|
Михаил Панченко
Каникулы в Крестах
Учреждение ИЗ 45/1, более известное как Кресты, было
построено ещё в царские времена. Тогда тюрьма была одиночной
и рассчитана на тысячу с лишним узников. Сначала в Крестах
сидели обычные уголовники, потом к ним присоединились
политические заключённые. В 1917 г. в Крестах несколько
месяцев провели арестованные руководители партии большевиков,
при Сталине в тюрьме содержались знаменитые деятели
науки и культуры, а при Хрущёве там успели посидеть
даже чекисты из окружения Лаврентия Берия. В их число
попал и знаменитый генерал Судоплатов, который несколько
лет провёл в тюремной больнице Крестов. В последние
годы в изоляторе регулярно оказываются чиновники, предприниматели,
политические деятели и даже депутаты.
Пинками и дубинками
Кресты для человека начинаются обычно с “собачника”
— камеры в подвальных помещениях изолятора, куда отправляют
партии новоприбывших (этапы). Вспоминает бывший подследственный
Андрей Гребнев: “Люди в масках встретили наш этап короткой
фразой: “В Крестах Женевская конвенция не действует”.
Потом “маски” пинками и дубинками нас загнали в “собачник”.
Действовали они отработанно и привычно — видимо, так
в Крестах встречают каждый этап. “Собачник” оказался
тюремной камерой с тусклой лампочкой и бугристыми цементными
стенами. Там стояли специальные скамейки — на таких
задница полностью не помещается, а ноги не достают до
пола. Несмотря на крохотные размеры камеры, туда набивают
обычно по 10—15 человек”.
После “собачника” люди проходят короткий медицинский
осмотр. Рассказывает Владимир Бойков (бывший директор
школы, признанный “директором года Российской Федерации”):
"Больше всего запомнилась огромная
игла — может быть, миллиметров пять в диаметре, —
с помощью которой брали кровь. Игла была не одноразовая,
так что оставалось только надеяться на то, что её
перед уколами кипятят. Несмотря на анализы, в камерах
больные СПИДом встречаются регулярно. В дальнейшем,
если у вас нет особо тяжёлой болезни, можно рассчитывать
на вату, зелёнку, просроченные антибиотики или пожелтевший
от времени анальгин. Если случится приступ, то должен
прийти фельдшер, который иногда приходит через час
и более. Тюремная больница отличается от всего остального
изолятора чуть улучшенным рационом питания и немного
меньшей загруженностью камер. Тем и лечат”.
После осмотра проводится фотографирование и обыск.
По словам Гребнева, “во время обыска охранники стремятся
найти и забрать не запрещённые, а наиболее ценные или
даже просто приглянувшиеся им вещи. На моих глазах у
одного человека отняли колбасу, мотивировав это тем,
что колбасу в тюрьме есть нельзя. Никаких актов при
нас не составляли, так что о судьбе вещей остаётся только
догадываться”. Узников, освобождённых от груза лишних
вещей, отправляют в так называемый “спальник” (“спальный
собачник”). Там есть нары в два ряда, так что в “спальник”
можно загнать ещё больше людей. Поэтому по загаженности
и духоте это помещение превосходит даже “сидячий собачник”.
В таких условиях подследственные проводят довольно продолжительное
время — до нескольких дней.
Далее следует баня. Не вспоминайте о вениках и сауне:
баня в Крестах — это маленькое помещение с кранами в
потолке, куда людей загоняют на несколько минут. Бывшие
подследственные, с которыми мы беседовали, уверены,
что из душа течёт насыщенная солями вода, которую используют
для работы отопительных батарей. Если это действительно
так, вполне объяснимы типичные для узников Крестов зуд,
жжение кожи и язвы. Кроме обычной бани существует и
так называемая “прожарка”: более или менее приличное
помещение с раздевалкой, где должны мыться люди из камер,
где обнаруживают насекомых. Блохи в камерах — вещь чуть
ли не повсеместная, и потому есть сведения, что время
в “элитарной прожарке” часто предоставляется на коммерческой
основе.
Когда уха становится “могилой”
В конце концов люди оказываются в определённых им камерах
(“хатах”). Старые нормы поведения в уголовном мире,
“понятия”, в Крестах действуют мало. Всё решают деньги
и связи с администрацией. В камерах содержатся люди
разных национальностей: русские, азербайджанцы, чеченцы,
дагестанцы, украинцы, грузины, есть даже негры. Кресты,
как уже было сказано, изначально были рассчитаны на
тысячу с небольшим заключённых. Даже по нынешним стандартам
там никак не должно содержаться более 3300 человек.
Однако в 1992 г. в Крестах уже было более шести с половиной
тысяч заключённых, а сейчас их, по самым скромным подсчётам,
около 11000. Согласно исторической справке Интернет-сайта
Крестов, этот изолятор является самым большим в мире
учреждением подобного рода.
По жаре, духоте и отсутствию свободного места Кресты
действительно лидируют. Питерский банкир Анатолий Калинин
весной прошлого года три месяца провёл в Крестах, после
освобождения сразу попал в реанимацию и находится в
больнице до сих пор. Как рассказал сам Калинин, в тюремной
камере “на нескольких квадратных метрах располагаются
шесть так называемых “шконок” — по три с каждой стороны.
Постоянно и очень громко играет радио (некоторые из
бывших подследственных рассказывают, что на воле с непривычки
просыпаются от тишины. — Авт.) В камере около тринадцати
человек — теснота и духота страшные. Могу сказать, что
если бы не вентиляторы, то сердечникам тут прямая дорога
на кладбище. Все вместе бодрствовать не могут, так как
не хватает места. Поэтому часть людей спит, рядом с
ними другие пользуются тюремным гальюном, а третьи готовят
еду. Питаться приходится каждому в основном самостоятельно
– тюремная еда несъедобна”.
