Общественный Центр Содействия Реформе Уголовного Правосудия

Центр содействия реформе уголовного правосудия

 

На главную

 

О Центре :: Новости :: Проекты :: Пишите! :: Вопрос - Ответ

Карта сайта :: На главную

 
 

>>> Места лишения свободы ||| Женщины в тюрьме ||| Материнство

 
 

А.И. Антонов, профессор социологии, доктор философских наук (по прикладной социологии),зав. кафедрой социологии семьи социологического факультета МГУ им. М. Ломоносова, академик-секретарь Международной академии прогнозирования

Социологический анализ ответов на вопросы “Анкеты для женщин, находящихся в заключении”

Предисловие

Социологический анализ материалов опроса осуществлён прежде всего по разделам, относящимся к функции материнства, и связанным с этим аспектам положения женщин в тюрьмах. На фоне общего кризиса материнства и семей с детьми в нашей стране и за рубежом , данные опроса представляют интерес не только с точки зрения особенностей содержания женщин под стражей и соответствия их стандартам правового государства. Они в резкой форме характеризуют полную девальвацию семейного образа жизни, катастрофическое снижение ценности семьи, брака, детей. Обычно эти кризисные явления не воспринимаются общественным мнением и средствами массовой информации в качестве острейшей проблемы самого общества и рассматриваются как специфические для особых категорий и групп населения.

Однако, необходимо учесть социальный фон, на котором разворачиваются события, происходящие в пенитенциарных учреждениях, чтобы соотнести изучаемые в них процессы с общими тенденциями. Социально одобряемый (через социокультурный механизм норм рождаемости) отказ большинства населения в стране от рождения и воспитания нескольких детей в семье в связи с массовой однодетностью (в 1998 г. в России в среднем на одну женщину приходилось 1.26 ребенка), в обычных обстоятельствах ведет к порокам социализации детей из полных семей с единственным ребенком, и также из-за нестабильности семьи по причине роста разводов -из неполных семей, где происходит депривация детей от одного из родителей, как правило - отца.

Поскольку половина всех браков разрушается разводом в среднем после 10 лет существования семьи, постольку примерно половина детей оказывается в ситуации лишения одного из родителей и его родственников, а среди них около трети начинает воспитываться отчимом при живом отце, в свою очередь зачастую обитающим под одной крышей с ребенком новой жены. В многоразводных и малодетных семьях больше всего страдают дети, рано лишающиеся отцов- поколения, сформированные в этой ситуации несут на себе клеймо аморальности и нигилизма, социальной патологии и делинквентности. Снижение престижа семейного образа жизни как ведущего стиля человеческого поведения ощущается в массе повседневных мелочей быта, особенно быта связанного с деятельностью сферы услуг, и здесь обесценивание материнства (отцовства) и детства ощутимее и болезненнее всего.

Этот общий принцип социального отказа от семейности как фундаментального блага жизни, разумеется, в экстремальных обстоятельствах тюремного заключения приобретает столь неприглядные черты ( отказ от рожденных в тюрьме детей), что вызывает суровое осуждение со стороны общественного мнения. Девиантные формы отказа от детей привлекают внимание в обществе, но не ведут пока еще к пониманию того, что соционормативное отвержение большинством людей модели семьи с двумя-тремя и более детьми есть по сути своей такое же девиантное поведение, и что именно в контексте всеобщего снижения ценности материнства и детей следует рассматривать происходящее в местах заключения женщин. Добровольное отстранение себя от своих детей не является итогом лишь дурных намерений преступниц, также как неблаговидное поведение персонала по отношению к беременным и кормящим женщинам-заключенным не присуще представителям администрации в силу специфики их работы как таковой.

Одновременно, для современных западных государств и тем более для бывших социалистических, весьма характерно стремление к использованию фактов негативного ( в т.ч. криминального) отношения (не всех, а лишь некоторых) родителей к детям, в целях более жесткой регламентации связей внутри семьи, для усиления вмешательства государства в частный мир семьи. Общая атмосфера бюрократического отношения чиновников всех служб к делам, связанным с родительством и детьми (отсутствие учёта интересов семей с несколькими детьми, многодетных семей и других типов института семьи вообще, социальных интересов родителей и детей, супругов, социальных нужд женщин в связи с экзистенциальной функцией материнства, наконец, прав ребенка на воспитание в семье) проявляется часто в антисемейных инструкциях, постановлениях и правилах разного рода. Конечно, всё это можно обнаружить и в бюрократической деятельности пенитенциарных учреждений, но в гораздо более неприглядном виде.

Цель настоящего отчета о результатах социологического анализа данных обследования заключается в интерпретации ответов на вопросы анкеты с точки зрения социологической теории ценностного кризиса жизненных ориентиров личности и общества, кризиса (ослабления) социальных побуждений к браку, семье и детям у большинства наших сограждан. К сожалению, в анкете не было вопросов о ценностных ориентациях женщин-заключенных, о специфике мотивов и установок социального-семейного поведения (социализационно- родительского, самосохранительного, репродуктивного, контрацептивного, сексуального и др.). Также отсутствуют "паспортные" сведения о прошлой жизни, о родительской семье опрашиваемых (респонденток), об уровне успеха на социальной лестнице, и т.п. К тому же, нет возможности сопоставлять ответы на разные вопросы между собой, строить комбинационные таблицы и, тем более, рассчитывать корреляционные связи - в моём распоряжении только простые распределения по всем 220 вопросам анкеты.

Таковы ограничения, налагаемые на собственно социологическое прочтение предложенного материала. Наличие интереснейших отчётов организаторов обследования, а также информации, полученной в ходе интервью ( в кратких историях жизни - исповедях) позволяет мне прокомментировать имеющиеся данные, используя потенциал теории социального кризиса или кризиса систем ценностей в обществе (по причине упадка семьи), а также личный опыт прошлых социологических исследований.

