего. Не бойся
ментов. Как бы они тебя ни пугали, но если чувствуешь,
что кому-то надо помочь, а при этом можно погореть —
помогай, гори. Ничего страшного в их карцерах нет. Страшно
принудительное общение, а в карцерах от него отдыхают.
Убить и покалечить тебя тюремщики сами боятся.
Не бойся других зеков. Очень часто они “гонят жуть”,
то есть запугивают — но не больше того.
Будь очень сдержан в общении. Не лезь ни в какие кентовки
и группировки, как бы голодно и холодно ни было. И только
найдя близкого человека, потихоньку сходись с ним.
Не ищи легкой жизни. Не бойся смерти — это всего лишь
возвращение в небытие, из которого нас, тоже не по нашей
воле, извлекли. Вот и все”.
* * *
Вам, конечно, известны и категорические, то есть не
подлежащие никакому обсуждению, требования тюремной
субкультуры: нельзя доносить друг на друга, нельзя друг
у друга воровать.
Если есть возможность проводить беседы с заключенными
не в штабе, а, например, в бараке — лучше проводить
их там. Посещение, по какой бы то ни было причине, штаба
способно повредить репутации заключенного.
Не надо, как вы поняли, задавать вопроса вроде “Кто
вас обидел?” Глаголы “обидеть”, “опустить”, а также
и производные от них слова лучше не использовать вообще.
Не надо использовать в общении с заключенными жаргонные
слова, как не следует и притворяться, что вы их не понимаете.
* * *
Но самая главная, пожалуй, проблема, стоящая перед
посетителем тюрьмы — это отношения с администрацией.
Чтобы построить их правильно, лучше, как показывает
опыт, руководствоваться следующими принципами.
Конечно, отношение к тюремщикам в России очень недоброжелательное.
Не надо добавлять к этой неприязни чего-то новое. Это
нечестно, поскольку никто их к нам, как говорится, на
парашютах не забрасывал. Сами их воспитывали, сами развращали
их своим попустительством. В статье УК о “разжигании
социальной розни” заложен ведь не только карательный
смысл, но и приведенные выше соображения.
Итак, пока конкретный тюремщик не поступил на наших
собственных глазах непорядочно, у нас нет оснований
для того, чтобы не уважать его. И все же получить перед
посещением лагеря или тюрьмы представление об их конкретных
сотрудниках никому не помешает. Больше всего расскажут
о них сами заключенные — в своих письмах, в личных беседах,
если эти люди только что вышли на волю. Сами сотрудники
тоже иногда идут на контакт — при условии, конечно,
что их собеседники твердо усвоили: сама по себе форма
тюремщика не должна заранее определять к нему отношение
как к человеку.
Кроме всего прочего, лагерная администрация — это люди,
занятые полезным делом — защитой общества от преступников.
Как и все люди, состоящие на службе в государственных
учреждениях, они тоже по-своему беззащитны. Начальство
может и квартиру им не дать, и по службе не повысить,
и на их семьях в случае чего отыграться. Так же, как
и прочие государственные служащие, они сегодня и в голодные
обмороки на работе падают, и стреляются оттого, что
не могут прокормить своих детей. С другой стороны на
них действительно иногда давит мафия: угрожает, пытается
подкупить.
Далее, эти люди заняты своим делом профессионально.
Поэтому их требования, которые вам, возможно, покажутся
необоснованными, на самом деле могут быть вызваны не
только желанием скрыть или замять собственные правонарушения,
но и опасениями за вашу собственную безопасность или
за порядок в лагере. Поэтому нарушать те условия, на
которых вам разрешили войти в тюрьму или лагерь, нельзя.
Если вас, к примеру, пустили в следственный изолятор
для того, чтобы вы проверили соблюдение здесь прав заключенных,
то в общении с заключенными вы ни в коем случае не должны
выходить за рамки этой темы. Не исключено, что через
вас кто-то из заключенных СИЗО захочет передать на волю
информацию, которая поможет ему скрыть свое преступление,
а то и совершить новое.
