Герой духовного сопротивления

By Владимир Илюшенко
Created 01/13/2009 - 23:58

Зоя Александровна Крахмальникова умерла 17 апреля прошлого года.

Родилась Зоя Крахмальникова 14 января 1929 г. в Харькове (Украина). Родители рано развелись, и ее воспитывал отчим. Но в 1936 г., в разгар сталинских репрессий, он был арестован, и Зоя осталась с матерью. После окончания в 1954 г. Литературного института в Москве она училась в аспирантуре Института мировой литературы Академии наук СССР, работала в издательстве "Советский писатель", в журнале "Молодая гвардия", в "Литературной газете".

В 1960 – 1970-х годах Зоя Крахмальникова публиковалась как критик в ведущих литературных журналах – "Новый мир", "Знамя", "Молодая гвардия", а также в "Литературной газете" – органе Союза писателей СССР. В 1967 г. она защитила кандидатскую диссертацию. Была сотрудником Института мировой литературы, старшим научным сотрудником Института социологии, позже – Института философии.

Но это всё внешние вехи ее биографии, внутренняя же ее жизнь развивалась совсем по иным законам. В начале 70-х годов Зоя пришла к вере. В 1971 г. она крестилась, приняла православие. В 1974 г., когда об этом узнали, ее уволили с работы и лишили возможности печататься в Советском Союзе.

В 1976 г. Зоя Крахмальникова начинает издавать самиздатский журнал "Надежда" с подзаголовком – "Христианское чтение". Был в России такой дореволюционный церковный журнал – "Христианское чтение", и вот это новое издание продолжило прежнюю традицию. Это был историко-просветительский и духовно-просветительский сборник, поначалу – машинописный, а потом он стал переиздаваться за границей, во Франкфурте, в эмигрантском издательстве "Посев". Выпуски "Надежды" представляли собой малоформатные книжки желтого цвета, но в каждой из них было 300-400 с лишним страниц. Неведомыми путями они попадали потом в СССР.

Вообще религиозный "самиздат" в то время был изданием гораздо более редким, чем "самиздат" гражданский, общественно-политический. Но вот в приходе о. Александра Меня, в котором я состоял, в 70-х – 80-х годах религиозный "самиздат" и "тамиздат" (т.е. книги, изданные за границей) были очень распространены, однако только среди своих – это никак не афишировалось, поскольку преследовалось властями.

На обороте титула "Надежды" печаталось такое объявление:

"“Надежда” собирает малоизвестные в России творения Св. Отцов, духовные наставления православных пастырей, свидетельства о жизни во Христе, истории обращения к вере, рассказывает о судьбах русских святых, подвижников, праведников, мучеников за веру, разрабатывает отдельные проблемы развития современной христианской культуры в России, публикует стихи, рассказы, воспоминания и т.д. “Надежда” - единственное и уникальное Христианское Чтение, существующее сегодня в России. “Надежда” может быть только миссионерским изданием, осуществляющимся на пожертвования верующих. Издание “Надежды”, кем бы оно ни предпринималось, не может преследовать никаких целей коммерческого или политического характера. Читатели “Надежды” просят христиан всего мира поддерживать издание и распространение Христианского Чтения, проповедующего Слово Божие тем, кто ищет и ждет Его.

Составитель “Надежды” Зоя Крахмальникова".

Она не считала возможным скрываться под псевдонимом, хотя такое издание было вызовом богоборческой власти.

Кроме сочинений Отцов Церкви, посланий и поучений российских новомучеников (в том числе писем из ссылки священников и мирян), в журнале публиковались и современные работы по православному богословию, пастырские беседы о. Дмитрия Дудко, тогда – церковного диссидента (кстати, именно он крестил Зою), а также статьи самой Зои о православной культуре и ее рассказы.

4 августа 1982 г., после выхода десяти номеров "Надежды", Зоя Крахмальникова была арестована. Ей вменяли в вину составление сборника и передачу его на Запад, написание религиозных статей, написание или подписание писем в защиту диссидентки Татьяны Великановой и Дмитрия Дудко, распространение книги Дудко "О нашем уповании".

Зоя Крахмальникова виновной себя не признала. В последнем слове на суде она сказала: "В появлении “Надежды” не было ни моей заслуги, ни моей вины, я всего лишь попыталась восстановить то, что было оборвано шестьдесят лет назад. Богу было угодно, чтобы Христианское чтение возобновилось здесь, на русской земле, которая была крещена тысячу лет назад, и если не я, то эту работу выполнил бы кто-нибудь другой. “Надежда” делалась для верующих, для всех, кто ищет Слово Божие, а потому в издании этих книг в том или другом издательстве за рубежом нет никакого преступления… Радуйтесь, а не огорчайтесь, ибо во всём воля Божия… Слава Богу за всё".

