МАРТ
Какой он синий, этот март!
Как он томит своей капелью.
Уже проталины дымят,
И воздух пахнет тихой прелью.
Еще морозцы поутру,
Но льется в ноздри запах винный,
Уже любовную игру
Завел народец воробьиный.
Уже кружится голова,
И сердце бьется в лад капели,
Уже оттаяли слова
И затомились, зазвенели.
Как ярко блещут купола,
Как сладко плавится сердечко.
Уже ты варежку сняла
И подышала на колечко.
Знать, до сих пор не победишь
В себе той девочки-простушки:
В кольцо, как в зеркальце, глядеть
На озорные конопушки.
А по карнизам - птичий гвалт,
А на березах - взбухли почки.
Какой он синий, этот март...
...Через решетку одиночки.
16 марта 1974
Бутырская тюрьма
МОРСКАЯ ПРОГУЛКА
Какие у нас ветровые,
Косматые, дикие кони!
По сердцу - толчками - впервые,
Надежда уйти от погони.
От давней, навязчивой боли,
От вкрадчивой, ласковой скуки,
По ветру - две лилии воли -
Твои обнаженные руки!
Я знаю: мы близки, мы близки.
В каскадах сверкающей пыли -
Всё прочее напрочь забыто.
Мы тени? Мы души? Мы блики?
Сквозь толщу подводную чьи-то
Бегущие, зыбкие лики.
И соль оседает, как иней,
На гривы, на губы, на сети.
Мы двое - на первой, на синей,
Еще не остывшей планете.
Как чисто, как ладно, как гордо!
По сердцу - толчками - свобода!
И схвачено спазмою горло
От запаха ветра и йода.
А там, где сливаются тверди, -
Мощеная солнцем дорога
К чертогу ликующей смерти,
Известной под именем Бога.
март 1974
Институт им. Сербского
ОТПЛЫТИЕ
Дождик, дождик, перестань -
Мы поедем в Аристань!..
Вот опять у щеки твоя варежка влажная.
Ну зачем ты, любимая? Ну, перестань!
Что-то должен сказать... Что-то важное-важное,
Пароход отплывает в страну Аристань.
Есть такая земля - непонятная, дальняя.
Помнишь детскую песенку? Вот, позвала!
Мне во сне рисовались ее очертания
И нездешних ее городов купола.
Разве можно уйти от судьбы и пророчества?
Вот и взял я дорожный, бывалый альбом,
Чтоб суровость ее и свое одиночество
Слить в один силуэт на листе голубом.
Видно, тот, кто глядит из глубин мироздания,
Тот, кто рядом всегда и всегда далеко, -
Пожелал, чтоб я взял свою долю страдания
Из безмерной и благостной ноши его.
Ветер бросил гудок, как прощальную жалобу,
Черномазый буксир запыхтел-застучал.
Отъезжающих просят подняться на палубу,
Провожающих просят покинуть причал.
Всё какие-то юноши с пыльными ранцами,
И оркестрик на пристани, как в старину...
Пароход до отказа набит новобранцами,
Я один - добровольцем на эту войну.
Дорогая, прости за тоску и метания.
Не кляни. Не грусти. Не остынь. Не устань.
И зачем же "прощай"?
Я кричу - до свидания!.
Пароход отплывает в страну Аристань.
ноябрь 1973
Владимирская тюрьма № 2
3 ЯНВАРЯ 1974 г.
Хоть полгода ломают, но пытки такой
Не приснится и в смертном бреду!
В коридоре свели на мгновенье с тобой,
Чтобы тут же назад, в темноту.
Ни прижаться к щеке, ни коснуться волос -
Ничего, ничего не смогли.
Только милые руки к губам я поднес,
Как жандармы уже развели.
Растолкали по клеткам, захлопнули дверь…
Все равно, как при вспышке грозы, -
Я успел зарядиться для новых потерь
От твоей неупавшей слезы.
От твоих горделивых, несдавшихся рук,
От слепящего света в глазах.
Был вокруг головы твоей радужный круг
И улыбка на чистых губах.