Социальный портрет опрошенных.

Социальное лицо респонденток можно характеризовать лишь по возрасту, образованию, наличию детей и числу их, профессии, частично по состоянию в браке. Резкие отличия по этим показателям от средних по стране могут говорить о качественном своеобразии выборки (выборочной совокупности опрошенных).Однако, в связи с малым числом опрошенных даже явные отклонения от средне-российских данных по женщинам не позволят судить о какой - либо специфике женщин-заключенных в этом отношении.

1.Статистическая характеристика опрошенных.

А).Образование. По всем 6 учреждениям из 312 респонденток отметили уровень образования 297 человек, в т.ч. с высшим образованием-6.1%, с неполным высшим-7.1%, со средним специальным-37.7%, со средним -27.9%, с неполным средним -18.5% и с начальным (4-5 классов)-2.7%. Эти данные отличаются от уровня образования российских женщин 20-49 лет по микропереписи 1994 года следующим образом. В выборке в три раза меньше женщин с высшим образованием (по переписи -19%: эти данные и последующие из справочника Госкомстата России "Женщины и мужчины России". М. 1998, стр.38). Зато больше доля женщин с незаконченным высшим и средним специальным образованием -37% по переписи и 44.8% в выборке). С полным средним образованием общего профиля по стране примерно 34% женщин, а в выборке -около 28%; с неполным средним по переписи где-то 9%, а в выборке в 2 раза больше, с начальным- менее 1%, а среди респонденток почти в три раза больше. Таким образом, существенны различия по высшему образованию и по неполному среднему вместе с начальным, фактически эти данные взаимодополнительны- нехватка с высшим уровнем компенсируется избытком лиц с образованием ниже среднего. С точки зрения проведения опросов населения обнаруженное различие имеет позитивный смысл -обычно женщины с высшим образованием при ответах на вопросы относительно сексуального, контрацептивного и репродуктивного поведения дают более искаженную информацию, стремясь приукрасить себя или представить в более выгодном свете(т.е. склонны скрывать искусственные аборты, применение непопулярных или не рекомендуемых противозачаточных средств, а также что-то интимное). Во всяком случае, тенденция к подобному сокрытию данных на этой выборке не должна быть сильнее обычной.

Б).Средний возраст респонденток - 34,5 года. Это говорит о том, что нет явного преобладания молодых женщин (до 25 лет). Самые молодые женщины из Брянского СИЗО-27% до 25 лет, причем 5 чел. в возрасте 18 лет и моложе(2 девушки по 16 лет). Близкие данные по Мордовии-26.6%. Самые "старые" из Шахово -10.3% до 25 лет, во Владимире-11%, в Москве -14%, и в Пскове -16%. Поскольку после 30 лет в стране, в основном, заканчивается рождение детей, то и в пенитенциарных учреждениях перекос в сторону менее молодых может означать меньшую вероятность стремления к обзаведению детьми. Если же обнаружатся факты иного рода, то это будет означать действие тюремной специфики. С другой стороны, более "старая" выборка позволяет ожидать большую вероятность наличия детей в обычных (до-тюремных) условиях. Именно затруднения в общении с детьми, оставшимися так сказать на воле, затруднения в реализации функции материнства, будут, видимо, накладывать отпечаток на восприятие условий пребывания в заключении. Эти предположения весьма относительны, но поскольку в анкете есть разделы, посвященные материнству и связанным с ним аспектам тюремной жизни, то можно будет учесть данное обстоятельство при интерпретации соответствующих вопросов анкеты.

В).Численность женщин с детьми. В основном отчете на стр.3 указано, что имеют детей 184 женщины во всех 6 учреждениях. Однако, проверка по спискам дала иной результат. Из общего числа возвративших анкеты (312) имеют детей - 225 женщин, т.е.-71.5%(не имеют точно 20.8% и не дали ответа 7.7%). Из числа давших ответы о наличии детей имеют их 223 женщины, - это более точный результат, и здесь я буду оперировать им. В среднем приходится на одну женщину-заключенную меньше детей, чем по стране примерно на 0.26 ребенка (где-то 1.0 ребенка т.е.310 детей на 312 женщин). При этом детей до 8 лет-112 или 36.1%.

По всей выборке опрошенных (312) имеют 3 детей и более- 16%, 2 детей-21.5%, 1 ребенка -34%, 0 детей -20.8%(нет ответа-7.7%). Из числа давших ответы о наличии детей (288), имеют 3 и более- 17.4%, 2 детей-23.3%, 1 ребенка-36.8%, О детей-22.6%. Ответы о возрасте детей у большинства респонденток отсутствуют, но детей старше 18 лет более всего среди имеющих несколько детей. Полученные распределения по числу детей близки к средне российским - примерно на 5% больше доля с 3 и более детьми, меньше на 7% с 2 детьми и на 20-25% - с 1 ребенком. Несколько женщин оказались беременными (они включены в число имеющих одного ребенка) и несколько (точно нельзя определить) имеют младенцев до 1 года, рожденных скорее всего уже в тюрьме.

Состояние в браке (вопрос №5 из последних 9 вопросов анкеты) большинством опрошенных не отмечено, хотя иногда указывается развод или вдовство. Часто упоминаются дети оставшиеся на воле, но не ясно с кем они остались и с отцом ли. Даже приблизительно трудно сказать сколько продолжает состоять в браке, а сколько разведенных.

Профессия названа примерно половиной опрошенных, но нет места работы, должности. Преобладают рабочие профессии, связанные с текстильным производством, со строительством и сферой обслуживания. Нельзя произвести группировку профессий- когда профессия называется самой респонденткой(открытый вопрос), совершенно неизвестно, что при этом имелось в виду и как это всё интерпретировать.

2.Ценностные ориентации.

