Места лишения свободы <<< Экскурс в историю

 
 

ИЗ ХРОНИКИ КРАСНОЯРСКОГО БУНТА (интервью В. Абрамкина)

 

Из интервью газеты "Свой голос" эксперта Валерия Абрамкина:

 

"- Давайте попробуем кратко проанализировать ситуацию: насколько правильно вели себя в ней конфликтующие стороны в течение всего месяца?

- У меня сложилось железное убеждение, что бунт не был случайным. То, что спичка упала именно в этот момент - могло быть случайностью, но упала она на пороховую бочку. Это первое.
Второе. Мы только начинаем искать способы улаживания конфликтов мирным, ненасильственным путем. Ни в законах, ни в инструкциях нет таких указаний - как по-хорошему уладить подобный конфликт. Раньше бы не побоялись ввести танки, устроить кровавое побоище. Сейчас время не то. И поэтому была предпринята попытка найти другое решение. К этому, конечно, подталкивало и месторасположение колонии, и то, что с первого дня рядом с ней собиралась большая масса людей. Думаю, что первоначальное решение, принятое местными властями, - вести диалог с заключенными - было правильным. Но при этом не было единого мозгового центра, никто не взял на себя ответственность. Какой был план действий? И был ли он? В колонию регулярно поступало спиртное. Уверен, что такого не могло быть без существования некой организационной структуры. Что это за сила? Существует несколько версий...

 

- Вы не исключаете, что это могла быть провокация?

- Не исключаю. Не могу утверждать наверняка, но знаю, что водки в зоне было очень много и стоила она дешевле, чем на воле.

 

- Насколько мне известно, вы вели переговоры с заключенными?

- Мы приехали 9 ноября и попытались сразу разобраться в ситуации, хотя это было тяжело. У администрации тактика какая-то странная: они меня изматывали в долгих бессмысленных разговорах, а потом на два часа пускали в колонию. У нашей группы был шанс сделать что-либо такое, что помогло бы избежать трагической развязки. Все эти дни и ночи я практически провел в зоне, постоянно вел переговоры с администрацией, эмвэдэшниками, прокуратурой, заключенными, часто звонил в Москву. Это был активный поиск выхода из тупика.

 

- Вам приходилось общаться с неформальными лидерами бунта. Что это за люди, как они вели себя в критической ситуации?

- 6 лет, проведенные в зоне, не прошли для меня даром. Я был политзаключенным, но сидел-то в обычной зоне. Я имел возможность изучать культуру заключенных, тюремные законы. И вот к какому выводу прихожу: если бы тогда, году в 80-м, у нас возникла такая возможность - у них ведь по существу был целый месяц самоуправления - такого беспорядка не было бы. Это было для меня большой неожиданностью. Я не хочу использовать слово "беспредел", но беспорядок в "шестерке" был большой. Я знаю, что со стороны "мужиков" не было претензий к главным лидерам. Но они, лидеры, не смогли организовать жизнь в лагере, чтобы хотя бы держать ситуацию под контролем. За этот месяц 30 с лишним человек угодили в больницу, и это не легкие телесные травмы. Лидеры не смогли обеспечить безопасность своих людей. Это явное следствие потери управления с их стороны.

 

- Как проходили ваши переговоры?

- Впервые в переговоры с лидерами я вступил 11 ноября. У меня был простой ход - свести предложения обеих сторон вместе, найти компромисс. Администрация согласилась, чтобы я разговаривал с ними один (потом, кстати, мне это вменили в вину). Мне удалось поставить перед ними проблемы, объяснить, что ситуация острая и требует немедленного решения. При этом подчеркнул, что лично я ничего не решаю, что являюсь только посредником.
Они вроде приняли вариант, предусматривающий мирную эвакуацию из зоны 200 человек. Сказали, что все обсудят на сходняке.

 

- Кто эти 200 человек?

- Есть верхушка, как мы их сейчас называем - лидеры, и есть наиболее приближенные к ним заключенные. Можно сказать, боевики. О них и шла речь. Мы договорились, что встретимся 12-го в 2 часа дня и они скажут, что решил сходняк. Но 12-го меня не пустили в зону, поскольку накануне был побег шести заключенных. Не думаю, что в той ситуации это была серьезная причина. В результате получилось, что я их обманул.

 

- Почему вы называете побег шести заключенных "странным"?

- Из зоны бежали как раз те люди, которые не должны бы бежать... То есть, если нужна причина, чтобы сорвать переговоры с заключенными, не нужно придумывать ничего лучшего.

 

- Как развивались события дальше?

- Мне удалось вновь попасть в зону лишь 13 ноября. И то на каких-то 10 минут. Конечно же, первым делом меня спросили: почему ты нас обманул, почему не пришел вчера? Объяснить удалось с трудом. Тогда они сообщили, что сходняк принял решение об эвакуации 200 человек. И дали список 16 лидеров, которые тоже не останутся в зоне, но покинут ее последними. Это было правильное, если исходить из тюремных законов, решение. По версии, предложенной администрацией, лидеров не должны были эвакуировать. Но в таком случае они как бы предавали своих людей, бросали их на произвол судьбы. Этот нюанс заставил меня поверить в то, что есть шанс на успешное завершение переговоров. И, если хотите, в искренность их намерений.