3 января 1974
Владимирская тюрьма № 2
ТЮРЬМА - ЛЮБОВЬ - РОССИЯ
Татьяне Великановой*/ 2/
Листаю желтые страницы,
Стучусь в забитое окно.
Былых стихов о синей птице
Я не пишу давным-давно.
Слова надежды и бессилья!
Три главных темы, три пути.
Лишь три: Тюрьма, Любовь, Россия
Живут теперь в моей груди.
Когда на улицах нарядных
Я видел праздную толпу,
Я вспоминал о тех несчастных,
Что стынут в каменном гробу.
На их отечных, бледных лицах
Видна отчаянья печать.
Как о погосте иль больнице,
О ней стыдятся вспоминать.
Хоть входят в схему мирозданья
Ее кривые этажи,
Тюрьма - не просто дом страданья,
А состояние души.
Ведь не назначена отроду
Она никем и никому,
Но кто убил в себе свободу,
Тот сам вложил кирпич в тюрьму.
И вот уж нет отвратней плена,
И подступают времена:
Зловещей тенью, как гангрена,
На Мир надвинулась она.
На разобщенный и несильный,
Не помнящий о судном дне.
На мир, увязший, как в трясине,
В неотклонимой болтовне.
И снова звук, глухой и странный,
Туманный промельк подо льдом.
Россия - идол деревянный
С кровавым и несытым ртом.
С ним рядом - сломанные сани
И обомшелый, давний сруб.
И чей-то черный мерзлый труп
С лицом, изгрызанным песцами.
Уж сколько лет тяжелых кряду
Вершится сей круговорот!
Тюрьма - Россия? Чей черед
Решать зловещую шараду?
И свет лампады пригасает,
Сусальный рушится кумир.
Да, лишь одна Любовь спасает
Усталый и
бессильный мир.
................................................................
Тюрьма = Россия! Наш черед
Решать теперь эту шараду
1980
ОН УШЕЛ ПОКУРИТЬ ЗА БАРАК
Памяти Григория Подъяпольского* /3/,
моего друга, духовного брата.
К пятилетней годовщине его смерти
Разбежалось по зоне их войско,
Бьют тревогу: не сходится счет.
"Подъяпольского нет! Подъяпольского!"
Вертухаи бегут взад-вперед.
Лезут всюду, шмонают, как водится,
Волокут караульных собак.
Ну чего вы, кащеево воинство?
Ну чего, ну чего беспокоиться?
Он ушел покурить за барак!
Только что ведь сидел за тетрадкою,
Вот вернется и сядет опять.
Вы же видите: книжка с закладкою.
И не надо напрасно искать.
Ну куда вы - такою оравою?
Все равно он уже за чертой!
И смеется над вашей облавою
И над вашею злобой пустой.
Хоть удвоите гон, хоть утроите,
Но закон Паркинсона суров.
Он уже на своем астероиде
Недоступен, как бог Саваоф.
Так живем и пока не печалимся,
Не жалеем о прожитом дне.
Хоть редеют ряды, - не отчаимся -
Вдвое меньше, но крепче вдвойне.
Мы когда-нибудь все повстречаемся,
Соберемся на той стороне.
Постепенно, без виз и без допусков,
Все сойдемся в той жизни иной,
Где не будет допросов и обысков,
И филерской возни за спиной.
Ни солдат, ни этапов с овчарками,
Ни решеток в окне, ни штыков...
Соберемся однажды за чаркою,
Как всегда, напечем пирогов.
За столом мы не будем про тяжкое,
И не станем считать их грехи.
С мелодичной обычной протяжкою,
Улыбаясь за чайною чашкою,
Будет снова читать он стихи!
"Уже давно последний пролетарий,
Забыв завод, играет на гитаре...
Уже давно у Кащенко скончался
Последний Маркса, кажется, читавший...
Уже давно ни Штатов, ни Китая -
Но до сих пор агентами считают...
Но я терпеть не стану больше это,
Я украду фотонную ракету...