Любой социальный портрет немыслим без выяснения жизненных ценностей -регуляторов социального поведения людей. Косвенно об этом можно составить весьма приблизительное представление по ответам на самый последний вопрос анкеты. Но к сожалению, ответы на вопрос №9 (сообщите о себе то, что кажется важным и интересным) идут сразу после вопросов №№7 и 8 о сроках заключения, поэтому невольно как бы навязывается обсуждение всего относящегося к лишению свободы. Отсюда, большинство респонденток сообщает о себе только то, что связано с обстоятельствами осуждения или заключения, и с просьбами о помощи, либо с суждениями о порочности правосудия.

О жизни вообще и о себе, своем месте в жизни - очень мало ответов (хотя и попадаются философские сентенции "надо познать все", "самое важное -остаться после освобождения человеком", "срок научил многому, поняла что сделала плохо и себе и своим близким", "закон больше всего нарушают суды, прокуратура, милиция", "хочу написать книгу" или " в тюрьме я поняла, что можно обойтись без наркотиков и жизнь без них интереснее"). Но все-таки в тех ответах, где нет просьб о помощи и где респондентки как-то пытаются сформулировать для себя какие-то общие выводы о жизни, сформулировать уроки жизни на основе личного опыта, в таких ответах, говоря о самом важном в жизни своей и вообще, ставят на первое место- семью и детей.

И для многих при этом свобода это возвращение к потерянной семье. Заключение рассматривается как отрыв от семьи, от общения с детьми, как катастрофа материнства. Мысли о будущем - в связи с семьей, а для тех, кто особо ориентирован на общественные проблемы -желание учиться и потом защищать права женщин, детей, материнства в тюрьмах. По имеющимся материалам опроса в 6 учреждениях можно сказать, что главный вывод, к которому приходят опрашиваемые заключается в понимании своей вины не вообще ( не перед человечеством, обществом), а как вины перед близкими и, тем самым, перед собой. Не ссылка на обстоятельства, приведшие к тому, что пришлось оказаться "здесь", не признание свободы вообще как первичной ценности, а понимание семьи, семейности, жизни вместе с детьми и ради них как ведущей ценности. Отсюда, свобода жить своей семьей для женщин-заключенных, воспринятая через лишение этого блага становится причиной мощного побуждения к свободе, чтобы "выйти на свободу".

И это действительная мотивация, а не декларативная и она пусть косвенно, но подтверждается ответами на вопрос №9.Среди ответивших на него (около 60-70% респонденток) примерно треть или 30-40% это те, кому удалось как бы отстраниться от конкретной ситуации, от жалоб на невиновность и от просьб пересмотреть дело либо уменьшить срок, и кто написал о самом важном в жизни, о ценностях жизненных, о ценности семейного образа жизни. Именно для них наказанием является прежде всего лишение свободы жить своей семьей, со своими детьми. И отсюда собственная вина за происходящее, за разлуку с близкими ("самое важное это дети, как они там живут, важно скорее выбраться отсюда и вернуться к детям"). Есть в некоторых анкетах удивительное- в духе Достоевского-раскаяние, настоящее переживание своей вины, настоящее проявление совести: "Душа рвется на свободу...Я никогда СЕБЕ не смогу этого простить...что я столько лет(28!) вычеркнула из жизни. Я виновата в своей судьбе только сама и никто иной. Вот и казню себя за это. Казню!". Но есть и другое, конечно, когда раскаяние только на словах. Тут уже другая система ценностных ориентаций, тут ссылка на обстоятельства, заставившие преступить закон, тут ссылки на несправедливость судей, на жестокость приговора. "Мне страшно моего срока(9,5лет)...какой я выйду? Обидно: убийцам меньше дают...Не верю ни в какое исполнение законов, ни в какую справедливость. Ненавижу всех, дали б автомат, всех перестреляла..."

Следует отметить, что в принципе ответы на вопрос №9 позволяют выделить 2 противоположные группы респонденток по системе ценностей: ориентированные на семью и на подлинное раскаяние, ориентированные на себя, ищущие виновников своей беды в обстоятельствах, других людях и т.д. Учет анкет по этим двум группам позволяет проанализировать, каковы различия в ответах на все вопросы между представительницами разных жизненных ориентаций. Такая работа может быть выполнена, если будут представлены все ответы на вопрос №9 среди всех ответивших на него(160-170 человек), и если в группе с ориентацией на семью окажется не меньше 40 респондентов. Сейчас же можно лишь сказать, что ответы ориентированных на семью дали бы более надежную и обоснованную информацию о том, как ущемляются ныне материнские права женщин-заключенных.

Социологический анализ ответов по разделам 17 и 18, и по другим разделам, связанным с материнством

Вопросы анкеты, относящиеся к материнству могут затрагивать несколько категорий женщин-заключенных: а)тех, кто имели детей до лишения свободы, б) у кого появились дети в пенитенциарном учреждении т.к. они уже были беременными, в) у кого наступление беременности и рождение ребенка произошло в условиях заключения. Однако, дифференцировать эти категории трудно, поскольку вопросы раздела о материнстве в основном посвящены последней категории- "в)". Кроме того, возможные в принципе исходы зачатия- кроме искусственного аборта,- спонтанный аборт (выкидыш) и рождение мертвого ребенка ( а также смерть новорожденного в первые дни жизни, включая инфантицид) не устанавливаются в качестве факта или события заслуживающего внимания.