Рацион в Крестах действительно сильно отличается даже
от самой худшей еды на воле. Андрей Гребнев утверждает,
что “когда в первый раз сказали, что дают “могилу” —
так в Крестах называют уху, – я подозревал, что рыба
будет несвежей, и заранее с этим смирился. Когда выяснилось,
что рыба не чищенная, тоже отнёсся спокойно — плавает
что-то, ну и пусть, есть-то можно. Но оказалось, что
её даже не потрошат”.
Кокаин есть — спроса нет
Тюремный борщ (его в Крестах называют “кровь мента”),
по рассказам узников, готовят из нечищеной свёклы на
пару с нечищеной картошкой, щи — из гнилой капусты с
такой же картошкой, рассольник — из гнилых помидоров
с картошкой. Есть также несъедобная перловка и слипшиеся
макароны чёрного цвета. Однако если у вас водятся деньги,
то ситуацию можно исправить. По словам Войкова, “пищу
готовят те же самые зэки, поэтому воруют много и постоянно.
Еду можно купить: 800 г тушёнки — за 50 рублей, килограмм
рыбы — за 50 рублей, три курицы — 100—150 рублей. Свободно
можно приобрести и запрещённые вещи. Я в Крестах впервые
за свои сорок лет узнал о существовании водки “Спецназ”
и близко увидел тяжёлые наркотики. Литр водки стоит
от 300 рублей, среди наркотиков лидируют героин и анаша.
Есть и кокаин, но его довольно мало — как мне объяснили,
нет спроса”.
О тюремной “коммерции” знают и вне пределов Крестов.
Интересно, что никто не делает никаких опровержений
на публикации о “коммерческих хатах”, где за определённую
сумму можно сократить количество сокамерников, улучшить
бытовую обстановку и чуть ли не провести персональный
душ. Администрацию Крестов в сложившейся ситуации обвинять
трудно. Не ГУИН же, в самом деле, решает, сколько людей
должен принять переполненный изолятор, и не администрация
Крестов определяет размеры денежных средств, выделяемых
на содержание заключённых.
Наехал на прокурора?
В Кресты! Надо сказать, что в таких тяжелейших условиях
содержатся не преступники, а люди, чья вина не доказана.
Мы не стали рассказывать об обвинениях, выдвинутых против
тех, кто согласился дать интервью для этой статьи. Никто
из них не признаёт себя виновным, а если выяснять все
обстоятельства дел, то не хватит и десяти статей.
Однако необходимо всё-таки сделать исключение в отношении
Бойкова. Как рассказывал сам бывший директор школы,
“неприятности начались из-за отремонтированного школьного
гаража, в котором планировалось устроить мастерскую
для уроков труда. Люди из администрации Курортного района
Санкт-Петербурга захотели отдать гараж клубу “Великоросс”,
который, по моим данным, был связан с баркашовцами.
Я отказался, после чего меня попытались убрать с работы.
Пять раз выгоняли, четыре раза восстанавливали, причём
в двух случаях через суд. Тогда господин Беляев из районной
прокуратуры дал интервью местной газете (у её редактора
две судимости), где заявил, что Бойков занимается финансовыми
махинациями. Я подал на него в суд, а так как он не
соизволил явиться на судебное заседание, то пришлось
подавать в суд на прокуратуру Санкт-Петербурга, как
на работодателя. 21 апреля 1998 г., на следующий день
после того, как в очередной раз восстановили на работе,
против меня было возбуждено уголовное дело.
В следственную группу вошёл Беляев, который уже являлся
ответчиком по моему иску, то есть был явно заинтересованным
лицом. Меня обвинили в каких-то махинациях с зарплатами
школьных работников, дома провели обыски, перепугали
всех родных. Я в установленном порядке начал знакомиться
с материалами дела, но мне вдруг заявили, что в деле
не хватает одного тома и украл том я сам, когда изучал
дело. Обвинение в краже тома было откровенно бредовым
и вскоре развалилось, но до этого, весной 1999 г., мне
успели устроить “каникулы” в Крестах.
Что касается Крестов, то они, на мой взгляд, идеально
подходят некоторым прокурорским работникам, поскольку
колоссально облегчают им работу. Слабому человеку достаточно
провести там месяц, и он признается во всех преступлениях,
которые он совершал или не совершал. Если же подследственный
упрямится, его можно отправить в “пресс-хату” или просто
в камеру с достаточно “отмороженными” соседями. Меня,
к счастью, скоро выпустили, хотя чесоткой всё же заразился.
Потом предлагали амнистию, но я от неё отказался. Я
подал в суд на прокурора Санкт-Петербурга Сыдорука,
который в письме в газету “Час пик” заявил, что Бойков
будто бы оказывал давление на свидетелей. Кроме того,
был подан иск в отношении председателя Зеленогорского
суда Белюсовой, сообщившей в телепрограмме ТСБ, что
я виновен в поджоге её дачи (естественно, без всяких
доказательств). Прокуратура в конце концов признала,
что я не оказывал давления на свидетелей. Уверен, что
по всем судам мне удастся доказать свою правоту. У меня
растёт сын, так что я не хочу, чтобы он думал, что его
отец — уголовник”.
Доказать Бойкову ничего не удалось — через несколько
дней после беседы с нашим корреспондентом на бывшего
директора было совершено нападение. Неизвестные избили
Бойкова железными прутами, прихватив чемодан с судебными
документами. Бойков умер в больнице две недели спустя.
Сейчас его вдова делает все, чтобы иски мужа были все
же рассмотрены.
Версия, № 3, 2001, стр. 19.
|
