|
Елецкая - крытая
СТАРУХИНУ СЕРГЕЮ,
БИРЮКОВУ ЕВГЕНИЮ
И ВСЕМ ТЕМ, КТО УЖЕ
ОТМУЧИЛСЯ ИЛИ
ПРИНИМАЕТ МУКИ
В НАСТОЯЩЕМ…
Издавна славится на Руси город Елец,
что в Липецкой области, своими красивыми храмами и знаменитыми
кружевами.
Но вот в конце 20-го столетия пошла
о нем слава дурная, зловещая. Причина тому - находящееся
в этом городе учреждение ЮУ 323/Т-2 или, как его называют
в среде заключенных, елецкая «крытая».
В последние годы на его воротах двуглавые
орлы сменили пятиконечные красные звезды, но суть осталась
прежняя.
С этим страшным местом мог бы, пожалуй,
потягаться только печально известный «Белый лебедь»
из города Соликамска Пермской области - «гестапо» общесоюзного
значения, существовавшее в доперестроечное время.
Но «лебедь» рухнул, а вот елецкое детище
набирает обороты.
Не осведомленный человек, далекий от
пенитенциарной системы, не поверит, что изложенное далее
возможно в наши дни.
Но, увы, так оно и есть.
Суть «перевоспитания» в этом заведении
- пытки и жестокое обращение в буквальном смысле
этих слов.
В «Липецкой газете» от 29.03.2002 года
была опубликована статья «Хотим в тюрьму! Но только
в «елецкую крытку»».
В ней сказано, что Липецкую область
посетила делегация международных экспертов Совета Европы.
Эксперты-специалисты по европейским
исправительным учреждениям решили убедиться воочию,
каковы условия содержания осуждённых и обращение
с ними.
Причем свой выбор они остановили на
елецкой тюрьме №2.
«Здесь их ознакомили с полуторовековой
историей «казенного дома», сегодняшним бытом заключенных
и подследственных, со службой сотрудников «двойки».
Гостям показали и подсобное тюремное хозяйство - птичник
и пекарню, мастерские, в которых работают заключенные.
Они побывали в камере приговоренного к пожизненному
заключению, дотошно интересовались жизнью осуждённых
на длительные сроки, беседовали с ними.»
По мнению экспертов, увиденное ими
в елецкой тюрьме выгодно отличается от того,
что ныне имеет место в других российских учреждениях.
Из другой липецкой газеты следует,
что «Совет Европы одобрил братание одной из тюрем
федеральной немецкой земли Баден-Вюртемберг, которой
руководит господин Томас Мюллер, со второй
елецкой тюрьмой.
Теперь сотрудники исправительных учреждений
будут ездить друг к другу для обмена опытом».
Все это звучит как злая ирония, насмешка,
оскорбление для тех заключенных, которые обречены на
страдания, попадая в елецкую тюрьму.
Но обвинить европейских экспертов в
том, что они сделали такие выводы (если верить статье),
нельзя, ведь им показали «оборотную сторону медали».
То, что не нужно было видеть, скрыли
от их глаз, иначе, зная об истинном положении вещей
в СТ-2, комиссия пришла бы в неописуемый ужас от увиденного
и услышанного.
Вследствие этого у одних напрочь пропало
бы желание брататься и обмениваться опытом; а
у других - говорить о том, что учреждение ЮУ 323/Т-2
выгодно отличается от других исправительных учреждений
России.
Итак, что же было скрыто от глаз экспертов
и побратимов и что в действительности происходит в СТ-2
города Ельца.
До 1999 года мне приходилось бывать
там и общаться с людьми, которые являлись следственно-арестованными.
С их стороны имелись какие-то претензии
по поводу режима содержания, но, наверное, эти претензии
всегда имеются в такого рода местах, однако, ничего
из ряда вон выходящего, от чего можно бы было содрогнуться,
не было.
Но это следственно-арестованные. Совсем
другое дело - осуждённые, отбывающие наказание на тюремном
режиме.
И если раньше до меня доходили лишь
слухи о «елецкой крытой», то в 1999 году и впоследствии
мне самой пришлось убедиться, что это за место.
В октябре 1999 г. я приехала к осужденному
Шенгелая З.Р., он прибыл из учреждения ОЖ -118/8, находящегося
в Воронежской области.
Прямо с этапа его поместили в штрафной
изолятор, отказали мне во встрече с ним, хотя я пыталась
объяснить, что в соответствии с Основным Законом нашего
государства любой гражданин, где бы он ни находился,
имеет право на получение юридической помощи.