 

- Как эту новость приняли в штабе?

- Я говорил с теми людьми, которые должны были обеспечить эвакуацию. Они сказали: нет проблем. Договорились встретиться назавтра в 14 часов. Но назавтра ни в 14, ни в 15 их не было. Я ждал их в штабе, а заключенные ждали нас в зоне и, по всей видимости, решили, что их вновь обманули. Тем временем ситуация в зоне приобретала все более острый характер. Был обнаружен глубокий подкоп. Заключенные захватили КрАЗ и начали обшивать его металлическим листом. В 15 часов администрация вывела с территории всех сотрудников.
Лишь в 16.30 появились те люди, которые должны были обеспечивать эвакуацию. Но, конечно, было уже поздно. К этому времени начали стягиваться войска.
Из штаба мы постоянно держали связь с заключенными по телефону. Мы - это народный депутат РСФСР Мария Сорокина, специально прилетевшая из Москвы, начальник отдела всей системы исправительных учреждений России Леонид Ширяев, эксперты нашей группы. К 9 вечера достигли соглашения о встрече на нейтральной территории - в комнате свиданий. Переговоры продолжались около трех часов.
Накануне я говорил по телефону с Москвой, с председателем нашего Комитета. Я передал заключенным его заверения, что он приложит все силы, чтобы в срочном порядке были рассмотрены изменения в законодательстве и о том, что уже заканчивается работа над проектом об амнистии. Я сказал им: то, что может сейчас произойти, это не только кровь и бессмысленные жертвы, но и козыри в руках тех людей, которые призывают за более жесткое к вам отношение. Это ударит не только по колонии, но и по сотням тысяч всех зэков, которые сидят в российских лагерях и тюрьмах.
Они, со своей стороны, требовали отвести войска. Мы сказали, что об этом говорить поздно, слишком далеко все зашло. Расстались глубокой ночью, они обещали обсудить наши предложения и сообщить решение.
То, что произошло в дальнейшем, должно остаться на совести неформальных лидеров бунта. Они должны были использовать последний шанс, но не пришли к мирному решению. Мы уехали из зоны в 5 утра, а когда через несколько часов вернулись - операция начиналась.

 

- Насколько мне известно, в тот момент, когда войска входили в "шестерку", вас там уже не было?

- Да, у меня была другая миссия. Дело в том, что когда лидерам бунта был предъявлен ультиматум, по которому они должны были покинуть зону, я обещал, что буду сопровождать их на пути в СИЗО. Но там произошла небольшая заминка. Группа в составе 21 человека добровольно загрузились в "автозак", а двое - один из главных "авторитетов" зоны Кока и его телохранитель - отказались покидать зону. Их, в конце концов, удалось убедить, но на уговоры ушло минут пятнадцать. Тем временем первую группу уже увезли. И нам с Ширяевым пришлось сопровождать Коку на второй машине. Нас долго не пускали на территорию СИЗО, и это было тем более странным, что Леонид Ширяев является довольно высоким начальником в этой системе.
Причина задержки вскоре прояснилась. Когда мы все же попали в тюремное помещение, я увидел заключенного из первой группы, который под диктовку писал заявление: "Я такой-то, такой-то прибыл в следственный изолятор". Спрашиваю: "А что ты хромаешь?" Он отвечает: "Да вот, дубинкой ударили". "Что ж ты пишешь, что претензий не имеешь?" Он только поглядел на меня молча.
Потом мы беседовали с большей частью заключенных, прибывших первой машиной. Мы заходили к ним в боксы, вызывали в кабинет. Каждый из них заявил, что по прибытии этапа их зверски избили. Я видел сам следы резиновых дубинок на спинах. Кто-то был травмирован менее, кто-то более серьезно.
Мне известно, что по требованию Ширяева возбуждено уголовное дело по факту избиения одного из заключенных, который в тяжелом состоянии попал в больницу. Ширяев же приказал снять все телесные повреждения с прибывших этим "автозаком".

 

- Валерий, мне кажется, что вся эта история с "шестеркой", которая больше месяца держала в напряжении наш город, однозначно сказалась и на отношении людей к заключенным. Не сомневаюсь, что многие, прочитав эти строки, скажут: "Так им, сволочам, и надо!" или еще покруче: "Поубивать бы их всех!"

- Я не исключаю такой реакции. Но согласитесь и с другим: люди, доведенные до отчаяния - а заключенные ведь тоже люди - не встают, как того желало бы государство, на путь исправления, а наоборот звереют. Система государственного рабства создавалась у нас в тридцатые годы и, честно говоря, мало изменилась с тех пор. Человек, которого приговорили к лишению свободы, становится как бы собственностью этой системы. Здесь никого не интересуют его человеческие качества, его душевное состояние, образование, семейные проблемы и даже здоровье. Вот такой факт: уровень заболеваемости туберкулезом в зонах в 17 раз выше, чем на воле, а смертность от него в 10 раз выше…

 

Газета "Свой голос". 18-25 ноября 1991 г. Интервью брал Е. Латышев.