ИЗ ХРОНИКИ КРАСНОЯРСКОГО БУНТА (интервью
В. Абрамкина)
Из интервью газеты "Свой голос" эксперта
Валерия Абрамкина:
"- Давайте попробуем кратко проанализировать
ситуацию: насколько правильно вели себя в ней конфликтующие
стороны в течение всего месяца?
- У меня сложилось железное убеждение, что бунт не
был случайным. То, что спичка упала именно в этот момент
- могло быть случайностью, но упала она на пороховую
бочку. Это первое.
Второе. Мы только начинаем искать способы улаживания
конфликтов мирным, ненасильственным путем. Ни в законах,
ни в инструкциях нет таких указаний - как по-хорошему
уладить подобный конфликт. Раньше бы не побоялись ввести
танки, устроить кровавое побоище. Сейчас время не то.
И поэтому была предпринята попытка найти другое решение.
К этому, конечно, подталкивало и месторасположение колонии,
и то, что с первого дня рядом с ней собиралась большая
масса людей. Думаю, что первоначальное решение, принятое
местными властями, - вести диалог с заключенными - было
правильным. Но при этом не было единого мозгового центра,
никто не взял на себя ответственность. Какой был план
действий? И был ли он? В колонию регулярно поступало
спиртное. Уверен, что такого не могло быть без существования
некой организационной структуры. Что это за сила? Существует
несколько версий...
- Вы не исключаете, что это могла быть провокация?
- Не исключаю. Не могу утверждать наверняка, но знаю,
что водки в зоне было очень много и стоила она дешевле,
чем на воле.
- Насколько мне известно, вы вели переговоры с заключенными?
- Мы приехали 9 ноября и попытались сразу разобраться
в ситуации, хотя это было тяжело. У администрации тактика
какая-то странная: они меня изматывали в долгих бессмысленных
разговорах, а потом на два часа пускали в колонию. У
нашей группы был шанс сделать что-либо такое, что помогло
бы избежать трагической развязки. Все эти дни и ночи
я практически провел в зоне, постоянно вел переговоры
с администрацией, эмвэдэшниками, прокуратурой, заключенными,
часто звонил в Москву. Это был активный поиск выхода
из тупика.
- Вам приходилось общаться с неформальными лидерами
бунта. Что это за люди, как они вели себя в критической
ситуации?
- 6 лет, проведенные в зоне, не прошли для меня даром.
Я был политзаключенным, но сидел-то в обычной зоне.
Я имел возможность изучать культуру заключенных, тюремные
законы. И вот к какому выводу прихожу: если бы тогда,
году в 80-м, у нас возникла такая возможность - у них
ведь по существу был целый месяц самоуправления - такого
беспорядка не было бы. Это было для меня большой неожиданностью.
Я не хочу использовать слово "беспредел",
но беспорядок в "шестерке" был большой. Я
знаю, что со стороны "мужиков" не было претензий
к главным лидерам. Но они, лидеры, не смогли организовать
жизнь в лагере, чтобы хотя бы держать ситуацию под контролем.
За этот месяц 30 с лишним человек угодили в больницу,
и это не легкие телесные травмы. Лидеры не смогли обеспечить
безопасность своих людей. Это явное следствие потери
управления с их стороны.
- Как проходили ваши переговоры?
- Впервые в переговоры с лидерами я вступил 11 ноября.
У меня был простой ход - свести предложения обеих сторон
вместе, найти компромисс. Администрация согласилась,
чтобы я разговаривал с ними один (потом, кстати, мне
это вменили в вину). Мне удалось поставить перед ними
проблемы, объяснить, что ситуация острая и требует немедленного
решения. При этом подчеркнул, что лично я ничего не
решаю, что являюсь только посредником.
Они вроде приняли вариант, предусматривающий мирную
эвакуацию из зоны 200 человек. Сказали, что все обсудят
на сходняке.
- Кто эти 200 человек?
- Есть верхушка, как мы их сейчас называем - лидеры,
и есть наиболее приближенные к ним заключенные. Можно
сказать, боевики. О них и шла речь. Мы договорились,
что встретимся 12-го в 2 часа дня и они скажут, что
решил сходняк. Но 12-го меня не пустили в зону, поскольку
накануне был побег шести заключенных. Не думаю, что
в той ситуации это была серьезная причина. В результате
получилось, что я их обманул.
- Почему вы называете побег шести заключенных "странным"?
- Из зоны бежали как раз те люди, которые не должны
бы бежать... То есть, если нужна причина, чтобы сорвать
переговоры с заключенными, не нужно придумывать ничего
лучшего.
- Как развивались события дальше?
- Мне удалось вновь попасть в зону лишь 13 ноября.
И то на каких-то 10 минут. Конечно же, первым делом
меня спросили: почему ты нас обманул, почему не пришел
вчера? Объяснить удалось с трудом. Тогда они сообщили,
что сходняк принял решение об эвакуации 200 человек.
И дали список 16 лидеров, которые тоже не останутся
в зоне, но покинут ее последними. Это было правильное,
если исходить из тюремных законов, решение. По версии,
предложенной администрацией, лидеров не должны были
эвакуировать. Но в таком случае они как бы предавали
своих людей, бросали их на произвол судьбы. Этот нюанс
заставил меня поверить в то, что есть шанс на успешное
завершение переговоров. И, если хотите, в искренность
их намерений.