Все тщетно, потому что воспрепятствование
общению адвоката и осуждённого - часть проводимой в
СТ-2 политики, направленной на то, чтобы «сломать» человека.
Когда я всё-таки встретилась с Шенгелая
З.Р., он рассказал, что его заставляли дать подписку
о том, что он будет сотрудничать с администрацией. На
его отказ стали издеваться: повесили за руки на решётки,
били, и только под угрозой быть изнасилованным он вынужден
был эту подписку дать.
По этому поводу мной и Шенгелая З.Р.
были написаны жалобы в прокуратуру и ещё одна - о нарушении
права осуждённых на получение юридической помощи - в
Конституционный Суд Российской Федерации.
Эта жалоба принята к рассмотрению и
в настоящее время находится в управлении судебных заседаний.
Следующий осуждённый - Лопатин М.М.,
прибывший в Елец из Липецка.
От него таким же образом - путем угроз,
что изнасилуют, - получили подписку, предварительно
подвергнув издевательствам и избиению.
В 2001 году по той же причине пытался
«наложить на себя руки» Дробышев Сергей Михайлович:
его сначала били, потом прихвостень администрации, хоть
и такой же осуждённый, помочился на него, но «сработала»,
как всегда, угроза изнасилования и присутствие потенциального
исполнителя.
Человек не смог пережить перенесенные
унижения, чувство беспомощности, стыд и отчаяние.
Дробышев повесился, но его чудом удалось
спасти.
Такая же суицидальная попытка была
предпринята осуждённым Денисовым А.Н. в ночь с 12 на
13 октября 2003 года.
Может возникнуть вопрос: «Почему они
не подписывают?». Ответ предельно прост: это их личное
дело, к тому же, при этом немаловажен моральный
фактор: как может нормальный, порядочный человек обещать,
хоть и во благо себе, совершать подлые поступки по отношению
к другим людям?
Но администрацию не волнует, что, согласившись,
такой человек превращается в приспособленца и предателя.
Каждый сам выбирает свою жизнь и то,
как ему жить, поэтому другие люди не вправе заставлять
его думать так, как хочется им, тем более, путем издевательств,
физической расправы, угроз изнасилования.
Необходимо при этом учесть одно обстоятельство:
все это происходит в отношении беззащитного человека,
находящегося в полной изоляции.
И российские, и международные законы
запрещают подвергать заключенных пыткам и жестокому
обращению, но для администрации СТ-2 и ее сотрудников
эти законы не существуют, они живут по своим.
Так, чтобы «сломать» заключенного,
они, путем физической силы или запугивания, требуют,
как уже было сказано, написать заявление о вступлении
в актив, написать извинительное письмо в колонию, из
которой пришел на тюремный режим, надеть повязку. Все
эти требования незаконны, а ведь в отличие от заключенных
должностные лица обязаны руководствоваться только
действующим законодательством и не вправе изменять его,
отменять или по-своему истолковывать.
На протяжении нескольких лет в СТ-2
людей превращают в рабов, им не положено все: прилечь,
походить по камере, отдохнуть на досуге, регулярно мыться
в бане и т.д.; большинство из них запуганы до такой
степени, что боятся говорить.
Из писем заключенных:
«…Считаю необходимым затронуть
такое явление в Т-2, как создание администрацией самодеятельных
организаций (актива) и их направленности. Следует сразу
сказать, что в п.7 ст. 111 УИК РФ не предусмотрено создание
активов в тюрьмах. В Т-2 активисты наделены негласно
полномочиями сотрудников администрации. Им разрешены
практически любые действия против заключенных, не состоящих
в активе, вследствие этого явления в Т-2 администрацией
созданы «пресс-хаты». Одна из них камера № 128 (карантин),
в которой находятся 5-6 осуждённых, являющихся членами
самодеятельных организаций или просто «прессовщики».
По прибытии в Т-2 заключенного помещают в карантин,
где он проходит «обработку» со стороны активистов -
«прессовщиков». С заключенным активисты могут сделать
все, что им вздумается - избить, изнасиловать и т.д.,
и все это с ведома администрации.
Хочу отметить, что и в каждой
камере на тюремном режиме содержаться по 2-3 активиста,
особыми привилегиями из них пользуются бригадиры. Бригадирам
дается негласное разрешение на рукоприкладство, им разрешается
не соблюдать режим содержания. Для сотрудников Т-2 бригадир
всегда прав, невзирая ни на что.