Быть может, где-то, на краю Галактики,
В каком-нибудь созвездье Птеродактиля
Еще кружит забытый астероид,
Где коммунизма все же не построят!"
Так и живем, и пока не печалимся,
Хоть лютует их злобная рать,
Мы - смеемся, мечтаем, не старимся,
Ну, а если однажды опять
Вновь собьются со счета и - с поиском
Налетят, - отвечаем им так:
"Ну чего вы, кащеево воинство?
Ну чего, ну чего беспокоиться?
Он ушел покурить за барак!"
1981, 8 марта
БАЛЛАДА О ТРЕТЬЕМ ОБЫСКЕ*/4/
"В начале было Слово, и Слово было у Бога,
и
Слово было Бог".
(Иоанн 1.1)
Такого шмона, право,
Еще не видел мир.
Нагрянула орава
Изысканных громил.
Не прежних белоручек, -
Отменных мастеров.
Промяли каждый рубчик
Вспороли каждый шов.
Какой-то хитрый лазер
Таращил мутный глаз.
А самый главный - слазил
Руками в унитаз...
А я, как будто дачник,
Смотрел на тот погром.
Что ищут? Передатчик?
Иль провод в Белый Дом?
Но было всё не ново,
Я знал: и в этот раз,
Они искали Слово,
Которое - вне нас.
Которое взмывало
Голубкою с руки,
Которое взрывало
Их троны и замки.
Грозило, как комета,
Томило, как гроза,
Наполнив душу светом
И радугой глаза.
Пылало, как горнило,
Облив зарей восток.
Хранило и казнило,
И называлось Бог.
ноябрь 1973
Владимирская тюрьма № 2
В ОДИНОЧКЕ
Тоска бутырской одиночки.
Кому кричать, кого молить?
В слепом оконце дня от ночи
Не отличить, не отделить.
Напрасно слабыми руками,
Безумец с тусклою свечой,
Я тычусь в скользкий, липкий камень,
Пропахший кровью и мочой.
По жилам - струйки вязкой лени,
И шепот вкрадчивый в ушах,
Но я не рухну на колени,
Я одолею мерзкий страх.
Покуда в сердце, нарастая,
Стучатся жарко, вновь и вновь,
К державе - ненависть глухая,
К отчизне - горькая любовь.
январь 1974
Бутырская тюрьма
ТЮРЬМА
Говорили: Тюрьма - это стон озлобления!
Утверждали: она - цитадель безнадежности!
Но тюрьма - это символ любви и смирения,
Это - высшая школа надежды и нежности.
Как теплы наши чувства и чисты желания,
Как мы любим отсюда далекого ближнего,
Как мы шепчем молитвы в часы покаяния
И склоняем колени пред ликом Всевышнего.
И уже не страшит нас решетка железная.
Ведь однажды ударит слепящая молния,
И к чертогу Свободы, далекому, звездному
Растворится дорога! Бескрайняя, горняя!
1980
Я УШЕЛ ЗА КИТОМ ГОЛУБЫМ
Моей жене Нине
Кто-то будет судить и судачить злорадно,
Кто-то станет болтать, что я призрак и дым.
Ты ответишь им: нет, он вернется обратно,
Он ушел за китом голубым.
Еще нет расслоенья на тело и душу,
Еще мир не расколот на тысячу стран,
Есть на свете одна нераздельная суша
И один молодой океан.
Еще люди не знают проклятых вопросов,
Еще нету у них ни греха, ни суда,
Еще можно поэту наняться матросом
И однажды уплыть в Никуда.
Бороздить день и ночь зоревые просторы,
Слышать пенье сирен, открывать острова,
Видеть новых созвездий цветные узоры,
В сердце нежность копить, экономить слова.
Пусть несут паруса, как могучие кони,
И затянется путь наш на несколько лет.
Этот кит-великан не уйдет от погони,
Мы отыщем его фосфорический след.
Проживи свою жизнь без стенаний и боли,
Жди меня, - как всегда, вспоминай молодым.
Клетки нет. Смерти нет. Есть бескрайняя воля,
Я ушел за китом голубым.