Тюремные стихи Любови Небренчиной
Предисловие
Мы предлагаем для ознакомления электронный
вариант сборника тюремных стихов Любови Небренчиной
– талантливой поэтессы, человека нелегкой и все еще
не сложившейся судьбы. Сейчас Люба на свободе, этим
летом она была помилована президентом, не отсидев и
половины срока, что случается редко, можно сказать -
подобно чуду, а посему только подчеркивает редкость
судьбы, характера, дарования.
Предлагаемые стихи были написаны в неволе
– они выплеснулись из Любиной души в ответ на все, что
с нею происходило, талант выявился в экстремальных условиях,
до этого Люба практически не писала. Все это еще раз
доказывает, что творчество - лучший и самый продуктивный
способ человеческой защиты и существования.
Выдержки из ходатайства, написанного в поддержку прошения
о помиловании Л. Небренчиной.
Трудно найти свой путь. Многим так и не удается,
хотя все как на ладони. А другие, напротив, блуждают
по бездорожью, совсем, казалось бы, безнадежно потерянные
– но нет, мелькнет где-то свет, ослепит – и вдруг отступят
чары, проснется душа – и вместо топей болотных человек
окажется на самой вещей тропе – дороге к самому себе.
Любина жизнь не задалась. Банальные семейные
обстоятельства и она понеслась в большую жизнь без надежной
подготовки - ушла из школы, где-то работала, что-то
для себя искала. У нее появилось окружение – разные
друзья, разные советы, разные варианты счастья и жизнеустройства.
Все это было недолговечным - те, с кем сводила ее жизнь,
не думали о вечности. Ее жизнь шла почти на грани криминала,
а иногда и за гранью. В какой-то момент она разучилась
отличать одно от другого, у нее сложилось свое представление
о справедливости, о том, что в жизни главное, что второстепенное.
Такое трудно оправдать, но можно объяснить.
Люди, тем более - молодые, часто становятся заложниками
образа жизни, не потому что в них нет ничего доброго,
а потому, что их окружение не востребует это добро,
а они сами не умеют выявить его в хаосе своего внутреннего
и внешнего мира.
Ведь это тоже надо уметь – соблюдать правила,
знать, где добро, где зло и в чем их отличие. Я не то
чтобы спорю с Кантом, я совершенно уверена в том, что
есть нравственный закон в каждом из нас изначально,
но знаю так же и то, что бывают обстоятельства, когда
акценты смещаются, мир делится на другие части, добро
и зло в нем распределяется в других пропорциях. Это
как зазеркалье, или королевство кривых зеркал. Однако
некоторым все же удается разбить кривое зеркало и выйти
в мир правильного света и тени.
Мое длительное общение с Любой, привело меня
к твердой уверенности, что ей это удалось – видимо,
те страдания, те мучения, которые она вынесла, совсем
не сказочные, а настоящие, грубые и реальные, пробудили
уцелевшее в ее душе, она начала писать стихи. Она стала
собирать тюремное поэтическое творчество, чтобы издать
альманах тюремных поэтов, в первую очередь для того,
чтобы поддержать тех, кто в силу разных причин оказался
в столь затруднительном положении, в тюрьме, в нашей
российской тюрьме.
Пребывание в местах лишения свободы имеет
странную закономерность – оно не все время воспринимается
как наказание, и в какой-то момент, пробивая все степени
человеческой защиты, здравый смысл, свободолюбие, тюрьма
становится домом - единственно возможным местом и способом
существования человека. Поэтому важно не переусердствовать
в этом, оставив человеку пути для отступления в человеческую
жизнь.
Любины стихи – драгоценное этому подтверждение.
Людмила
Альперн
Стихи
Жизненный каскад всех прегрешений.
Явь... Сон...
Ты да Он...
Уйди прочь,
Приди в ночь.
Свет - мрак,
Друг - враг.
Котел сварил,
Колобок слепил.
Колобок - это ты,
Жизнь, не дарит цветы!
Давай руку,
Вновь встречай разлуку!
Море снов,
Тут режим таков!
Губы - лед,
Волюшка - мед.
Клетка - засов.
Ни минут. Ни часов.
Смерть за грех.
Гроб - скорлупа ореха.
Жизнь - туман,
Лесть и обман.
Иду в никуда,
Туда, где беда.
Глаз - маломер,
Язык - беспредел,
Голос - дорога.
Оглянись у порога,
Запомни их лица,
С них воды не напиться.
Жажда вновь?
Пей слезы да кровь!
Брови в дугу?