Должность бригадира, в основном,
дается осуждённым, совершившим тяжкие и низкие преступления
- маньякам, убийцам, насильникам детей и женщин.
Само собой для простого
заключенного, в котором есть чувство чести и достоинства,
такое положение дел является величайшим оскорблением
его прав. Если заключенный будет не согласен в чем-либо
с бригадиром, то администрация вступится за своего избранника,
а простого заключенного выведут на коридор и изобьют
до полусмерти с последующим наложением взыскания и водворением
в карцер для экзекуции. С уничтожением в Т-2 неимущественных
прав заключенных у многих из них стала исчезать потребность
и вера в справедливость и просто желание жить, поэтому
в течение нескольких лет в Т-2 совершались суициды,
заключенные вскрывали себе вены, вгоняли металлические
штыри в легкие, печень, кишечник.
В действительности подтверждение
суицида находили лишь единичные случаи, да и те не заинтересовывали
надзорные органы вопросом, почему совершаются самоубийства.
Все остальные многочисленные
факты суицида тщательно скрывались сотрудниками тюрьмы.
В 2000 году в Т-2 произошел
факт самосожжения, а именно из-за того, что заключенный
не мог больше терпеть издевательств со стороны сотрудников
Т-2.
В местной прессе известили
российское общество о том, что осуждённым была нарушена
техника безопасности на производстве. Каким образом
был скрыт этот факт, остается догадываться…»;
«…15.02.02 я прибыл в учр.
ЮУ 323/Т-2 был избит и водворен в изолятор, где не было
в раме стекол и отсутствовало отопление. Все это происходило
в феврале, когда стояли морозы. На мое обращение перевести
меня в другую камеру начали угрожать физическим избиением
и подвешиванием на наручники к решетке. После меня перевели
в карантин в камеру № 128, где я находился трое суток,
где также был беспредел со стороны осуждённых - активистов.
Все это происходило с одобрения администрации, так как
они постоянно за этим наблюдают в два глазка, находящихся
в этой камере, и не вмешиваются.
После перевода меня в рабочую
камеру №138, где нельзя было передвигаться, если кто-то
из сокамерников находился на ногах, постоянно приходилось
сидеть за столом с еще восьмью человеками.
Такое положение на протяжении
всего срока сильно сказалось на моей психике.
20.07.02 г. я был вызван
из камеры для беседы с оперативниками - Меркуловым П.П.,
Денисовым, Кокоткиным.
Ими я опять был жестоко
избит палками, ногами, о мою голову был разбит стул,
который находился в кабинете, а Кокоткин умышленно своими
избиениями сломал мне ребра с левой стороны.
То же самое избиение со
сломанными ребрами было с моим сокамерником Пономаревым
Романом…»;
«…Когда меня привезли в
СТ-2, то после обыска посадили в камеру № 119.
На следующее утро на проверке
я был избит сотрудниками администрации за то, что не
поздоровался с ними, били в область живота и груди.
При осмотре камеры сотрудники
учреждения нашли за решеткой в окне паутину и сказали
мне, что если через 15 минут они придут вновь и увидят,
что не будет помыто все, что покрашено в камере, увидят
паутину, то вообще убьют.
Примерно через час они пришли
и увидели паутину, которую я при всем моем желании не
смог бы достать, меня опять избили.
Через пять суток перевели
в камеру №128, так называемый «карантин».
Там находились еще четверо
осуждённых, сидящих в ней постоянно.
В этой камере меня под угрозой
физической расправы и перевода в камеру с гомосексуалистами
заставляли писать извинительные письма на начальника
учреждения, из которого я прибыл на тюрьму, заявление
в актив камеры, в газету «Контакт», издаваемую управлением
исполнения наказаний по Липецкой области.
Мне запрещалось вставать
из-за стола, руки заставляли держать только на столе,
сидеть на одном и том же месте, запрещали разговаривать,
курить разрешали один раз в два часа, также заставляли
надеть повязку дежурного, заставляли бегом передвигаться
по камере.
В туалет по большому разрешалось
только после 19 часов. Если что-то делал не так, то
избивали.
У меня туберкулез, работал
в полуподвальном помещении. Рабочая камера не была оснащена
окном, меня заставляли носить очень тяжелую продукцию.
Работали с мелом без масок или респираторов. Работать
заставляли по одиннадцать часов, так что приходилось
ложиться спать грязными. Это продолжалось изо дня в
день. Непосредственно начальник отряда Полторак П.И.