1 апреля 1983 г. Московский городской суд приговорил Зою Крахмальникову по политической 70-й статье Уголовного кодекса к одному году заключения в тюрьме и пяти годам ссылки. Ей приписали "антисоветскую агитацию и пропаганду в целях подрыва советской власти". С учетом срока, отбытого в тюрьме во время следствия, ее почти сразу отправили в ссылку в Горно-Алтайскую область, в поселок Усть-Кан. Она писала оттуда в письме: "Компромисс лишает духовной силы. Взамен он обещает безопасность и преуспеяние, обещает комфорт и удачу, относительные, конечно, удачу и там, и там. И в мире, и в христианстве". По ее убеждению, "компромисс со злом укрепляет зло".

Зоя была не из тех, кто вступает в подобные компромиссы. Власть это понимала и реагировала по-своему. Условия в ссылке были тяжелыми: плохое питание, отсутствовала медицинская помощь, зато был постоянный надзор. Тем не менее муж Зои, писатель Феликс Светов, имел возможность приезжать к ней и подолгу жил в Усть-Кане. Потом возвращался в Москву. Но вот однажды она получает из родильного дома письмо от дочери (тоже Зои): "Мамочка, смотри, как нас любит Бог – сегодня арестовали папу, и сегодня же родился Тимофей (второй внук Крахмальниковой. – В.И.).

Светов, автор нескольких романов, свидетельствующих о вере в Христа в советской России, тоже был осужден по политической статье. Его приговорили к ссылке "из гуманных соображений", как было сказано в приговоре. "Однако,– писала впоследствии Зоя,– его, пожилого больного человека, протащили по семи пересыльным тюрьмам, намеренно повезли в противоположную сторону, чтобы помучить на этапах, затем в наручниках привезли в последнюю тюрьму и держали там в следовательской камере, чтобы вырвать у него отречение". Отречения не последовало. Через месяц после суда карательные органы сожгли архив Светова, письма его покойной матери и покойной жены, письма к нему других писателей, книги, рукописи, черновики.

Это была изощренная месть не только ему, но и Зое Крахмальниковой. Отправленный в ссылку, Светов воссоединился со своей женой в другом поселке Горно-Алтайской области – Усть-Кокса (позднее, уже в Москве, они разошлись).

В марте 1987 г. Зое и ее мужу предложили подать прошение о помиловании. Они отказались. Потом она написала об этом: "Мы могли выйти на свободу, вернуться домой, к своим детям и внукам. Нам предложили в обмен на свободу дать заверение в том, что мы не будем нарушать закон. А значит, косвенно признать, что мы его нарушили, исповедуя свою веру, и, значит, признать правыми тех, кто стоял “на страже закона” и попирал его, попирая и убивая себя и свою совесть…

Мы хотели поскорее забыть о том торге, в котором не захотели участвовать. Мы отказались от него не потому, что не могли простить жестокости расправы над нами, ни в чем не повинными перед законом. Не потому, что не могли простить бессмыслицы зла и лжи. Мы знали, что без воли Божией никто не мог бы причинить нам зла. И потому, вспоминая о слезах детей, арестах, обысках, о бесчеловечности сатанинских обманов и сатанинской бессмыслице завуалированных мучений, мы старались принять их как волю Бога".

В результате их продержали в ссылке до июля 1987 г., когда началась перестройка и были помилованы все политзаключенные. А в июле им сказали: "Можете ехать, когда хотите". Практически почти весь свой срок они к этому времени отбыли.

С конца 1980-х годов Зоя Крахмальникова печатала в разных периодических изданиях статьи о современном положении Русской Православной Церкви. Цикл ее работ "Горькие плоды сладкого плена" был опубликован в 1988-1990 гг. в США, Канаде и Австралии. Она придерживалась твердого мнения о необходимости покаяния высших иерархов Церкви перед народом за сотрудничество с богоборческой властью. Это сотрудничество олицетворял митрополит Сергий Страгородский, оказавшийся во главе Русской Церкви после смерти в 1926 г. патриарха Тихона, причисленного впоследствии к лику святых.