Ходи на войну.
Труд да холод,
Серп плюс молот,
Боль да беда...
Опять не туда!
*
Колокол звонко!
Молиться, так громко!
Церковь, народ, толпа туда прет.
Крест на груди -
А коса в бигуди!
Сумасшедшая девочка
Я не смогла найти взаимопонимания с отцом.
Мы жили с ним вдвоем разными жизнями.
Он стал эгоистом и чуть-чуть подлецом.
Он отдал меня в психиатрическую больницу.
Это было время колхоза, сдобренное коммунистическими
идеями.
Там было много разных психов, живущих в своем круглом
мире.
В палатах проходили презентации, где презентировали
новых сумасшедших.
Я не была сумасшедшей, я просто жила в своем мире и
никого не впускала.
Внутрь хотели проникнуть все и заманивали меня куском
сала.
Я любила молчать или говорить о том, что нужно мне и
не нужно никому.
Я любила стоять или ходить в тишину.
Где никого нет и там никто не ждет, но они не могли
туда ходить, они не
знали путь.
Мне задавали смешные вопросы, я роняла мокрые капли
на впалые щеки. А психи
смеялись и курили папиросы.
Мне делали больные сульфазиновые уколы. Был галоперидол.
Я начинала быть похожей на психов. Был смех со всех
сторон.
Ко мне пришел какой-то парень, я его не помню.
Принес мне сигареты, я не хотела курить.
Я хотела бежать. Был ноябрь. Было холодно в большой
куртке этого парня.
Я понимала, время пошло вспять мелкими шагами.
Как часто я слепо бегала навстречу яркому цветку, а
подбегая видела
искусственные лепестки.
Так сейчас я бежала навстречу тишине и истине, не боясь
услышать лживый
говор.
Я была похожа на загнанную лису, спасавшую облезлый
мех от своры диких
собак.
Ко мне пришел осознанный неподвижный страх, я боялась
зайти в туннель и
увидеть очередь лиц.
Я шла, я задыхалась в страхе, глохла от шагов сердца.
Шла.
Моя голова съежилась, готовая прыгнуть в бездну, а разум
кричал: "иди".
Глаза не видели черную дыру туннеля, они видели ужас,
повисший на стенах.
Я зажмурила глаза, закрыла уши отекшими руками и представила,
что меня нет
здесь. И нигде. Это гроб.
Что выбрать? Умереть или стать сумасшедшей?
Изгой или мертвая девочка?
Я села на корточки, прижалась к мерзлой стене и вспомнила...
Вспомнила свадебную церемонию мамы, полюбившей чужого
мужчину. Дикие пляски
отца-эгоиста. Вспомнила отравившегося ежа, который жил
у нас.
Я его хоронила, а дворовые дети кричали: "убийца".
Я увидела косые глаза директрисы, которая срывала мой
пионерский галстук
из-за того, что я верю Богу. А кому мне верить?
Нужно искать выход из лабиринта жизни или меня найдет
свора, будут делать
печальные уколы и я стану психом...
Ночью я нашла выход. Дом отца был пуст, но я не боялась.
Я не сумасшедшая из своры. Я всегда молчу и хожу в тишину.
Общество из-за своего нежелания понимать, но желания
знать, превращается в
свору уличных собак. Они шныряют по подворотням в надежде
что-то вынюхать.
Они как Вий кружатся возле очерченного круга, но проникнуть
не могут.
Мы выбираем изгойское одиночество, ослепшие ищем в потемках
свой выход.
Дом
Был мрак и дождь. Была тоска,
пронизывающая мои жилы,
от лампочки ярчайшей пустота
манила в дом неведомою силой.
На цыпочках, чтоб не спугнуть покой,
с замашками, достойными воровки,
с-под коврика достану ключ чужой.
В дом детства дверь открою. Так неловко!
Вот пахнущая кухня: три на три.
Ох, эти разговоры с милой мамой
у самовара с ночи до зари,
при бликах на стене тускнелой лампы.
Три комнаты, секреты сохраня,
величественны в важности сюжета.
Тут жили мы. Но тут жила и я,
дух юности в шкафу на полке, где-то.
Романы, на тетрадях давних лет
неровный почерк разведен слезами,
Я тут жила, спасалась тут от бед,
тут моя жизнь рассказана стихами.
Зеркальное трюмо с царапиной витиеватой,
зеленый ящик Памяти хранит,
где счастье, радость, боль сохранены форматом.
