|
Валерий Абрамкин
Тюремная разборка и возможная модель российского правосудия
(тезисы доклада)
1. Во второй половине ХХ века в большинстве
цивилизованных стран мира происходило все большее осознание
того факта, что современная система уголовного правосудия
и наказания не только не выполняет задач, декларируемых
ее функционерами, но и порождает проблемы, справиться
с которыми обществу сложнее, чем с преступностью. Криминологи
говорят о “кризисе наказания”, “кризисе правопорядка”.
Система уголовного правосудия, сложившаяся в XIX веке
под влиянием идей мыслителей эпохи Просвещения и прежде
всего Чезаре Беккариа, в ХХ веке обнаружила свою полную
несостоятельность. Она становится все более разорительной
для общества, неэффективной с точки зрения социально
значимых целей, не проявляющей реальные конфликты и
проблемы, а загоняющей их внутрь. Поиски путей преодоления
кризиса привели к появлению новых моделей правосудия,
возникновению общественного движения за восстановительную
юстицию, которая решает проблему восстановления справедливости,
а не вопрос: как наказать преступника? Восстановительное
правосудие использует компенсационные и примирительные
технологии, которые широко использовались в общинном
правосудии. В некоторых странах идеи восстановительной
юстиции широко применяются на практике. В Новой Зеландии,
в суды попадает лишь 20% дел по преступлениям несовершеннолетних.
2. Применительно к России следует
говорить не о кризисе, а о катастрофе. После октябрьского
переворота система уголовного правосудия и наказания
была превращена в машину по истреблению собственного
народа. Эксперты дают разные оценки по количеству людей,
уничтоженных в ГУЛАГе: от 30 до 70 миллионов. Когда
разница в оценках составляет десятки миллионов человеческих
жизней, это, пожалуй, пострашнее самих оценок.
Уголовная политика, проводимая российским государством
в последнее десятилетие, во многом сохраняет прежние
принципы неразборчивости, избыточности, сверхжестокости
репрессий. По-существу, наше правосудие занимается уничтожением
неприспособившихся к новым экономическим условиям, раздавленных
социальной политикой государства людей. Каких последствий
можно ожидать от такой уголовной политики? Каждый четвертый
взрослый мужчина (по некоторым оценкам – каждый третий)
прошел через наши тюрьмы и колонии. По средней продолжительности
жизни мы занимаем 125-е место в мире, причем у мужчин
она на 12-13 лет меньше, чем у женщин (такие демографические
показатели характерны для стран, переживших геноцид
или долгую гражданскую войну). Россия превратилась в
страну вдов, сирот и бывших заключенных.
В последние годы обнаружилось, что наши тюрьмы и колонии
стали фабриками по производству нового “бактериологического
оружия” – практически неизлечимой (множественно лекарственно
устойчивой – МЛУ ТБ) формы туберкулеза. Всемирная организация
здравоохранения объявила МЛУ ТБ главным инфекционным
заболеванием XXI века, а Россию – основным источником
возникновения и распространения этой смертельной болезни
в мире. Таким образом, теперь мы угрожаем истреблением
не только собственному народу, но и всему человечеству.
3. Все, что было сказано в п.1 о проблемах
уголовного правосудия, по отношению к России усугубляется
рядом обстоятельств. Согласно концепции Ксении Касьяновой
(Ксения Касьянова. О русском национальном характере.
М. 1994.), мы, в отличие от западных стран, находимся
на “донациональном уровне” развития, поскольку не прошли
этап осмысления ценностей (идеалов) и других элементов
своей традиционной культуры, этап перевода их в понятные
языковые формулы.