Политику митрополита Сергия, ориентировавшего верующих на компромисс со злом безбожного большевизма ради, будто бы, спасения Церкви, Зоя характеризовала так: "Сергианство, объявившее себя спасителем Церкви, нации народа и ради них вступившее в непозволительные для Церкви христиан компромиссы с гонителями Церкви, нации и народа, посягнуло на Божественный порядок бытия". Она писала: "Митр. Сергий и его последователи всегда вели и поныне ведут спор о числе: у кого больше, тот и прав. “Мы с нашим народом и нашим правительством”, – говорили сергиане. “Мы были со своим народом”, – повторяют сегодняшние их последователи, оправдывая свое прислужничество у богоборческой власти и агентурную работу в карательных органах".

Основной темой статей и книг Крахмальниковой стала проблема религиозного возрождения России. Она считала, что главным препятствием на пути такого возрождения является лжеправославие, измена многих иерархов Русской Церкви Христу, Его заветам. Много раз она предупреждала об угрозе русского фашизма, языческого по своей сути, использующего православие как маску.

Зоя Крахмальникова была необычайно активным человеком – и религиозно, и граждански активным. В ноябре 1992 г. она участвовала в работе Первого Конгресса интеллигенции России, идея созыва которого принадлежала именно ей. Ей удалось, хотя бы отчасти, придать некоторым заседаниям Конгресса христианское звучание. В 1993 г. в журнале "Нева" был напечатан ее роман "Безумный старик", написанный за десять лет до того. А еще раньше, в 1982 г., на обыске перед арестом забрали первые главы другого ее романа – "Побег". Оба романа – это размышления о судьбах христианства.

В 1994 г. Крахмальникова стала составителем и одним из авторов сборника "Русская идея и евреи. Роковой спор" с подзаголовком: "Христианство, антисемитизм, национализм". В предисловии к сборнику она писала: "Книга задумана как христианская альтернатива угрозе русского фашизма, который может обрести форму еще не изжитого Россией тоталитаризма, на сей раз оснащенного агрессивной националистической идеей. Не случайно этот новый тип фашизма пытается создать религиозную идеологию. Компонентами ее становятся. “патриотический нацизм”, антисемитизм и лжеправославие…

Антисемитизм, приведший к Катастрофе, возник не в гитлеровской Германии, это стало следствием нравственного падения человечества и духовного оскудения христианских церквей и каждого из христиан, кто не решился на протест против нацистских злодеяний. “Арийская идея”, также “русская идея”, конечно, имеют свою специфику, но когда заболевает нация, изменяя духовным и нравственным законам, в ней прежде всего начинает созревать нацизм и большевизм как разновидность фашизма. Освенцим и ГУЛАГ – две катастрофы, завязанные в один трагический узел. Но ГУЛАГ и Освенцим – не история: угроза возрождения нацистских и большевистских идей, накрепко связанных общей ненавистью к Богу и к человеку, все еще витает над миром".

Зоя видела прямую связь между тоталитаризмом, антисемитизмом и антихристианством: "Будучи современниками этих двух геноцидов – Освенцима и ГУЛАГа, – мы не можем не видеть в этом массовом убийстве ни в чем не повинных людей попытку снова распять Христа. Убийца не только распинает в своей жертве Христа, он распинает Его в самом себе. Для того чтобы в человечестве созрел замысел убийства Бога, нужно утратить Христа, заменив Его другим. Это есть тайный мистический грех против плоти и крови Сына Человеческого, отдавшего за жизнь мира свои плоть и кровь, сотканные, как верует Церковь, во чреве пречистой Матери Иисуса, Еврейской Девы Марии. Это тайный грех богоубийства, и если он находит себе убежище в Церкви, среди священнослужителей и мирских христиан, он губит не только их души, но отравляет изменой воды и воздух, земные недра и небо. Тогда и начинает совершаться предсказанное в Апокалипсисе св. Иоанна Богослова. Начинается падение Церкви. А Церковь, по словам св. Григория Нисского, есть устроение Вселенной".

В сборнике была большая статья Зои Крахмальниковой, которая называлась так: "Зачем еще раз убивать Бога? Он все равно воскреснет" и подзаголовок: "Заметки о крушении "третьего Рима". Приведу несколько отрывков из этой статьи.

"История есть движение к концу мира, кровавая цепь апокалиптических жатв, сменяющих друг друга после недолгих отдохновений. Сроки последней жатвы неведомы никому, кроме Бога.