принуждал меня вступить в актив под угрозой физической
расправы, заточения в карцер и перевода меня в камеру
гомосексуалистов…»;
«…В камере-карантине №128
я был подвергнут моральному и физическому истязанию
со стороны сокамерников-активистов, которые действовали
по указанию начальника карантина Калашникова А.В.
Калашников путем угроз и
избиений заставлял меня вступить в самодеятельную организацию.
В избиении принимали участие капитаны Меркулов и Пыщев,
они же высказывали в мой адрес угрозы сексуального насилия.
В зимнее время обувь по
сезону не выдавалась, сотрудник режимного отдела Кокоткин
пояснял: «Если вы будете ходить в ботинках, то быстро
сотрете краску с полов».
Так как прогулка была обязательна
для всей камеры, мне пришлось всю зиму ходить на нее
в домашних тапочках, а это полтора часа на улице в мороз
и снег.
Рабочие камеры № 126-138
находятся в аварийном состоянии, в них не хватает воздуха,
а теснота приводит к повышенному травматизму.
Вентиляция не работает,
из-за этого в камере стоит смрад, в воздухе большая
концентрация пыли, кислорода не хватает, что впоследствии
приводит к заболеванию легочной и дыхательной системы.
Если не выполнишь норму
выработки, следует жестокая расправа.
У меня врожденное заболевание
глаз и это отмечено в медкарте. Я не в состоянии работать
на шлифовке-полировке, так как плохо вижу.
Моя жалоба по этому поводу
не возымела действия, в результате чего у меня не раз
были травмы рук и ног…»;
«…16.03.02 г. ко мне были
применены меры физического характера, в частности, избиение
дубинками и табуретом в разные части тела, включая и
голову.
Избиение производила дежурная
смена под руководством подполковника Семенова. В результате
жестоких побоев у меня были сломаны ребра с правой стороны,
а голова представляла сплошную гематому.
Положенный мне отпуск в
12 рабочих дней я провел на рабочем месте. Работал,
а не отдыхал, так как мастера смены требовали перевыполнения
нормы…»;
«… Не в силах больше терпеть
вышеперечисленные издевательства, я вынужден был обратиться
с жалобой в прокуратуру г. Ельца.
24.02.02 г. отправил жалобу
в запечатанном виде через спецчасть учреждения ЮУ 323/Т-2.
25.02.02 г. был вызван к
капитану Пыщеву О.А., где в личной беседе выслушал в
свой адрес массу угроз и требование забрать жалобу обратно.
Так же 26.02.02 г. меня
вызвали на беседу капитан Меркулов, подполковник Семенов
Ю.В., подполковник Макаров. На меня оказывали психологическое
и моральное давление, угрожали.
27.02.02 г. я был вызван
на беседу гражданским лицом, которое представилось прокурором
по надзору. Не выслушав меня до конца, он покинул кабинет,
после чего я был избит дежурной сменой.
Когда я и после этого отказался
забирать жалобу, меня вызвали на прием к начальнику
учреждения полковнику Меркулову Е.А., где выписали 15
суток штрафного изолятора якобы за конфликтную ситуацию
в камере.
По приходу в изолятор я
был избит дежурной сменой до потери сознания и прикован
наручниками к железной решетке в подвешенном состоянии.
В таком положении я висел трое суток, мне не давали
пищу и даже не отстегивали для оправления естественных
надобностей. Стёкла в окнах карцера отсутствовали, температура
в помещении была минусовой, а пол в нем бетонный.
По истечении двух суток
ко мне привели фельдшера, он осмотрел мои опухшие руки
и сказал, чтобы мне отстегнули одну руку. Мне пришлось
еще сутки находиться в подвешенном состоянии на одной
руке. Все это серьезно отразилось на состоянии моего
здоровья…»;
«…В декабре 2002 года я
был водворен в карцер и пристегнут наручниками к решетке.
В течение пяти суток меня избивали и не отстегивали
наручники ни для оправления естественных надобностей,
ни для принятия пищи и воды.
Пристегнут я был так, что
не мог опереться ногами о пол, практически я был подвешен
на наручниках. Температура в камере была такая же, как
и на улице, так как растекшаяся по полу вода замерзала.
Состояние моего здоровья
резко ухудшилось, у меня появился кашель, кисти рук
распухли, я чувствовал жар и боль от многочисленных
побоев.
Потом меня перевели в камеру
№ 117, где я находился один четверо суток, в течение
которых меня продолжали избивать, требуя написать извинительное
письмо, заявление о вступлении в актив или же явку с
повинной о якобы совершенном мной преступлении. Впоследствии
я находился в камере №112 более десяти дней. В течение
этого времени меня избивали по несколько раз в сутки,
требуя то же самое.