К сожалению, не выясняются в анкете также мотивы действий, побуждения самих женщин к рождению ребенка или к производству аборта, хотя имеется специальный вопрос о людях, побуждающих беременных женщин к этому. Если бы даже удалось выявить, что многие женщины-заключенные стремятся родить ребенка, чтобы как-то облегчить себе пребывание в этих, вряд ли угодных богу, заведениях, то в этом прагматическом намерении нет ничего ужасного -это нормально со всех точек зрения, особенно если учесть, что личная полезность детей для всех без исключения родителей всегда была и остается пока еще одним из ведущих репродуктивных мотивов. Проблема в изучении степени распространенности подобной потребности в ребенке и в реальной осуществимости этого в конкретных условиях, т.е. когда независимо от правовых установлений и у администрации и у заключенных сохраняется стереотип недопустимости материнства в мире отбывания наказаний за что-то криминальное. Эта проблема приобретает широкое социальное звучание в ситуации институционального кризиса семьи, при котором родительство и в особенности материнство неоднократное (относящееся к рождению нескольких т.е. более чем двух детей), все чаще оказывается в обществе неприемлемым феноменом, прежде всего из-за профессиональной занятости и карьеры.

3-1.Возникает вопрос о возможности у находящихся в заключении женщин реализовать свои желания обзавестись ребенком. В случае наличия подходящих ситуаций для этого (гетерогенный коитус) и при действительной доступности контрацептивных средств, наступление зачатия следует рассматривать как результат потребности в ребенке, и весьма сильной, поскольку преодолевается бытующий стереотип, несмотря на неизбежные санкции за нарушение нормы.

Ответы на вопрос №147 и 148 убеждают в том, что ситуаций для гетеросексуальных контактов и наступления беременности достаточно. Из 295 ответивших на 147-й вопрос, считают зачатие возможным 70%(200) и нет 14% (41). На первом месте стоит ситуация свидания с мужем, её отмечают примерно в два с половиной- три раза чаще, чем ситуацию контакта с заключенным, в три-четыре раза чаще, чем с охранником и в 10 раз чаще, чем ситуацию сексуального насилия (по ответам 215 чел.). Эти данные подтверждаются также ответами на №187-примерно 41% из 226 ответивших считает, что сексуальные контакты разрешены с посетителями("нет" отметили 22%). Длительное свидание в спецкомнатах (вопрос №188) разрешается прежде всего мужу (92% из246 ответивших),затем мужу по фактическому(гражданскому) браку -45%, другу и партнеру -28%, знакомому -заключенному -13%.

Имеют возможность пользоваться контрацептивами лишь 10% из 269 ответивших на вопрос №128 (сказали "нет" 178 чел.). Здесь имеются в виду современные средства контрацепции, тогда как издревле известный метод coitus interruptus доступен всем, впрочем как и календарный метод. Однако, сбои менструального цикла, отмечаемые 68% респонденток, а также более высокая заболеваемость женщин-заключенных, особенно гинекологического свойства, отмечаемая почти 80% из 303 ответивших, могут понижать плодовитость, способность к зачатию.

Поэтому у женщин данных возрастных категорий вероятность зачатия при достаточно редких сексуальных контактах ниже, чем у находящихся на свободе. Но она не столь низка, как может показаться, если считать будто все не применяющие противозачаточные средства (т.е. не входящие в число 10% пользующихся современной контрацепцией) характеризуются стерильностью. Трудно дать оценку этого в процентах, но по-видимому, способностью к зачатию обладает не менее половины выборочной совокупности. И рождений могло бы быть больше даже в ситуации заключения под стражу. Проблема в том, что обладающие плодовитостью женщины (как и на воле) не стремятся её реализовать, не ориентируются на рождение ребенка.

Само пребывание в тюрьме (неволя) блокирует имеющийся сегодня у всех женщин уровень потребности в одном-двух детях. Вместе с тем, наличие пусть мизерных льгот для беременных и "мамок" могло бы и побуждать через деторождение к изменению тюремного положения в несколько лучшую сторону. Однако, мотивационное значение этих поблажек ничтожно и лишь немногие решаются на беременность. При достаточно регулярных (хотя и не очень квалифицированных) гинекологических осмотрах (гинекологическую помощь отмечают около 60%), при еженедельном и чаще принятии душа и при наличии противозачаточных возможностей, связанных с бытующими санитарно-гигиеническими условиями, реализация имеющегося потенциала плодовитости всё-таки полностью зависит от желания родить ребенка. Отсюда, низкий процент становящихся беременными в заключении определяется слабостью потребности в ребенке, усугубляемой действием антидетных стереотипов, отмечавшихся выше.

Вместе с тем, нельзя не отметить, что эта слабая потребность в детях есть продукт общесоциального снижения ценности детей и семьи, всеобщего падения потребности в детях. Другими словами, воздействие на людей массовой социокультурной нормы одно -двухдетности, конформистское принуждение отсюда к распространенной ныне однодетной семье, заставляет относиться везде в социуме к рождению детей негативно. Подобный негативизм проявляется и в местах лишения свободы, но в силу тюремной специфики приобретает порой уродливые и ужасные формы. Становится нормой неприемлемость рождения ребенка в тюремных обстоятельствах- даже от оставшегося на воле мужа. Причем, осуждается именно желание через роды как-то облегчить своё существование в зоне. Инструментальный характер мотивов рождения (ребенок как средство достижения чего-либо, а не как пресловутая самоценность или"самоцель") вызывает наибольшее негодование. Всё переворачивается с ног на голову. Взамен неприязни к условиям, противодействующим женскому (материнскому) естеству, наблюдается неприязнь к людям, перешагнувшим через стереотипы-предрассудки. И тут как бы недопустимые в обычных условиях формы обращения с беременными женщинами, с женщинами в ситуации родов (роды в наручниках и т.п.), с кормящими матерями (депривация матери и ребенка) и т.д., начинают казаться вполне уместными. Словесное осуждение этих женщин-диссиденток, преступниц "вдвойне" ("себя не жалко -так детей невинных пожалейте") может дополняться неподобающим с точки зрения общечеловеческой морали поведением персонала и самих заключенных в отношении женщин- "двойных" нарушительниц общепринятых норм.

