Сергей Ефимович Вицин
"В России была судебная система, которая
служила эталоном для многих стран. Мы обязаны ее восстановить."
Наша страна в течение многих десятилетий находилась
в состоянии правовой дикости. У нас не было никаких
конституций, а те, которые были, лишь назывались так.
Правовая дикость, по существу, базировалась на двух
основаниях: отсутствие правовых законов и отсутствие
системы правосудия. Думаю, что спорить с этим невозможно.
Таким образом, 70 лет мы ходили вверх ногами и только
теперь пытаемся вернуться к праву.
Очевидность истины о том, что интересы государства
и общества выше интересов личности, обманчива. Не может
быть здорового общества, не может быть нормального правового
государства, если во главу угла не ставятся права и
свободы человека и гражданина. Это отнюдь не самоочевидно.
Но наша страна слишком большой ценой заплатила за понимание
этого.
* * *
Нельзя согласиться с бытующим в нашей стране термином
— на мой взгляд, совершенно неприемлемым — “борьба с
преступностью”. Борьба с преступностью предполагает
подобие войны, в которой есть пленные, и “пленных” у
нас сейчас уже более миллиона, хотя в других странах
эти потери населения, говоря в терминологии войны, —
гораздо меньше. Поэтому лучше говорить о сдерживании
преступности, как принято говорить в других странах,
или о противодействии преступности.
* * *
Прежние наши уголовные кодексы можно было бы уподобить
сборнику анекдотов, если бы за этим не стояли многочисленные
человеческие трагедии. В этих кодексах предусматривалась
уголовная ответственность за невыход на работу, за троекратное
опоздание, за невыработку минимума трудодней, за скармливание
хлеба скоту. Даже экономические проблемы мы пытались
решить топором уголовного закона. В 1936-м году появился
закон об уголовной ответственности за реализацию некачественной
продукции, т.е. после того, как стала действовать советская
экономика, качество продукции дошло до крайне низкого
уровня. В 1940-м году был принят Указ об уголовной ответственности
за выработку некомплектной и некачественной продукции.
В Кодексе 1960-го года тоже была эта статья. Но все
эти меры не дали и не могли дать эффекта, потому что
качество продукции — не тот параметр, на который можно
воздействовать уголовным законом. Все это вместе взятое
и привело к тому, что система породила многомиллионную
армию лиц, которые оказались в ГУЛАГе, будучи ни в чем
не виноватыми. Все это имело и другой эффект — эффект
порождения целого социального слоя людей, прошедших
ГУЛАГ со своей субкультурой.
Прежний уголовный кодекс допускал такие составы преступлений,
которые нормальный человек никак не может воспринимать
как преступления. Если встать на минуту на позицию этого
кодекса, то Россия наводнена преступниками. Нынешние
торговцы превратятся в спекулянтов, все, кто меняет
валюту в пунктах, станут валютчиками и т.д.
Но и теперь врата, раскрываемые в Уголовном кодексе,
настолько широки, что в это чистилище, в этот ад, который
представляют наши места лишения свободы, попадают кто
угодно, но главным образом, поверьте мне, не преступники.
На Комиссии по вопросам помилования мы рассматривали
дело механизатора, укравшего два колеса в сборе, 230
рублей они стоят. И получил он 3 года лишения свободы.
Потоком идут дела женщин, которые украли продукты, комбикорм.
У них остаются дома дети.
Еще один случай. 72 года человеку, донскому крестьянину.
Он зарубил зятя, негодяя, который лет тридцать тиранил
его дочь. Этот человек никогда не совершал преступлений.
Он никогда впредь не совершит преступления. Он не будет
никуда убегать, у него сорок кур, поросята, телята.
Куда он побежит из родной хаты? Нет, раз он убил зятя,
его надо тюрьму. А раз в тюрьму, значит, суд обязательно
даст наказание в виде лишения свободы. Этого 70-летнего
человека мы отправляем на этап, мы проводим через круги
ада, почище Дантовых, а потом, когда уже ничего невозможно
сделать, начинаем говорить об амнистии, о помиловании,
но тянется это годами, годами.
По-прежнему основная мера наказания у нас – это тюрьма.
Я понимаю – у советского человека нечего было отнять
кроме жизни и свободы. Теперь у нас много людей, пусть
даже и скромно обеспеченных, которых можно наказывать
без лишения свободы. И тем не менее, мы видим, что судьи,
особенно провинциальные, особенно в глубинке, не знают,
не видят другой меры наказания кроме лишения свободы.
Да и Уголовный кодекс, Уголовно-процессуальный кодекс
предоставляют для этого очень широкие возможности. По-прежнему
действует, например, статья 96 УПК, по ней, исходя из
одной лишь опасности преступления, в котором обвиняется
человек, его можно посадить в тюрьму.
* * *
Большая часть юристов в нашей стране воспитаны, выучены
на идеях социалистического права. Социалистическое право
– такая же нелепость, как жареный лед. Но судьи, вскормленные
на этой нелепости, без всякого содрогания отправляют
в тюрьму: гражданку К., которую приговорили к 4 годам
лишения свободы за попытку украсть 6 кг картофеля; гражданку
М., тоже 4 года лишения свободы за хищение клеенки стоимостью
в 7 рублей… Мне и другим членам Комиссии по вопросам
помилования горько читать все эти дела. И хочется спросить:
где тот прокурор, который посадил гражданку М. в тюрьму?
У нее трое детей от девяти до семнадцати лет и мужа
нет. Трое детей остались одни. Почему был вынесен судьей
такой приговор? Да, и прокурор, и судья действовали
по закону. Но почему бы им не вспомнить о том, что тот
же закон предусматривает и прекращение уголовного дела
за малозначительностью деяния.
Машина нашей уголовной юстиции вращается, крутится
и стрижет. Но, увы, попадают туда укравшие на 5, на
10-15 рублей. В Комиссии по вопросам помилования мы
не видели ни одного дела о крупном взяточнике, киллере
или мафиози. Куда они утекают? Куда они исчезают, пока
дело доходит до суда и до нашей Комиссии?
* * *
Независимость судьи стали воспринимать в первую
очередь, как неприкосновенность судьи. Но она не для
судей придумана, а для людей, для правосудия. Да, судья
должен быть независим. Но лишь постольку, поскольку
это необходимо для того, чтобы правосудие было объективным.
А еще независимость судей нужна для того, чтобы судебная
система перестала быть элементом системы органов исполнительной
власти.
|