В начале января меня перевели
в рабочую камеру №143, мои просьбы к бригадиру записать
меня в медчасть игнорировались.
Я работал в условиях, которые
усугубили состояние моего здоровья.
10.02.03 г. мое состояние
здоровья резко ухудшилось, я не в состоянии был работать,
но меня вынуждали выходить на работу и требовали норму
выработки.
15.02.03 г. меня положили
в санчасть, но до 19.02 никакой медицинской помощи не
оказывали.
Вечером этого дня меня на
машине скорой помощи привезли в центральную больницу
г. Ельца, где поставили диагноз: очаговая пневмония
и плеврит, а также обнаружили переломы ребер.
Мне оказали необходимую
помощь: выкачали жидкость из плевры, провели интенсивную
терапию, а в конце февраля этапировали в тюремную больницу
г. Липецка.
Таким образом, вследствие
переохлаждения в карцере, отеков от побоев и неоказания
своевременной медицинской помощи медработниками Т- 2
у меня наступило резкое стойкое ухудшение здоровья,
опасное для жизни…»;
«…Среди миллионов людей
вряд ли найдется человек, которого не охватило бы чувство
возмущения, презрения и ненависти к преступникам в погонах,
осмелившимся на протяжении десятилетий совершать тяжкие
преступления против здоровья, чести и достоинства беззащитных
заключенных.
Не укладывается мысль о
том, что в обществе, где человек пользуется конституционным
правом на труд, отдых, где создаются необходимые условия
для всестороннего развития личности, могут существовать
«оборотни в погонах», способные убить или причинить
тяжкое телесное повреждение заключенному ударом сапога,
или довести его до самоубийства.
Кто же вступится за поруганную
честь заключенных?
Кто смоет, кто и как искупит
тот позор, который навсегда неутешной болью будет напоминать
заключенному о кровавом беспределе в ЮУ 323/Т-2, о Елецкой
«крытке».
Как видно из приведенных выше писем,
заключенные поджигают себя, вешаются, наносят телесные
повреждения и это не случайные вещи, это вынужденные
акты людей, защищающих своё достоинство.
Так, осуждённый Бирюков Евгений в общей
сложности вогнал себе пять (!) штырей в область правой
груди. Администрация называет такие действия членовредительством,
вкладывая в это слово негативный смысл.
Но в данном случае уместно вспомнить
старую русскую пословицу: «в чужом глазу соринку заметно,
а в своем бревна не видно».
Жертвуя своим здоровьем, а возможно
жизнью, человек таким образом доказывал своё право быть
человеком. Он один из немногих, кто не выполнил незаконных
требований администрации, заплатив такую цену: в 26
лет он по существу стал инвалидом.
Его не стали оперировать, официально
выдвигая такие основания, что Бирюков отказался.
Однако, никаких расписок об отказе
от операции он не писал, напротив, с апреля 2003 года,
когда уже мне пришлось заниматься этим вопросом, обращался
с жалобами в разные ведомства, в т.ч. Главное управление
исполнения наказаний, с просьбой прооперировать его.
В конце мая Бирюкова из больницы вновь
перевели на тюремный режим, хотя это заведомо незаконно:
он не утратил статус больного, а на строгом тюремном
режиме - камерное содержание, одна продуктовая передача
в год и т.д. В качестве лечения больного, у которого
поражено легкое и не прекращалась высокая температура
- укол анальгина на ночь.
Вот уже пять месяцев представители
администрации СТ-2 говорят мне, что ожидают наряд на
Бирюкова, чтобы отправить его в лечебное учреждение
на операцию.
Они думают, что это звучит убедительно,
тем более, в отношении больного, у которого в любое
время может начаться абсцесс в легком, и его просто
не довезут до тюремной больницы, которая находится в
80 км от Ельца.
Моя жалоба на преступное бездействие
сотрудников тюрьмы, направленная в ГУИН в июле 2003
года, до сих пор оставлена без ответа.
Бирюков по медицинским показателям,
независимо от решения вопроса, оперировать его или нет,
должен содержаться в лечебном учреждении, но
не на тюремном режиме, это очевидно даже для непрофессионала.
Его пребывание там есть не что иное
как наказание непокорного.
В продолжение этих целенаправленных
действий и.о. начальника Алисов отказал мне в июне 2003
года в приеме продуктовой передачи обессиленному человеку
с ослабленной иммунной системой, а и.о. начальника медчасти
Родионова заявила, что не может вмешаться, потому что
носит погоны.