Кстати говоря, из 274 ответивших на вопрос №158 примерно 27% отмечают воздействие окружающих на беременную женщину -чаще подталкивающее к аборту. Увы, но в самой анкете подспудно присутствует подобное влияние - уж больно много вопросов про искусственные аборты, про то кто и как противодействует их осуществлению. На фоне отсутствия вопросов о том, кто мешает вашему желанию родить ребенка в заключении, это бросается в глаза. В анкете, ориентированной в целом на облегчение положения женщин и прежде всего женщин-матерей это звучит диссонансом, режет слух. Специфика пребывания женщин в местах лишения свободы заключается не в какой-то особой и загадочной природе женщин, а именно в функции материнства, состоявшейся у большинства или подлежащей реализации в будущем. Поэтому любые попытки улучшить положение женщин-заключенных должны исходить из стремления во-первых, не навредить этой функции, а во-вторых из желания всемерно способствовать её успешному осуществлению, коли беременность состоялась и принято решение рожать.

3-2. Вопросы относящиеся к рождению и уходу за детьми и ответы на них чисто по -человечески воспринимаются при первом чтении так, будто речь идёт о совсем ином мире -мире не человечества, а изувечества. Потрясает сам факт, сообщенный 23 женщинами из 124 рожавших в тюремных условиях - они знают случаи, когда роды происходили в наручниках(18,5%), ответили, что не знают-56,5% и затруднились что-либо сказать определенное - 25%. Из 106 ответивших на вопрос №164 отметили, что охрана присутствует при родах 50% и 25% что "нет". Еще один изувеческий факт- из 104 ответивших 31% (сюда же надо бы приплюсовать 24% не знающих ничего или боящихся высказаться) сказали, что после родов женщина не остается в больнице и транспортируется обычными способами в место заключения. Среди рожавших в пенитенциарных учреждениях (119) считают, что если роды происходят в СИЗО или в Колонии, то там не было надлежащего оборудования- 29%, было - 33%. Примерно 56 % рожали вне вышеуказанных мест, причем половина из них- в спецбольнице для заключенных, шестая часть- в спецотделении общей больницы и в общегражданской больнице-40%. Считают, что роды проходят в плохих ( и хуже) условиях -38%, как на воле- 62%.

Эти сухие цифры в общем-то смягченной оценки существующих условий для материнства дополняются некоторыми материалами интервью, где выясняются подробности, привычные для находящихся в местах лишения свободы, но вопиющие сами по себе (намеренная депривация матери и ребенка, помещение в карцер беременных женщин и матерей с детьми, личный обыск с гинекологическим досмотром, обыск младенцев и детей, допросы детей, избиения беременных, недостаточная помощь беременным, отсутствие приемлемых условий в послеродовой период, отмена свиданий с детьми и т.д.).

3-3. Анализ ответов на вопросы о материнстве и уходе за детьми нельзя ограничивать только рамками пенитенциарных учреждений. Надо учитывать социальный контекст, процессы девальвации ценности материнства и детей всё шире распространяющиеся в нашем обществе и в развитых странах. Ситуация пребывания детей вместе с матерями-заключенными является самой показательной с точки зрения отношения нашего девиантного общества к проблеме мать-дитя. Масса обстоятельств, разъединяющих их в первые недели, месяцы, годы жизни ребенка -наиболее важные для формирования человеческого Я- сопровождает наше повседневное бытие. Эта депривация детей от матери приобретает в тюремных стенах самые омерзительные черты, поскольку изоляция считается не просто нормальным, но даже необходимым явлением мира несвободы. В основе этого гулаговского комплекса лежит заимствованная из социума установка уравнять женщину с любым не рожающим существом, будь то кибернетическое устройство, либо мужчина. В сфере профессиональной занятости эта тенденция связана со всеобщим отношением к людям как к роботам, интересным лишь своей трудовой функцией. И тут половая принадлежность, брачный статус, семейные роли, число имеющихся детей и т.п. не имеют никакого значения.

Точно также сквозь призму механистически индивидного подхода смотрят и на женщин-заключенных, имея в виду, что сам факт их осуждения за какие-то преступные деяния как бы ставит их в положение "не-людей". Практически это означает, что к человеку относятся по функциональной роли "зэка", как к некоему, особому по сравнению с понятием "человек" устройству, смысл существования которого заключается в отбывании наказания за злодейство, в отчуждении от человеческого мира. В нашей стране социальная организация мест лишения свободы такова, что неволя трактуется как средоточие тягот и наказаний, в том числе наказаний, связанных с "отключением" абстрактного зэка (без учета пола и возраста, прочих физико-анатомических свойств) от привычных бытовых и гигиенических условий. Фактически это оказывается суммой неудобств и лишений, если не специально создаваемых, то во всяком случае и специально не устраняемых.

Отсюда, тюремные условия таят в себе дополнительные испытания для всех, кто не укладывается в усредненное представление о заключении и заключенном (это касается людей очень высокого или низкого роста, очень толстых, хронически больных, инвалидов, и т.д.). В этот ряд отклонений от бюрократического усреднения попадают и женщины со всеми специфическими особенностями, обусловленными функцией потенциального или реального материнства. Тюремная система не стремится приспособиться к плюрализму конкретного проявления человеческого многообразия, а наоборот, тяготеет к перемалыванию всей идиосинкразии под стандарт криминального однообразия. Здесь истоки сведения женской природы (связанной с материнством) к привычной модели заключенного - мужчины, удобной тем, что мужчина не рожает и с ним меньше всяких там хлопот. Редукция к мужской модели поведения обусловлена не какими-то гендерными особенностями мужчин (ибо и мужчины-то в роли зэка теряют свою половую определенность), а именно отсутствием функции материнства.