Конечно, все возможные оплошности, которые может допустить
посетитель тюрьмы, предусмотреть невозможно. Поэтому
лучше заранее договориться с администрацией о конкретных
вещах: что вам можно, а чего нельзя. Хорошо, если такой
договор будет составлен в письменном виде под каким
угодно заголовком, например, о шефской помощи.
Эти вопросы значительно упростятся, если вы к моменту
посещения тюрьмы придете туда не только в качестве члена
НПО, но и как представитель какой-нибудь государственной
структуры. Например, местной комиссии по наблюдению
за положением в исправительно-трудовых учреждениях и
следственных изоляторах. Раньше такие комиссии существовали
при местных Советах, и это были абсолютно формальные
организации. Сегодня подобные комиссии существуют как
при местных Думах, так и при местных органах администрации,
то есть исполнительной власти. Где-то они остались такими
же, как и при Советской власти, придатками карательной
системы. Но где-то в их работе участвуют настоящие правозащитники.
Такие комиссии есть не везде, а только в районах, имеющих
ИТУ и СИЗО. Но в любом месте России есть депутаты, которых
можно заинтересовать проблемами прав человека в неволе.
Поддержка таких депутатов или их прямое участие в вашей
деятельности — это самое лучшее, чего только можно пожелать
НПО, занятой правами заключенных.
Вероятно, заключенные будут уличать в воровстве лагерную
администрацию, приносить списки украденного, требовать
с вас обещания выслать эти списки “в Москву”. Не поддерживайте
таких тем беседы, если у вас нет твердого намерения
добиться привлечения администрации к ответственности.
Вообще стоит помнить, что администрация до сих пор живет
по советским представлениям о “своем” и “колхозном”.
Поэтому не стоит проявлять особого интереса к хозяйственным
делам администрации, если они не связаны напрямую с
нарушениями прав заключенных. Причины по-настоящему
опасных преступлений администрации не здесь.
Если сотрудники лагерей и тюрем будут показывать вам
безобидные “потемкинские деревни”, постарайтесь руководствоваться
теми же мотивами. В глазах администрации посетитель-правозащитник
— это прежде всего человек, который намерен пожаловаться
на нее начальству. Главная вина, которую может чувствовать
за собой администрация лагеря — это, конечно же, не
нарушение прав человека, а плохое выполнение ею своих
обязанностей, предписанных начальством. Именно это вам
и боятся продемонстрировать — по привычке к комиссиям
из МВД.
Постарайтесь понять и настоящих энтузиастов. Если в
прогулочном дворике при женском отделении тюрьмы вам
с гордостью покажут качели и песочницу, попробуйте найти
в себе силы похвалить начальника. Действительно ведь
нет его вины в мучениях здешних детей.
“Не навреди”. Это древний принцип означает в данном
случае, что нельзя делать для заключенных ничего такого,
что, возможно, сегодня значительно облегчит их положение,
но завтра обернется против них же.
Ни в коем случае нельзя давать заключенным обещаний,
которые вы не способны выполнить.
Возможно, что заключенные, которые захотят с вами побеседовать,
подвернутся потом репрессиям даже в том случае, если
ничего не расскажут вам о злоупотреблениях администрации.
А если расскажут, то их будут “прессовать” обязательно.
Поэтому вам надо будет позаботиться о безопасности этих
людей. А для этого — дать администрации понять, что
вы будете следить за судьбами доверившихся вам людей.
И, наконец, последнее. Имея дело с заключенными, а
тем более посещая лагеря и тюрьмы, вы автоматически
оказываетесь в “группе риска” и с медицинской точки
зрения. Поэтому вы должны обязательно сделать себе хотя
бы прививку от туберкулеза. Другие распространенные
в лагерях и особенно в тюрьмах болезни — это педикулез,
то есть вши, и чесотка.
|