Апокалипсис есть сокрытая в истории до поры реальность. Для того чтобы подготовиться к ней, каждому из нас даны приметы, по которым мы призваны узнавать, что “время близко”, Чем ближе к завершению жизнь и чем ближе “конец света”, тем явственней проступает лик Надежды в Откровении св. Иоанна Богослова, в этом жесточайшем пророчестве, носящем имя Апокалипсиса, пророчестве о конечных судьбах человечества. “Откровение” не случайно завершает Новый Завет. Это – звук последней трубы, обещающей Вечное Царство тем, кто поверит в него и отдаст себя для бытия в нем. Это – последний зов Бога. Смерть России кажется невозможной, хотя в России ХХ века убийство стало бытом. Смерть России невозможна не только потому, что она любима нами. Теми, кто живет здесь, и теми, кто покинул ее и тщится издалека спасать ее. Смерть России невозможна потому, что народы, населяющие ее, остановились на полдороге, не успев исполнить свое назначение. Будучи моложе всех христианских народов мира, они призваны были обновить духом любви и верности Богу уставшее человечество. Нет, не о безумной гордостной мечте веду я речь, о мечте старца Филофея о “третьем Риме”. “Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать”, – писал псковский инок Филофей Василию III в начале XVI века. Эта формула русского мессианства “прижилась” к православию, не имея в нем никакого основания, ибо Мессия-Христос уже пришел и ожидать другого есть измена Ему...

Путь человечества к распаду и гибели состоит из “малых апокалипсисов”, в них испытываются народы, как испытывалась вера троих отроков в раскаленной печи Вавилонской (Дан. 3:6). Огонь в той печи, как мы знаем, был беспощадным, но покаяние, вера и смирение пред Божией волей оказались сильнее огня. Без покаяния небо превращается в железо, а земля в медь. Расплавить их может только огонь.

Покаяние есть изменение, а значит, действие. Изменяя себя, человек изменяет мир. Очищая себя от скверны, он очищает мир".

Зое Крахмальниковой всегда был свойствен апокалиптический настрой, и здесь он проявился в полной мере. Далее она писала: "Двадцатый век, пребывающий и поныне под тенью Люциферова крыла, стал веком Божественного возмездия народам, отступившим от своего Творца.

Надежда, что “Москва – третий Рим, а четвертому не бывать”, ставшая фундаментом националистической идеологии (она повторялась и повторяется доныне как заклинание, способное совершить чудо: воссоздать в России одновременно мощь Рима и Византии!), выразила прельщение, которым был поражен дух церковной и полуцерковной элиты. Псевдопророки, упоенные могуществом Святой Руси, которая свята была отнюдь не гордостным духом, а смиренным служением смиренному Богу, хотели свой мятежный языческий дух превосходства привить православию. Потери оказались грандиозными. Вместо власти “третьего Рима” воцарилась власть бесов…"

Крахмальникову очень беспокоил вирус национализма, который со временем все более укоренялся в Русской Православной Церкви. Она писала: "В конце прошлого и начале нашего (т.е. ХХ-го. – В.И.) века многие религиозные мыслители отмечают утрату кафоличности, вселенскости в Русской Церкви. Ее слияние с национальным государством создает некую опасную герметичность, угасает дух профетизма и дух свободы. А с осознанием своего национального превосходства возвращается дух язычества. Он вторгается в Церковь постепенно, казалось бы, незаметным образом, давая о себе знать национальной гордыней. Вживаясь в Церковь, национализм порабощает ее, делает зависимой от устремлений нации к самоутверждению. Постепенно он приобретает признаки своеобразной “земной религии” с поклонением земным идолам. При угасающем духе истинной церковности две религиозные доктрины: христианская и национальная, смешиваясь и стремясь “ужиться”, неким неявным образом “обуживают” Церковь. Они исключают из нее евангельский дух всеобъемлющей полноты, открытость каждому, независимо от его национального бытия, нарушая тем самым заповедь Спасителя: идите и научите в с е народы".

Языческая, националистическая сущность псевдохристианства была подвергнута в этой статье беспощадному анализу: "Псевдохристианство выдвигает и культивирует п о д м е н ы. Духовное подменяется душевным, эмоциональным, или, как говорили св. Отцы, страстным, “кровяным”. В этом случае чувство, суждение, мнение принимаются за веру. Наиболее простой и распространенной подменой является вера в нацию, в народ, как в данные Богом реальности, для служения им. И мы видим сегодня, как в нравственном хаосе распавшейся коммунистической империи стремительно возникают новые “религии”. Они, бесспорно, моделируются по типу религиозных движений, где богом становится нация, народ, принимающие на себя “приметы” религиозной сущности.