Принудительный характер тюремного стиля жизни заставляет попадающих в зону людей принимать сложившиеся там обстоятельства как данное, как составную часть наказания за содеянное. Только вынужденно приняв эти условия люди могут сохранить себя, свое Я, чувство собственного достоинства. Выстраивается система защитных представлений, как ни странно, направленная на позитивную оценку существующего порядка как должного, хотя и нуждающегося в улучшении и совершенствовании. Тем самым, устраняется или понижается внутренний психологический диссонанс между нечеловеческой в РФ ролью зэка и самоуважением своего человеческого достоинства. Снижение социального диссонанса, напряжения достигается за счет функционирования неформальной (защитной по отношению ко всему контингенту зоны) системы норм, дополняющей принудительную систему формальных, официальных правил.

3-4. Мнения респондентов отражают эту двойственность - негативное отношение к тюрьме с её системами формальных \\ неформальных правил, и одновременно, позитивное, защитное принятие даже чудовищных порядков -пыток разного рода, родов в наручниках и под конвоем, и т.д. Об этой двойственности можно судить по ответам респонденток на вопросы анкеты -в большинстве случаев имеется достаточное число и позитивных и негативных ответов, и лишь в редчайших случаях что-либо осуждается или одобряется всеми (ответившими на тот или иной вопрос) без исключения. Обычно думают, что в этом проявляется неискренность опрашиваемых, их боязнь рассказать о вопиющих фактах. На самом деле, всё гораздо сложнее - любой опрос об условиях содержания людей под стражей показывает противоречивость компульсивного, принудительного поведения, когда в мнениях заключенного выражается внутренняя борьба между необходимостью принять и отринуть от себя существующие порядки и межчеловеческие отношения. Для примера возьму ответы на вопрос о том, может ли попасть в карцер беременная или кормящая мать. Подобное наказание официально недопустимо, но вот ответы-"да", может попасть 65 чел.(29%), "нет"-55 чел., "не знаю"-83 чел. Известно, что такое случается, и тем не менее, из 223 ответивших четверть говорит "нет", а 37% воздерживаются от прямого высказывания. Лгут? Боятся? Но ведь можно было вообще не отвечать на этот вопрос. Официальная норма, императивно утверждающая как должно быть, принимается в качестве полной, не редуцируемой к конкретным обстоятельствам характеристики того, что якобы есть на самом деле, "реально". Вот так работает "защитная" мотивация, психологическая защита Я, так обнаруживается действие вышеописанного психологического диссонанса, стремление снять его и смягчить связанные с ним стрессы и фрустрации посредством подгонки собственных установок (до-тюремных, сформированных на воле) под нынешние условия, посредством более благоприятной оценки их как неизбежных в ситуации заключения.

Точно такая же картина и по большинству остальных вопросов, в том числе и о материнстве, поэтому когда о каких-то нарушениях законов в действиях персонала говорят 10-15% респонденток, надо понимать, что на самом деле эти нарушения распространены больше, чем если судить об этом только по числу ответивших утвердительно. Если же процент ответов о нарушениях ещё выше, то это значит, что подобные действия персонала являются обычными. Например, на вопрос №49 о пытках (надо учесть, что в формулировке вопроса прямо названы "пытки", а не угрозы насилия или избиения, т.е. вопрос дан в резкой, "лобовой" постановке) было получено 153 утвердительных ответов (из общего числа 306 ответов, т.е.50%), тогда как твердо заявили, что не испытывали на себе ничего подобного и даже не слышали о пытках от других заключенных- 85 респонденток. Почти 28% сказали "нет" не об отсутствии действий, приравниваемых к пыткам, а о том (во имя сохранения самоуважения), что эти поступки официальных лиц вовсе не унижают человеческого достоинства и потому их нельзя считать "пытками". Интересно, что на конкретный вопрос №53 о "методах пыток" получено на 20 ответов больше, чем сказавших "да" на №49.

В чем дело, почему из числа тех, кто сказал "не знаю" или же "нет"на № 49(это нельзя точно установить) нашлись вдруг осмелевшие "зэчки",ставшие перечислять "методы пыток"? Всё дело в технике опроса- респонденткам были предложены 9 вариантов ответа, и ни в одном из них нет звучащего страшно слова "пытки". Более того, там перечисляются "угрозы", "лишение сна, еды, питья", "сексуальные домогательства"и лишь раз- "избиения". В формулировке вопроса №55 словосочетание "методы пыток" вообще изъято, и как следствие -сразу же выросло число ответивших еще на 35 человек в сравнении с №53.

Надо отметить, что здесь к готовым вариантам ответа добавлен вариант (достаточно безобидный) "оскорбление словами", поставленный правильно на первое -самое видное- место в перечне. Еще одно подтверждение тому, что респондентки не считают пытками то, что на самом деле таковыми является- это ответы на №56. Здесь получено еще на 6 ответов больше, чем на №55 и указано также на 4 метода унизительного обращения (не "пыток"!) больше, чем в предыдущих перечнях. Таким образом, если формулировки вопросов давать в смягченном виде без упоминания о "пытках" и перечислять в списках вариантов больше конкретных и недостойных действий следователей и тюремщиков по отношению к заключенным, можно получить более точные данные о масштабах незаконного обращения с заключенными.

Представляют интерес ответы на вопросы №№57 и 58. На первый из них дали ответ "да"(нарушители тюремного распорядка получают в наказание одиночное заключение)-257 чел. Сказали "нет"-17 чел.! ("не знаю"-35 чел.).На №58, далее, должны были отвечать лишь те, кто отметил "нет".Однако, ответили 246 чел., -на 35 чел. больше, чем на №56- как бы стремясь перечислить все применяемые дисциплинарные наказания.