Изложенное однозначно свидетельствует
о том, что все вопросы в СТ-2, в том числе,
медицинские, решает администрация или с ее подачи
подчиненные ей лица.
Например, переданные мной после консультации
с хирургом-фтизиатром медикаменты начали применять только
на 7-8 сутки после их приема, при этом никакого другого
лечения Бирюков не получал.
Продукты питания удалось передать дважды
благодаря вмешательству прокурора г. Ельца. Теплая одежда
была выдана осужденному после очередного скандала, так
как, на взгляд сотрудников Т-2, в сентябре ещё не
наступил сезон, хотя температура воздуха в это время
была 8-10 градусов, а камера не отапливалась.
Хочу обратить внимание, что речь идет
о моем регулярном (как минимум раз в неделю, начиная
с июня 2003 года) посещении осуждённого.
Почти каждый раз с целью защиты его
прав - стычки с руководством учреждения, медработниками,
обращения в прокуратуру.
Эта борьба отбирает физические и духовные
силы, приводит в негодование, вселяет в сердце боль.
И если я теряю здоровье, видя только
верхушку айсберга, что говорить о чувствах и возможностях
заключенных, находящихся в полнейшей изоляции и лишенных
помощи извне?
Ответ не требует комментариев.
30.07.2002 года была зафиксирована
смерть Старухина С.А., 16 сентября 1976 года рождения.
Из официальной справки следует, что
смерть наступила от резаной раны паховой области с повреждением
правой бедренной артерии, массивным кровотечением.
Родителям выдали труп, сказав, что
их сын покончил жизнь самоубийством, но оказалось, что,
кроме повреждений артерии, у него имелась рана в области
шеи, ссадины на подбородке. Эти телесные повреждения
нигде не отразили.
Тем не менее, по факту смерти обязаны
были возбудить уголовное дело, назначить судебно-медицинскую
экспертизу, в ходе которой установить количество телесных
повреждений, их локализацию, механизм образования; допросить
свидетелей.
Только тогда можно было сделать объективный
вывод о том, каким образом человек ушел из жизни и кто
в этом виноват.
Отнюдь, уголовное дело не возбудили.
В ответе прокурора г. Ельца от 15.10.2002
года сказано, что по факту смерти осужденного Старухина
прокуратурой г. Ельца была проведена проверка,
по итогам которой принято решение об отказе в возбуждении
уголовного дела в связи с отсутствием события преступления.
Из письма осужденного, отбывавшего
наказание со Старухиным С. на тюремном режиме:
«…Считаю своим гражданским
долгом довести до Вашего сведения факт вопиющего беззакония
и безнаказанности сотрудников администрации ЮУ 323/
Т-2 по отношению к осужденному Старухину С.А.
Со стороны администрации
ЮУ 323/ Т-2 на Старухина С.А. оказывалось давление как
физическое, так и психическое. С бесед он приходил в
подавленном состоянии со следами побоев (синяки, ссадины).
Давление на него оказывали
капитан Пыщев О.А., капитан Меркулов, подполковник Семенов
Ю.В., мл. лейтенант Лебедев М.В., ст. лейтенант Кокоткин,
ст. лейтенант Калашников А.В., они заставляли Старухина
вступить в самодеятельную организацию (актив).
Так же его били за то, что
он был не в состоянии делать норму выработки на производстве,
у него было больное сердце и здоровье не позволяло,
хоть Старухин и старался.
Не в силах больше терпеть
издевательств со стороны вышеперечисленных лиц, Старухин
предпринял попытку покончить жизнь самоубийством. Придя
в рабочую камеру № 126-138 после беседы с мастером смены
мл. лейтенантом Лебедевым М.В., в подавленном состоянии,
Старухин вскрыл себе горло о круг со шлифовочной накаткой.
Впоследствии в санчасти
по недосмотру медицинского персонала вскрыл себе паховую
вену и скончался от потери крови.
Налицо явный факт доведения
до самоубийства беспредельными действиями сотрудников
и администрации ЮУ 323/ Т-2».
Еще до того, как попасть в елецкую
тюрьму, Старухин С. зная, куда его отправляют,
написал несколько писем своим близким.
Вот некоторые выдержки из них:
«…Сегодня 18.06.2001 г.
меня осудили на тюремный режим, начальник колонии Дремов
сказал, что я еду на Елец.
Господи, как грустно, тоска
смертельная, это ад на земле.