Это “суррогаты” религий, возникшие в тоталитаристском государстве, жестоко подавляющем свободу личности, свободу совести, вероисповедания и национального бытия…

Однако национальное бытие как созидающая сила может формироваться только в служении не нации, а Богу, Не потому, что жизнь нации проходит как бы в низшем порядке бытия по сравнению с мистической, сокровенной жизнью религии. А потому, что Бог есть Первопричина бытия, Творец нации и о каждой из них имеет Свой Промысл".

В сборнике "Русская идея и евреи" был раздел "Анкета". Он собран из ответов писателей, журналистов, социологов, религиоведов на вопросы, возникающие в связи с развитием национальной идеи в России конца ХХ века. В числе вопросов был и такой: "Возможна ли, по вашему мнению, победа нацизма в его новом, русском варианте? Что может предотвратить эту угрозу?" Поскольку я занимался исследованием национал-радикализма в постсоветской России, Зоя предложила мне принять участие в этом разделе, так что там есть и мои ответы.

Очень скоро после нашего знакомства, по ее предложению, мы перешли на "ты". Она увидела, что наше понимание христианства во многом совпадает. Во многом, но не во всём. Мы стали друзьями. Довольно часто мы спорили, но это никогда не нарушало наших дружеских отношений. Она была страстным, увлекающимся человеком. На презентации одной из ее книг я назвал ее "наша Пассионария". Да, она была страстной, но всегда искренней, предельно искренней. Ненавидела всякую неправду. Говорила, что "полуправда есть поругание правды, а полухристианство – поругание христианства".

Многие сегодня в России – чуть ли не большинство – носят нательный крестик (часто выкладывая его наружу). Но многие ли становятся христианами? Христианин – тот, кто носит не только крестик, но Христа в своем сердце. Именно таким человеком была Зоя Крахмальникова.

В 1995 г. вышла ее книга "Слушай, тюрьма!" Она подарила ее мне, перечислив всех членов моей семьи, с дарственной надписью: "На молитвенную память об авторе". В книгу вошли: "Лефортовские записи" (Зоя сидела в Лефортовской тюрьме), "Письма из ссылки", которые заканчиваются июлем 1987 г., и эссе "Я строю монастырь". В тюрьме и ссылке Зоя по-новому осмыслила свой христианский опыт. Там она особенно обостренно пережила, то, что и раньше ее мучало: в чем заключается наше христианство? в чем выражается наша верность Христу? Она писала:

"Мы – христиане – не умеем жить в этом мире по-христиански.

Мы выбираем из Ветхого Завета то, что нам легко исполнить, и, в лучшем случае, м е ч т а е м об исполнении Нового Завета. Мы не умеем жить в этом мире, поэтому наши встречи в этом мире пусты, нам нечего дать друг другу, кроме необязательных слов. И когда нас бросают в Вавилонскую печь, мы сгораем.

О, как страшен этот бесплодный путь мнимого христианства по земле, которая ежесекундно сотрясается от вольного распятия Бога!

Как страшен этот путь, ведущий к тому мгновению, когда мы осознаем, что мы утратили, охваченные страхом, когда мы поймем, з а ч т о мы отдали свое блаженство. И сколь необходимой и желанной станет для нас утраченная возможность быть гонимыми за крест Христов! Но поздно будет, поздно…"

Эти стенания невольно приводят на память суровые строки Симоны Вейль, тоже не склонной прощать кому бы то ни было предательство Христа.

"Там, где нет гонений на веру, – писала Крахмальникова, – там нет веры. Значит, соль потеряла свою силу, значит, Церковь, открыв свои врата миру, утратила свою духовную силу. Это может быть присуще и демократическим, и тоталитарным режимам. Миродержец, как это ни парадоксально, не хочет гонений на Церковь, ибо Церковь только крепнет в гонениях. Поэтому самое желанное для него – компромисс с Церковью, он знает, что за компромисс с миром Бог поражает духовной немощью.

Но Церковь, которую воздвиг Господь на камне исповедания, неистребима. Она существует не только вне истории, она существует и вне географии. Она превыше конфессиональных разделений, наши перегородки, как сказал митрополит Филарет Московский о разделении католиков и православных, не достают до неба.

Мученики ХХ века, к какой бы из христианских церквей они ни принадлежали, являются семенем Единой Соборной и Апостольской Церкви. Гонения на христианство в любой точке вселенной есть свидетельство истинности Церкви, свидетельство ее силы.

Церковь характеризуется не числом, она – малое стадо, не языком, на котором ведется богослужение, она есть тело Господне".