- Как эту новость приняли в штабе?
- Я говорил с теми людьми, которые должны были обеспечить
эвакуацию. Они сказали: нет проблем. Договорились встретиться
назавтра в 14 часов. Но назавтра ни в 14, ни в 15 их
не было. Я ждал их в штабе, а заключенные ждали нас
в зоне и, по всей видимости, решили, что их вновь обманули.
Тем временем ситуация в зоне приобретала все более острый
характер. Был обнаружен глубокий подкоп. Заключенные
захватили КрАЗ и начали обшивать его металлическим листом.
В 15 часов администрация вывела с территории всех сотрудников.
Лишь в 16.30 появились те люди, которые должны были
обеспечивать эвакуацию. Но, конечно, было уже поздно.
К этому времени начали стягиваться войска.
Из штаба мы постоянно держали связь с заключенными по
телефону. Мы - это народный депутат РСФСР Мария Сорокина,
специально прилетевшая из Москвы, начальник отдела всей
системы исправительных учреждений России Леонид Ширяев,
эксперты нашей группы. К 9 вечера достигли соглашения
о встрече на нейтральной территории - в комнате свиданий.
Переговоры продолжались около трех часов.
Накануне я говорил по телефону с Москвой, с председателем
нашего Комитета. Я передал заключенным его заверения,
что он приложит все силы, чтобы в срочном порядке были
рассмотрены изменения в законодательстве и о том, что
уже заканчивается работа над проектом об амнистии. Я
сказал им: то, что может сейчас произойти, это не только
кровь и бессмысленные жертвы, но и козыри в руках тех
людей, которые призывают за более жесткое к вам отношение.
Это ударит не только по колонии, но и по сотням тысяч
всех зэков, которые сидят в российских лагерях и тюрьмах.
Они, со своей стороны, требовали отвести войска. Мы
сказали, что об этом говорить поздно, слишком далеко
все зашло. Расстались глубокой ночью, они обещали обсудить
наши предложения и сообщить решение.
То, что произошло в дальнейшем, должно остаться на совести
неформальных лидеров бунта. Они должны были использовать
последний шанс, но не пришли к мирному решению. Мы уехали
из зоны в 5 утра, а когда через несколько часов вернулись
- операция начиналась.
- Насколько мне известно, в тот момент, когда войска
входили в "шестерку", вас там уже не было?
- Да, у меня была другая миссия. Дело в том, что когда
лидерам бунта был предъявлен ультиматум, по которому
они должны были покинуть зону, я обещал, что буду сопровождать
их на пути в СИЗО. Но там произошла небольшая заминка.
Группа в составе 21 человека добровольно загрузились
в "автозак", а двое - один из главных "авторитетов"
зоны Кока и его телохранитель - отказались покидать
зону. Их, в конце концов, удалось убедить, но на уговоры
ушло минут пятнадцать. Тем временем первую группу уже
увезли. И нам с Ширяевым пришлось сопровождать Коку
на второй машине. Нас долго не пускали на территорию
СИЗО, и это было тем более странным, что Леонид Ширяев
является довольно высоким начальником в этой системе.
Причина задержки вскоре прояснилась. Когда мы все же
попали в тюремное помещение, я увидел заключенного из
первой группы, который под диктовку писал заявление:
"Я такой-то, такой-то прибыл в следственный изолятор".
Спрашиваю: "А что ты хромаешь?" Он отвечает:
"Да вот, дубинкой ударили". "Что ж ты
пишешь, что претензий не имеешь?" Он только поглядел
на меня молча.
Потом мы беседовали с большей частью заключенных, прибывших
первой машиной. Мы заходили к ним в боксы, вызывали
в кабинет. Каждый из них заявил, что по прибытии этапа
их зверски избили. Я видел сам следы резиновых дубинок
на спинах. Кто-то был травмирован менее, кто-то более
серьезно.
Мне известно, что по требованию Ширяева возбуждено уголовное
дело по факту избиения одного из заключенных, который
в тяжелом состоянии попал в больницу. Ширяев же приказал
снять все телесные повреждения с прибывших этим "автозаком".
- Валерий, мне кажется, что вся эта история с "шестеркой",
которая больше месяца держала в напряжении наш город,
однозначно сказалась и на отношении людей к заключенным.
Не сомневаюсь, что многие, прочитав эти строки, скажут:
"Так им, сволочам, и надо!" или еще покруче:
"Поубивать бы их всех!"
- Я не исключаю такой реакции. Но согласитесь и с другим:
люди, доведенные до отчаяния - а заключенные ведь тоже
люди - не встают, как того желало бы государство, на
путь исправления, а наоборот звереют. Система государственного
рабства создавалась у нас в тридцатые годы и, честно
говоря, мало изменилась с тех пор. Человек, которого
приговорили к лишению свободы, становится как бы собственностью
этой системы. Здесь никого не интересуют его человеческие
качества, его душевное состояние, образование, семейные
проблемы и даже здоровье. Вот такой факт: уровень заболеваемости
туберкулезом в зонах в 17 раз выше, чем на воле, а смертность
от него в 10 раз выше…
Газета "Свой голос". 18-25 ноября
1991 г. Интервью брал Е. Латышев.
|