Хотелось бы, конечно, чтобы
все сложилось иначе, чтобы Дремов обманул, но внутренний
холод говорит о другом.
Если действительно меня
не станет, не уничтожай письмо, возможно, оно поможет
остановить их беспредел …».;
«Батя, здравствуй, родной.
19-го вывесили объявление, что я и еще несколько человек
будут сидеть в елецкой крытой.
Батя, я думаю держаться,
сколько смогу. Даже если что со мной случится, живите
с миром, не убивайтесь горем, мы все там будем.
Мусоров винить не надо,
они всего лишь часть системы, иначе говоря негодяи (не
все, но многие).
Я перестал тут верить во
Власть, так как они ее лицо, конечно, батя, грустно
немного, но я держусь, как и должен держаться мужчина»;
«…Сегодня 25.06. у меня
забрали квитанцию на вещи, сегодня этап в Елец.
Сам понимаешь, настрой
на погибель. Грустно, братишка, мне всего 24
года, возможно, что это мой последний этап.
Сам я держусь, не паникую,
жить хочется, но на существование я не
согласен».
Старухин Сергей пробыл в елецкой тюрьме
год, он не дожил до своего очередного дня рождения,
ему так навсегда и осталось 25.
Он хотел жить, а работникам прокуратуры,
принимавшим решение об отказе в возбуждении уголовного
дела, даже не пришла в голову мысль установить, почему
человек в таком возрасте ушел из жизни и событие какого,
по их мнению, преступления отсутствует.
В декабре 2002 года я обратилась с
жалобой в Главное управление исполнения наказаний в
Москве, в которой изложила возмутительные факты нарушения
прав осуждённых, просила провести тщательную проверку
с участием заключенных, отбывавших наказание в СТ-2
г. Ельца.
Речь шла о заключенных, которые к тому
времени уже были на свободе или в других исправительных
учреждениях, так как осуждённые, непосредственно находящиеся
в тюрьме, опасаясь за свою жизнь или здоровье, вряд
ли сказали правду, рассуждая примерно так: комиссия
приедет и уедет, а мы останемся здесь.
Проверку провели, но не пригласили
ни меня, ни людей, которые могли пролить свет на истинное
положение вещей в учреждении ЮУ 323/Т-2.
Как потом стало известно, в результате
работы этой комиссии осуждённым заменили матрацы, внесли
ещё кое-какие мелочи в быт и питание, но души и тела
людей в покое не оставили.
В настоящее время, наряду с физическим
насилием, заключенных подвергают пыткам голодом.
15.09.2003 года в СТ-2 г. Ельца из
г. Липецка прибыл для дальнейшего отбывания наказания
с такого же тюремного режима Лавлинский В.Н.
По существующему закону осужденному
положено иметь при себе индивидуальную посуду,
в которую, соответственно, должна накладываться пища.
Такая посуда у Лавлинского есть, он
ею пользовался, находясь в тюрьме г. Липецка, но так
как в Ельце отказался вступить в актив, его посадили
в карцер, а пищу стали накладывать в тюремную посуду,
из которой неизвестно кто ел.
По этой причине Лавлинский с 15 сентября,
т.е. второй месяц, в результате нарушений его прав вынужден
питаться кипятком, пайкой хлеба и сахара, от чего он
в настоящее время истощен и обессилен.
Лавлинский, к тому же, болен туберкулезом,
и, кроме основного питания, ему положено диетическое,
а в осенне-весенний период - профилактическое лечение.
И то, и другое ему должен назначить
врач после обследования в течение 15 суток по прибытии,
но врач к нему не приходит и никаких назначений не делает.
Кроме Лавлинского, по той же самой
причине голодает большое количество других заключенных.
Так же, как и Бирюкова, врачи своим
бездействием заведомо оставляют других заключенных,
нуждающихся в медицинской помощи, в опасном для жизни
и здоровья положении, не вмешиваясь в политику администрации
учреждения, дабы не лишиться погон и не быть уволенными.
Я несколько раз была у прокурора г.
Ельца, отдала ему две жалобы Лавлинского, но прокурор
разводит руками и говорит, что вопросы с питанием решить
не может, так как, по словам руководства СТ-2, это указание
свыше.
Но он не решил и проблему, связанную
с наличием у Лавлинского туберкулеза со всеми вытекающими
из нее правами.
Складывается впечатление, что прокурору
не дают в полной мере работать, давая понять, что ему
не следует вмешиваться в некоторые вопросы.