Следует сказать, что информация о незаконных видах обращения с заключенными содержится также в разделе десятом. И на №74 получено почти в два раза меньше утвердительных ответов, чем на №49. В этом различии не стоит искать какую-либо неопределенность в отношении масштабов распространения незаконных наказаний. Вопрос 74 дан в контексте причин смертности заключенных, и это меняет дело в случае утвердительных ответов, резко усиливая тем самым возможность подспудного признания отвечающими воздействия на смертность фактов незаконного обращения с заключенными со стороны персонала. Поэтому заключенные, стремящиеся уменьшить свой психологический диссонанс и адаптироваться успешно к тюремным условиям, будут стараться избежать нежелательного для них смысла, выбирая ответы "нет" и "не знаю", уклоняясь от"да". Незаконных наказаний на самом деле намного больше, но здесь важно подчеркнуть, что треть из всех ответивших на №74 как бы косвенно признает серьезное влияние этих унижений личности и их вклад в обстоятельства, связанные с тюремной смертностью. Этот вывод подтверждается также тем, что 19% из ответивших на №71 о причинах смерти заключенных в данном пенитенциарном учреждении, прямо указывает на пытки и плохое обращение со стороны персонала (32 из 169).

3-5. По мнениям заключенных видно, что сексуальное насилие хотя и имеет место, но распространено незначительно,- разные формы насилия отмечены 61 чел.(примерно пятая часть всех респондентов), причем треть сталкивалась с изнасилованиями или попытками к ним. Считают, что помимо заключенных в этом также может быть замешан персонал-30, не замешан -31, не знают -32 (надо подчеркнуть, что на этот вопрос ответов больше на 32 чел.,т.е. мнения высказали и те, кто не испытал на себе сексуальных домогательств). Ответы на №54 дополняют картину -при допросах применяется сексуальное насилие или его угроза-54 чел.(25%), не применяется-91,не знают-71.

В местах лишения свободы встречается также и проституция-56 ответов из 214, ничего не известно об этом -109, не знают-49. Интересно, что конкретные формы проституции названы 53-мя респондентами (№69). Наконец следует упомянуть о гомосексуализме, который является достаточно распространенным, даже привычным. Эта тема не запретна, поэтому ответов на вопрос о тюремном гомосексуализме больше, чем на другие вопросы(329!), причем, приемлемым его считают-100чел., неприемлемым-112, не знают-117. Приемлемость гомосексуализма явно выше, чем при опросах на воле- в этом выражается специфика мест заключения. Вместе с тем, 147 чел. отметили, что гомосексуальные связи в тюрьмах преследуются, не преследуются-74, не знают -105. Интересно, что 33 чел. из 242 считают, что гомосексуализм явился причиной ареста женщин. Однако, эта причина не выделена в вариантах ответа на №28, поэтому среди ответов "другое" (42 из 328 чел.) может быть основной причиной -гомосексуализм. Кстати говоря, респонденты отмечают, что причиной ареста может быть производство незаконного аборта-109 чел. из 172.

3.5.1. Коли речь зашла о причинах тюремного заключения, следует остановиться на следующем факте -кража явилась модальной причиной по всем 6 пенитенциарным учреждениям по ответам 328 чел. Одновременно, в целом по всем опрошенным кража вышла на первое место среди причин заключения -292 ответа (почти 90%). И это не случайно. Кризис и дезорганизация социального института семьи в связи с конфликтом жизненных ценностей в обществе сопровождались в советский период упадком "цели зарабатывания" на себя и семью по сравнению с общесоветской целью уметь что-то нужное достать, организовать. Советское отношение к работе на государство при плате не за результаты труда, а за сидение на работе, при распространении канона "вы делаете вид, что платите, а мы делаем вид, что работаем" способствовало охалтуриванию труда, укреплению стереотипа плохой работы. Такое поведение оправдывалось обязаловкой "ударного" труда, отсутствием экономического стимулирования, что помимо прочего означало извращение норм морали, когда что-то взять на предприятии для себя не считалось воровством. "Несуны" стали как бы нормой жизни и поэтому, закрепление подобной социальной нормы касалось не только сферы работы, но и сфер семьи и быта. Упадок трудовой и общечеловеческой этики проявлялся во внерабочей обстановке и переплетаясь с упадком ценностей семьи и семейного домохозяйства активизировал желание "организовать что-то себе и своей семье". Подобное взращенное в советское время желание характерно прежде всего для женщин, имеющих как известно двойную занятость -и в государственном производстве (за более низкую в среднем зарплату) и в семье. Несомненно, что кражи присущи скорее женщинам, чем мужчинам и эта социальная тенденция еще долго будет сохраняться в силу указанной выше причины. Имея в виду прежде всего социальные истоки женского воровства можно сказать, что в целом женщины, особенно женщины-матери не виновны, хотя каждая из них в отдельности ответственна за содеянное. Именно поэтому тюремное заключение для женщин-матерей должно быть заменено альтернативными заключению формами наказания.

Материалы анкетного опроса полны данными о неприспособленности мест лишения свободы к специфике женщин, обусловленной функцией материнства. Начиная с элементарных санитарно-гигиенических требований и заканчивая требованиями более высокого социального порядка, относящимися к облегчению положения беременных женщин и матерей с детьми. Это прямо выражается и в ответах на вопросы о требованиях, выдвигаемых женщинами-заключенными.

Неудовлетворительность в общении с детьми и в свиданиях с родственниками проявляется сильнее всего, наряду с требованиями улучшений в оказании медицинской помощи, улучшений питания и условий тюремной жизни. По-видимому в России места лишения свободы не скоро еще удастся адаптировать хотя бы к минимальным требованиям учета женской специфики (в связи с неустроенностью самого российского общества в целом - это, кстати, дополнительный довод для замены тюремного заключения женщин-матерей какими - либо альтернативными формами наказания за воровство и за другие нарушения закона). Тем не менее, что-то нужно и можно изменить уже сегодня. Например, в соответствии с ответами на №150 необходимо устранить недостаток в гинекологической помощи -из общего числа ответов (129 -это в два с лишним раза больше ответов о недостаточности своевременной медицинской помощи, чем на прямой вопрос №149, где было 60 ответов) этот недостаток указан 77 чел. из 129, неподходящая пища для беременных отмечена 103 чел., отсутствие свежего воздуха-79 чел, и недостаток движений-78 чел.