Симона Вейль выступала против превращения религии в идеологию, которую человек выбирает, исходя из рациональных установок. По ее убеждению, религия есть воплощение истины. На такой же позиции стояла Зоя Крахмальникова: "Истинное христианство никогда не борется ни с идеологией, ни с политикой мира сего, оно призвано свидетельствовать о Боге, пришедшем спасти погибшее.

Это свидетельство – жертва любви и жажда любви. Поэтому христианство не борется ни с идеологией, ни с культурой. Но не потому, что оно пассивно, а потому, что превыше мира и его институтов. В этом его сила.

Эту силу мир хочет разрушить или расточить всегда, независимо от исторических и социальных форм, в которых протекает человеческое бытие.

Христианство не борется с миром, мир борется с ним".

Далее Зоя уточняет свою мысль: "Да, христианство – не позиция, потому что это – вера, соединяющая со Христом. Да, христианство – не моральный кодекс, не диссидентство, не свод нравственных императивов и не мировоззрение. Это – и н а я ж и з н ь, жизнь в е р ы. Это – бытие сердца и ума, бытие внутреннего человека в ином, невидимом мире, когда внешний человек пребывает еще в пространстве и времени, то есть в видимом мире. Потому-то Господь и говорит, что Его учеником может стать только тот, кто з а х о ч е т отрешиться от себя и от своего, от того, что он имеет в этом мире. Отрешиться, чтобы войти в непостижимое, в невидимый Океан, в нем размещен наш маленький мир, крупица, песчинка, которая трепещет в Божественной деснице".

В своей книге Зоя свидетельствовала, что все ее дни в тюрьме и в ссылке были отданы напряженным поискам христианства. И это было только началом: "Иногда я понимаю, что конца этим поискам не будет. Они закончатся для меня с моим уходом из жизни".

Кое-что, и очень существенное, она все же поняла: "Церковь ответственна за сотворенный мир, и каждый из нас, кто приемлет царство непоколебимое, кто именует себя христианином, ответствен за жизнь и смерть мира, в котором накоплен огонь для его уничтожения".

Она писала: "Чтобы выстоять перед натиском лжи и насилия, пробуждающих ужас в моем уме и сердце, нужно было сказать Богу: спаси меня, и я останусь только с Тобой.

Это был обет".

Тяжелым ударом для Зои Крахмальниковой было нравственное падений ее духовника – о. Дмитрия Дудко. В книге "Слушай, тюрьма!" она рассказывает об этом. Охлаждение ее отношения к нему началось еще до ее ареста. Вот как она это описывает:

"Мой духовник обманывает меня, – знала я, когда слушала его воскресные проповеди о любви. Я поняла это, когда оказалась свидетельницей чуждого для меня христианства, для духа православного молебна.

Мой духовник молился о здравии Ирода (по-видимому, имеется в виду генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, – В.И.) в день усекновения головы Иоанна Предтечи. Он получил разнарядку из Патриархии, требующей от священников петь “Многая лета” атеистической власти в дни престольных праздников. Так объяснили мне знакомые с таким лицемерием клирики. Их это не удивило, показалось мне. Не удивило, что молитва о гонящих и обижающих, смысл которой выражен в словах одной из таких молитв: “Сотвори из Савла Павла”, – была заменена торжественным и громогласным “Многая лета”.

Это почти никого не удивило из клириков, да из мирян тоже. Может, они уже переболели? Может, с м и р и л и с ь? Так теперь называют компромисс с князем мира сего.

Но мне, слава Богу, это смирение не давалось. То, что я услышала и увидела, меня сокрушило. Молчать или сказать? Разорвать или остаться?

Говорите друг другу правду, увещевает Апостол, зная, что ложь и любовь несовместимы. Но как сказать правду?

И я молчу. Не смиряюсь, но молчу. Мы все – лжецы и лицемеры, – объясняю я себе, – мы все больны и должны носить тяготы друг друга. Молчать, чтобы в м е с т е погибнуть?

Мне больно, но я молчу.

Мой духовник обманул меня в последний раз, когда обещал приехать ко мне в ссылку. Может, он не обманул бы меня, если бы я тогда сказала ему правду? Но он не приехал. Видимо, он боялся, что может лишиться возможности читать с амвона каждое воскресенье проповеди о любви?"