Иначе, почему не восстановить право
осуждённых получать пищу в своей посуде; почему не возбудить
уголовное дело и объективно не расследовать его, когда
обнаружен труп заключенного со следами насильственной
смерти; почему, проверяя санчасть, не задаться вопросом
о причинах суицида среди заключенных, причинах образования
у них телесных повреждений.
Один случай может не сказать ни о чем,
а вот несколько, когда заключенные, лишенные возможности
общаться друг с другом, сообщают одни и те же факты
о незаконных требованиях со стороны сотрудников и администрации
учреждения; называют одни и те же фамилии; имеют на
теле следы физического насилия - говорят о многом, а
именно о системе жестокого обращения с осуждёнными
в этом учреждении, и, следовательно, об имеющихся должностных
преступлениях и преступлениях против личности.
Все очень просто: если прокурор будет
пресекать злоупотребления со стороны должностных лиц
и в СТ-2 не будут процветать физическое и психическое
насилие, пытки голодом и т.д., то сам механизм подавления
личности изживет себя.
И еще об одном методе воздействия на
заключенных.
Тех, кто в знак протеста против издевательств
и мучений наносит себе телесные повреждения, отправляют
в психиатрическую больницу, где некоторым из них вводят
сильнодействующее психотропное вещество.
Не выведя больного (который в течение
нескольких месяцев остается под воздействием этого препарата)
из неадекватного состояния, его привозят назад в Елец.
Такой осужденный не просто неадекватен,
он испытывает сильные боли в суставах, его мышцы постоянно
напряжены, он спит всего 3-4 часа в сутки, в остальное
время мечется по камере.
В санчасти его не обезболивают, не
дают успокоительное или снотворное, провоцируя тем самым
на совершение суицидальных попыток, когда человек, в
силу психического состояния на данный момент, не контролирует
своих действий.
Неправда ли, эти факты вызывают ассоциации
с фашистскими концлагерями, когда на узниках, как на
подопытных кроликах, испытывали всевозможные препараты,
а потом умерщвляли?
В итоге, черпая информацию от людей,
которые подвергаются истязаниям и пыткам, добиваясь
непосредственно защиты прав осуждённых, хочется спросить
их мучителей:
как Вы, слуги Люцифера (людьми вас
назвать нельзя), поиздевавшись над чужими детьми, приходите
домой и жалеете своих;
как Вы, лишающие куска хлеба изможденных,
больных людей, сами без зазрения совести предаетесь
чревоугодию;
как Вы, не чувствующие чужую боль,
заведомо оставляющие без помощи страждущих, принимаете
лекарства, вызываете врача на дом, ложитесь в больницу,
если заболеете сами;
наконец, как Вы, не дающие согреться
замерзающим, принимаете горячую ванну, включаете обогреватель,
кутаетесь в теплую одежду, когда вам холодно, даже если
«не сезон»?
Неужели вы не боитесь возмездия, ведь
зло никогда не остается безнаказанным и всегда, рано
или поздно, бумерангом возвращается назад.
В письме своей матери Старухин Сергей
писал: «…если действительно мне придется
умереть, то считай это моей последней просьбой: я
не хочу, чтобы моя смерть была бессмысленным
актом. У меня есть выбор - дать надругаться над
собой и превратиться в животное или продолжить противостояние,
в этом случае это последняя мера, какая, ты сама понимаешь.
Люди должны видеть, что
есть противостояние и есть Люди.
В случае моей гибели ты
должна будешь продолжить мое дело, мусора должны видеть,
что я живой, по крайней мере, в сердцах людей.
Твое оружие - это ручка
и бумага, именно этого больше всего боятся мусора.
Если бы вопрос можно было
решить, убив кого-то из них, то это уже давно бы сделали,
но физическое уничтожение усугубит положение, они заручатся
еще большей поддержкой и полномочиями из Москвы, «крыша»
у них Москва.
Смерть одного из них сделает
их в целом сильнее, поэтому их не валяют.
Самая эффективная борьба
с мусорским беспределом - констатация закона, именно
закон нужно использовать как оружие».
Но Закон молчит: молчат вышестоящие
ведомства, молчат правоохранительные органы, призванные
следить за соблюдением законности в исправительных учреждениях,
ограничиваясь формальными отписками, что «факты не подтвердились».
Остается единственно действенное
средство - рассказать во всеуслышание правду,
основанную на многочисленных фактах, и положить конец
вопиющему беззаконию, чтобы в будущем какой-нибудь
доведенный до отчаяния от безысходности человек не поддался
искушению противостоять злу насилием.
Адвокат Н.В. Пономарёва
|