Только половина из 210 респондентов отмечает наличие отдельных камер для матерей с грудными детьми, и лишь 27% считает, что имеется квалифицированный медперсонал для ухода за новорожденными. Чудовищно звучит, но 60 чел. из 209 считают, что новорожденные младенцы-ангелочки подвергаются обыску! Материнство может быть объектом психологического давления на мать по мнению 62 чел. из 158 ответивших, не может быть -26 чел. Беременная женщина или кормящая мать может попасть в карцер по мнению 63чел. из 201 ответивших, причем, ее разлучают с ребенком-52 чел., нет -27 чел., не знают -63.

Вопросы 179 и 180 сильно противоречат друг другу: в первом случае считают, что матери допускают жестокое обращение со своими детьми со стороны сокамерниц-15 чел.(и это похоже на правду), а во втором случае этот же по сути ответ даётся уже 81 чел., что явно свидетельствует о непонимании респондентами вопроса. Надо сказать, что в вопросах типа "если да, то..." (см. также №№ 182 и 183, где на 182-1 дано 48 ответов, а на 183- уже 88) опрашиваемые путаются, и как в данном случае интерпретация полученной информации невозможна.

Вопиющим является тот факт, что визит детей, находящихся на воле, может стать средством давления на мать (40 из 269, нет-93). Оказывается, администрация вправе отказать в посещении детей, т.е. вправе ударить мать по самому больному месту. Это отметили 73 чел. (нет-102, не знаю-99). Мне кажется, что подобные действия тюремных властей должны быть не просто запрещены, а должны преследоваться по закону как злостное преступление против семьи и личности.

Выводы и предложения.

Положение женщин в местах лишения свободы разного рода, как показывают данные опроса женщин-заключенных является унизительным для человеческого достоинства, поскольку тюремные условия зачастую не отвечают даже самым элементарным санитарно-гигиеническим требованиям, в большинстве их отсутствуют достаточные по ассортименту и количеству гигиенические принадлежности во время менструаций. Особенно тяжелым и невыносимым оказывается положение беременных женщин, кормящих матерей и матерей с детьми разного возраста. Фактически они наказываются не только лишением свободы- именно в этом главный смысл содержания под стражей,- а лишением элементарных гигиенических и бытовых условий, и лишением связи мать-дитя, мать-дети, а также столь же важной связи с другими членами семьи и родственниками. Необходимость охраны материнства и детства, провозглашенная в Конституции Российской Федерации как бы отменяется и не действует на территории тюремной зоны, деятельность федеральных комитетов и региональных отделов по делам женщин, семьи и материнства не распространяется на тех, кто оказывается за порогом свободы.

В связи с этим, в настоящее время необходимо привлечь внимание всех пенитенциарных инстанций и всех административных органов контроля за исправительными учреждениями к настоятельности соблюдения имеющихся правил и норм содержания женщин, беременных женщин и женщин-матерей с их детьми в условиях заключения.

  • Следует устранить безразличие общественного мнения, общественных и религиозных организаций к существующему нарушению прав семьи и личности(прав матери и ребенка). Разумеется, когда в самом обществе нет четкой официальной просемейной политики по защите безразводной семьи с несколькими детьми, трудно добиться поворота в сторону прав женщин-матерей находящихся не на воле. Однако, уже сегодня можно предпринять шаги по ликвидации наблюдаемого беспредела:
  • следует скорректировать закон об охране материнства и детства на тюремные обстоятельства (и также попытаться создать условия для реализации прав отцов, оказавшихся в заключении и тех отцов, чьи жены находятся под стражей);
  • следует добиваться отмены уголовного наказания за воровство и мелкие правонарушения для беременных женщин, кормящих женщин и женщин с малолетними детьми посредством создания соответствующих общественных движений и объединений федерального, регионального и локальных уровней;
  • следует добиваться введения закона о замене уголовного наказания женщин-матерей альтернативными формами наказаний за правонарушения, прежде всего введением такой формы как исправительные работы;
  • следует выделить уголовные и гражданские дела членов семьи (прежде всего детей и женщин-матерей) в самостоятельные спецсуды в рамках Семейного Арбитража, рассматривающего все вопросы заключения брака и развода, а также усыновления и опекунства-попечительства исходя из интересов детей и защиты семейной собственности;
  • следует добиться под страхом уголовного преследования неукоснительного действия запрета на депривацию(изоляцию) матери и детей(ребенка) в пенитенциарных учреждениях, независимо от тяжести совершенного преступления женщиной-заключенной и каких-либо иных обстоятельств;
  • следует добиться во всех местах лишения свободы ликвидации детских зон и организации комнат-камер для совместного пребывания матери и ребенка со свободным режимом для детей и с условиями, не нарушающими полноценного развития личности в физическом, психическом и социальном отношении, причем, обустройство подобных камер должно приближаться к стандартам вольного образа жизни и тем самым, способствовать отмене уголовного преследования матерей.

В заключение, хочу предложить сотрудничество нашей кафедры социологии семьи со всеми сторонниками реформы уголовного правосудия по вопросам методики проведения социологических опросов и интервью среди заключенных в целях повышения надежности эмпирических данных, и обоснованности выдвигаемых на их основе предложений и рекомендаций.

Copyright © Центр содействия реформе уголовного правосудия. All rights reserved.
Использование материалов сайта без согласования с нами запрещено.
Комментарии и предложения по оформлению и содержанию сайта: sodeistvie08@gmail.com

  Rambler's Top100      

  Яндекс цитирования