Там жизнь семьи на фотографии лежит,
на грампластинке пыль сквозь жизнь хранится,
помады с затхлым запахом стоят,
чрез бязевую занавеску свет струится,
а грампластинки уж сто лет молчат.
Стена как висельница вековая,
портреты дочерей, жены висят.
Отец, ведь мать тебе давно чужая!
Но нет отца, а комнаты молчат.
Я заблудилась в доме. Где дорога?
А чьи глаза у зеркала стоят?
Так это девочка! Любаха-недотрога!
Глаза упорно ищут сердца взгляд.
Я тут жила. Что это - дом, приют, обитель?
Но негде одиночеству присесть.
Ах, этот дом! Мир детства - мой губитель!
Что у меня помимо этих комнат есть?
Печаль и радость пеленою в карем взгляде
У той девчушки в зеркале горят.
Чужая. В этом доме, как в засаде.
И я уйду. А лампы пусть горят.
Взлет в небытие
Я прыгнула и падаю! Держите!
Я не умею, не могу летать.
Нет, но соломку все же не стелите!
Уж лучше буду падать и вставать.
Ах, Господи! Зачем же я летаю?
Вновь собираюсь пасть в небытие.
Я понимаю, эта жизнь моя, а та чужая,
ну не учите, ну не лезьте вы ко мне!
Мне так даровано, я так могу, желаю,
взлетая, сверху вниз на мир смотреть.
Да, знаю, я по духу вам чужая,
Одновременно хочу жить и умереть!
Но сверху, свесив голову на землю,
Себя я вижу. О, какой кошмар!
Все тело на осколки, кости, части
Разбросано, разбито тут и там.
Все склеится, зато я вижу Бога!
А от падения останется лишь шрам.
Грешный друг
Маньяк-убийца - для властей,
бандит для всех чужих людей,
Ужасный муж плохой жены,
товарищ - для своей братвы.
Для матери - заботливый сынок,
у прессы - одинокий волк.
У дочери - ты капитан,
у всех красавиц - Дон-Жуан.
На положении в преступном мире
ты стал мишенью в милицейском тире.
Был у “хозяина” опасным заключенным,
но остаешься на вершине, мною покоренной.
Секс, Наркотики и Рок-н-ролл.
Утро в немом городе на острове “Советском”.
Я просыпаюсь от хохота и криков со всех сторон.
В парадные ворота по бокам с глашатаями.
Входят гости Господа Секс, наркотик и Рок-н-ролл.
Население серое превратилось в оранжевый
шепот, крики и смех, любопытство и стон.
Господа коммунистины по подвалам попрятались
завизжали от страха в унисон, в унисон?
Рок-н-ролл прет вприпрыжку, слышен “Голос Америки”
видно, слишком торопится, его цель - ресторан.
Секс, вальяжный развратник с Кама-сутрой под мышкой,
В окруженьи прелестниц, восседает, как Пан.
А наркотик таинственен, все спешит в подворотни,
Там его поджидают Парень Спорт, Леди Вуз
Средь народа волнение, непонятно течение.
К Господам примыкает крошка Блюз, миссис Блюз.
Перепуталось все. Коммуняки в нокауте,
А года нынче смутные, Шесть-десятый вступил.
Бал греховный в разгаре, молодежь уже валится,
не хватает энергии, нету сил, нету сил.
Семьдесят пятый. Утро. Рев и стон из окон.
Испарились проказники, господа заграничные
укатили в Америку Секс, Наркотик и Рок-н-ролл.
Коммуняки восстали из подвалов голодные.
По талонам продукты ОХ и АХ из сторон.
Доплясались блудливые, доигрались развратники!
А на троне воссели Миссис Власть, Мистер Мор!
Из серии “О войне” (или точнее придумали “О гражданских
конфликтах”).
Кизляр. Яма. Война.
Это праздник крыс. Это праздник мух.
Пушечное мясо. Пустые ботинки.
Жизнь разорвана в прах. Жизнь разорвана в пух.
- Вы мою ногу не видели?
- А какой ноги размер?
Вон там, в яме в черном ботинке….
- Мой ботинок был сер. Грязен и сер.
Зайдем в чей-то дом,
Не хочу видеть взгляд мертвых глаз.
Зачем солдат чистит кровь на ботинке?
К чему сейчас этот фарс?
Посмотри в окно. Почему он бегает вокруг дома?
-Он спортсмен? Кричит. Голос простуженный.
-Какое-то сумасшествие…
-Он ищет госпиталь. Он контуженный.
Развлечение бездушных политиков.
Деньги едут в машинах. А драг?