Горькие эти чувства были тем более оправданы, что дальнейшая эволюция Дмитрия Дудко оказалась еще печальней. В январе 1980 г. он был арестован и помещен в Лефортово – следственный изолятор КГБ. Его обвинили в антисоветской деятельности (инкриминировали, в частности, клевету на советский строй, якобы содержавшуюся в его книге "О нашем уповании"). Ему грозил большой срок, тем более, что в 1948-1956 гг. он уже сидел в лагерях по политической статье. В тюрьме Дудко, как говорится, "сломался". Через пять месяцев после ареста, во время Московской Олимпиады, он выступил с публичным покаянием по телевидению, признав себя виновным в "клеветнической антисоветской деятельности", заявил, что свобода совести в СССР неприкосновенна, и призвал правозащитников последовать его примеру. Понятно, что всё это было написано под диктовку следователей КГБ. Это была их победа, увенчанная государственными наградами.

Но этим дело не ограничилось. В правительственной газете "Известия" была опубликована статья Дудко "Запад ищет сенсаций", где автор заявлял, что никогда не выступал против советской власти, а как священник вел борьбу с безбожием. Своим прихожанам, выйдя из тюрьмы, о. Дмитрий признался, что публично солгал, уступая воле властей, но сделал это, не желая оставить своих духовных детей, и таким образом "отстоял свое право на проповедь".

На этом метаморфозы Дудко не закончились. В 90-х годах он неоднократно выступал со статьями на страницах "патриотической" (т. е. националистической) прессы, стал постоянным автором, а затем и духовником радикально-ксенофобской газеты "Завтра". В своих статьях он требовал политической реабилитации Сталина, объявив его "веруюшим", "русским гением", "богодарованным вождем России", который "по-отечески заботился о России", "обладал скромностью и бессребреничеством, нравственными устоями". В апологии Сталина Дудко превзошел даже многих твердокаменных коммунистов.

В одной из более поздних книг Зоя Крахмальникова писала: "Сегодня мой бывший духовник является политическим сообщником национал-большевиков. Попав в тюрьму за свои проповеди, он вынужден был сделать то, от чего отказался Христос. “Пав, поклонишься мне”. Его выпустили из Лефортовской тюрьмы после того, как он, по его признанию, “полюбил чекистов”, совсем как герой знаменитого романа Орвелла “1984 год”, полюбивший “старшего брата”. Со священником, воспылавшим любовью к чекистам, это случилось не в 1984 году… а в 1980-м. Через два года посадили и меня в ту же тюрьму. И там я пожалела своего бывшего пастыря. Я не знала, что он будет благословлять чекистов и коммунофашистов, но если бы знала, все равно бы, наверное, пожалела, потому что он был жертвой религии для диктатуры. Жертвой и ее служителем".

В январе 1995 г. в Москве состоялся Международный форум "Фашизм в тоталитарном и посттоталитарном обществе: идейные основы, социальная база, политическая активность". На нем, наряду с учеными, писателями, юристами, политическими деятелями, выступили также священники и религиоведы. Мы с Зоей Крахмальниковой тоже выступили с сообщениями. Потом она предложила выпустить книгу по материалам Форума и придумала для нее название – "Нужен ли Гитлер России?"

Эта книга вышла в 1996 г. Я был ее составителем, редактором и одним из авторов. В книге была помещена статья Зои о русском фашизме – "Уродливый ребенок коммунизма". Там развивались те же идеи, которые она высказывала и раньше. Она писала:

"“Нам не грозит фашизм”, – уверял нас еще недавно Б.Ельцын, ссылаясь на то, что в стране, которая победила Гитлера, фашизм невозможен. Да, германский или итальянский фашизм в России невозможен, здесь может быть только свой, национально-патриотический фашизм или национал-большевизм. И тот, и другой являются “продуктами распада” советского коммунизма. Потерпев крушение в начале горбачевской перестройки, коммунизм, так же как его постперестроечные “варианты”, оказался идеологически безоружным: гласность вынесла на поверхность убожество, ложь и античеловеческую сущность “передовой идеологии”. И тут нежданно-негаданно пригодилось то псевдоправославие, которое было создано под давлением Сталина и его преемников. Так возникла новая идеология, которая оказалась способной удовлетворить запросы различных партий, “соборов” и “фронтов” непримиримой оппозиции.

Ядро этой идеологии составили псевдоправославие как племенная религия русского народа, то есть так называемый “православный нацизм”, и вульгарное, агрессивное антихристианское язычество. Были найдены и образцы для фюреров. Среди образцов оказался Гитлер. Появились также и претенденты. И был обнаружен враг. Это, конечно же, еврей и демократ, что, по мнению ненавистников демократического развития России, почти одно и то же. Наличие врага, естественно, освобождало от покаяния. “Русскому народу не в чем каяться”, – объявлялось в одном из номеров церковной газеты “Русь Державная”.