Со страшным взглядом грязные дети
Держат хлеб. Но во рту вставлен кляп.
***
Реальная жестокость под снайперскими пулями,
Жестокая возможность услышать тишину.
И заглушает разум обычное желание:
Остаться бы живым, уйти бы в пустоту.
Ночные танцы мнимости отплясывают бесы…
В ущелье стихли пляски. Рассвет и страх опять.
Разгневанные “черные” отслуживают мессу…
Как хочется на Родину. Да нет дороги вспять.
У нас два разных Бога, но мудрость дышит в каждом.
Вы сквозь Коран клянетесь, а мы несем кресты.
Вы в души метко целитесь, вы бьете по невинным,
Мы ржавыми мишенями в чужой земле лежим.
А где-то плачет иволга глубоким мудрым пением,
Задумчивые лица полуживых ребят…
В чем смысл вашей мудрости?
Где истина кончается?
В немых глазах вопрос, но горы лишь молчат.
Дорогой Л.А.
Кувшины наполнены пьяной тоскою
По счастью мятежному. Сердце накроет
Обочина вечной дороги по снежному,
Дождливому, жаркому пути бесконечному.
В волю.
Пожитки уснувшие, утро капризное
Разбудит, играя руками ветвистыми
По крыше, по окнам стуком медлительным,
Живое развеет ветром губительным.
Веет.
Остатки по свету искать, собирая.
Засеивать черное, листья сжигая.
Время ушло, время настало.
По праву.
Небо застынет, кувшины осушит
Счастье мятежное прыгнет наружу,
Дикие травы, изумрудом облитые
Милой награды для сердца забытого.
5.04.2000
Спасибо за понимание
***
Сделаю шаг и замру…
Оглянусь.
Взгляд провожающий блуждает рассеянно.
Куда собираешься бежать от себя?
Там нет желаний, только мертвая комната.
Рукой не могу дотянуться до двери,
Пальцы дрожат, сердце не верит,
Что сможешь уйти.
Половицы лишь скрипнут,
В глазах утону…
Воскреснуть не хочется.
Любовь нежным ветром гуляет по телу.
Нет тех преград, что сердцу мерещатся.
Есть поцелую неистовый, трепетный.
Я прижимаюсь
Спрячусь от боли в тебя и зажмурюсь.
Мы – дети снега, то выпадаем, то плачем, то таем.
8.02.2000 г
***
Горячими буквами обжигает сердце,
Замру перед крохотным треугольником
Обнаженного письма.
Несчетный раз впитываю черточки букв,
Душа перелистает головокружительные мгновения
Заснеженных блужданий.
Зажгу огонь.
Зацелованный листочек к сердцу.
Отдаюсь на милость твою.
Навстречу своему желанию.
14.02.2000 г
***
Ухожу от себя задом наперед по застывшим следам,
Ветер в спину толкает
Обратно на противень.
Я босая.
Горсть камней запущу по наглым фонарям,
Пусть позволят мне уйти в потемках к тебе.
Я верю судьбе.
Ожиданьем томительным безнадежным устану выискивать.
Столбики восковые: огонь от огня
Зажигать не перестану.
Не позволю ветру задуть.
Шорох от шагов по ступеням…
Фиалы застынут в горшках фотографией,
Вытянув лепестки на прощанье.
С нетерпеливым жестом холодной руки
Перед зеркалом на секунду – две.
Шорох за дверью…
Звонок сожмется в ожидании.
Она передумает?
Задние шаги.
В который раз от себя ухожу.
28.02.2000
Да что Вам за дело до изломанных рук?
Какое дело до преданного взгляда
незаметного?
Запечатлею, зарисую, выучу.
Прикосновеньем тайным не соприкоснусь.
Чашечку голубую уроню –
может, встретятся взгляды?
Пусть - осуждающие глаза, но все же – пусть!
Язык проглочу. Возможно, откину стеснение,
и нечленораздельно прошепчу губами
заплетающимися…
Тут же в сердце пробьются росточки сомнения.
Глоток вина… Проплывут камни, застрявшие в горле..
Разрешаю забыть обо мне.
Но имя, хоть имя запомните.
Торопливые пожатия, судорожное объятие.
Я женщина или поэт? Время вытеснит
эти вопросы.
Я зацелую свои руки, плечи – Вы прикасались к ним.
Забудьте – все дым
От признаний, сгоревших в печке.
В Ваших стенах теплом мне согреться….
Не смотрите на изломанные руки.
Холодно?
Наступили морозы.
Никуда от этого не деться.
|