В духовном плане фашизм – это религия сатаны, бесовщины. Христос в Евангелии называет сатану не только “отцом лжи”, но и “человекоубийцей” (Ин 8, 44)". В статье далее исследуется идеология русского "православно-языческого нацизма", как его называла Зоя Крахмальникова, прослеживается его связь со сталинизмом и с лжеправославием.

Отчего мы никак не можем избавиться от тоталитарной инфекции? Крахмальникова отвечает: "У нас был Сталин, но не было Нюрнберга, у нас была пародия на Нюрнберг". И дальше: "Россия – многоверная и полиэтническая страна. Почему же не слышен голос пастырей, призывающих народы России к покаянию и искуплению ради ее духовного восстановления? Это молчание свидетельствует о глубочайшей духовной болезни, о том, что те, кто несет бремя пастырского служения, все еще не верят в освобождение России от страшного ига безбожной и жестокой власти".

В 1999 г. Зоя Крахмальникова стала лауреатом премии имени Андрея Сахарова "За гражданское мужество писателя".

Она была другом нашего знаменитого барда Булата Окуджавы. Он посвятил ей одну из лучших своих песен – "Прощание с новогодней елкой".

Последняя книга Зои вышла в 2000 году. Она называется "Монологи о любви", Там обобщен ее тюремный и внетюремный опыт, рассказывается о ее поездке в Израиль, о пребывании в Гефсиманском монастыре. Кстати, однажды Зоя дала мне рекомендательное письмо к настоятельнице этого монастыря (он принадлежал тогда к Русской Зарубежной Церкви. Благодаря этому нам с женой показали то, что туристам не показывают: ступени, по которым Господь вошел в Иерусалим в Пальмовое воскресенье, сходя с Елеонской горы, тысячелетние оливы, у которых Он молился в Гефсиманском саду.

О чем Зоины "Монологи о любви"? Она отвечает: "О любви к Богу". Христа она называет "первым инакомыслящим, распятым лжецами и лицемерами за Свое инакомыслие". "…Весь подвиг Христа, – пишет она, – способствует тому, чтобы Его ученики приняли инакомыслие, как мировидение". – И продолжает: "Инакомыслие – это бунт совести против дьявола как “отца лжи”, бунт против той “модели жизни”, которую он навязывает человечеству. “Отец лжи” создает свою словесность, свою культуру, свою этику и мораль. И всё это не имеет никакого отношения к Истине. В созданном сатаной мире идей нет ни грана правды о мире и об особой связи человека с Богом…

Замечу тут же, что инакомыслие – это не только бунт совести, это и покой совести, обретаемый в особой верности Христу, себе, своим друзьям, это сострадание и милость к падшим, это жертва собой, которая непременно будет оплачена высокой ценой. Благодатью.

Прекратилось ли инакомыслие под напором государственного карательного терроризма? Нет! Оно сокрылось в “катакомбах” духа. Думаю, и до сих пор эти “катакомбы” скрывают святых, праведных, тот золотой запас нации, подвергнувшейся тотальной деградации".

Зоя Крахмальникова, христианский подвижник, герой духовного сопротивления злу, и сама принадлежала к этому золотому запасу. "Христианство – огонь, – писала она. – Я узнала это в тюрьме". Она была опалена этим огнем. Для многих она была неудобным человеком, потому что никогда не стеснялась говорить правду, причем в самой неприкрытой, обнаженной форме.

В 1993 г. Зоя тайно постриглась в монахини. Она исполнила обет, данный Богу. Об этом мало кто знал. Это выяснилось лишь на отпевании: в гробу она лежала в монашеской одежде.

"Блаженны алчущие и жаждущие правды" – это о ней.

"Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное" – это о ней.

"Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят" – это тоже о ней.

Я счастлив, что моя жизнь пересеклась с жизнью Зои Крахмальниковой. Она была очень красивой – и в молодости, и в старости. Я храню ее образ в своем сердце.

Статья опубликована в журнале "Новая Европа" № 4 за 2008 год

Об авторе: Владимир Илюшенко – историк, писатель, публицист. Ведущий программ "Дискуссии на тему" на Христианском церковно-общественном канале (радио "София"). Член Союза писателей Москвы. Автор книг: "Отец Александр Мень: жизнь и смерть во Христе" (М., 2000), "Медленная музыка" (Стихи. М., 2002), "Национал-радикализм в современной России. От национализма к неонацизму" (М., 2007).

Источник: Права человека в России