Теперь о кодифицированном праве. В нормальном варианте
оно развивается не просто на основе обычного (построенного
на обычае) права, а ориентируясь на иерархии ценностей
культуры. Действующее в России формальное право было
заимствовано вместе с "грамматикой социального
поведения" от других культур. Поэтому для большинства
российского населения вхождение в действующие правовые
технологии ("чужую грамматику социального поведения")
является делом чрезвычайной сложности. Это сравнимо
с ситуацией, когда разговорный язык продолжает функционировать
в быту, а для письменных текстов используется некая
изуродованная версия, построенная по правилам чужой
грамматики. В результате, в обычной жизни нам легче
решать все возникающие коллизии, пользуясь нормами и
механизмами обычного права. Необходимость же включения
в сферу формального права требует "переводчика".
Даже функционеры, обслуживающие систему уголовного правосудия,
вязнут в ней, отсюда многотомные уголовные дела по совершенно
простым случаям, чрезвычайно затянутое предварительное
и судебное следствие. Судя по опросам общественного
мнения, большая часть населения не верит в справедливость
суда, не воспринимает его как институт, способный эффективно
разрешать возникающие в жизни конфликты и проблемы.
Можно сказать, что казенное правосудие не имеет для
нас статуса социальной реальности
Как считает Ксения Касьянова, если в самое ближайшее
время мы (т.е. интеллигенция) не осмыслим, не отрефлексируем
ценности, нормы, своей культуры и не выложим их в своих
знаках, в понятных простому россиянину словах, то вряд
ли нам удастся стать нацией. Точно также наше правосудие
останется для нас таинственным и просто пожирающим нас
монстром, если в него не будут включены принципы, процедуры,
механизмы нашего обычного права.
4. Результаты исследований субкультур
(под культурой понимается совокупность ценностей
(идеалов), норм, правил и образцов поведения, санкций,
применяемых к нарушителям норм, процедур (например,
процедуры введения новой или отмены ранее действовавшей
нормы) и т.п., на которых основана жизнь больших человеческих
сообществ: народа, народов (например, западная культура,
восточная культура), этноса, суперэтноса и т.п. Субкультура
– совокупность ценностей и т.д., части большого сообщества
или сообществ,например, молодежная субкультура, криминальная
субкультура и т.п.) заключенных (они были начаты
Центром в 1988 году) позволяют сформулировать ряд рабочих
гипотез. Здесь мы остановимся на двух из них.
Глубинной основой и источником субкультуры тюремного
мира является традиционная культура. Неформальное тюремное
правосудие (далее мы его будем называть просто тюремным)
широко использует для решения конфликтных ситуаций,
введения новых норм принципы, технологии и процедуры
обычного права. В тюремном законе, в т.н. правильных
понятиях мы легко различим идеалы нашей традиционной
культуры. Это идеалы братства, несравнимо более высокое
значение общего интереса перед частным, стремление жить
по справедливости, оказывать помощь тем, кто “пострадал
за общество” или оказался в беде, рассматривать возникший
спор или конфликт “по человечеству”.
Возможно, эти утверждения покажутся странными, неосновательными.
Хотя что ж здесь странного? В наших тюрьмах и лагерях
сосредоточено огромное количество людей (по большей
части вовсе некриминальных) одной культуры. Те способы
устройства жизни, которые предлагает им администрация,
находятся в явном противоречии с ценностями идеалами,
нормами, знаками их родной культуры. Вот и вынуждены
они для спасения того главного, что составляет природу
человека, выстраивать свой, представляющийся им, нормальный
мир, устанавливать тот порядок, который позволяет человеку
сохранить себя как личность. Кстати, секрет широкого
распространения тюремной субкультуры на воле вовсе не
в какой-то особой криминальности нашего населения, а
в том, что люди слышат простые понятные слова, затрагивающие
их душу.
Конечно, исследователя тюремного мира ожидают и немалые
трудности. В жизни реальной “зоны” мы довольно часто
наблюдаем не порядок, основанный на правильных понятиях,
а то, что сами арестанты называют беспределом. Прежде
всего, это относится к малолетке и колониям общего режима,
где, в отличие от учреждений для рецидивистов, царит
не дух тюремного закона, а его буква. Но сама модель
тюремного правосудия присутствует в коллективных представлениях
всего сообщества заключенных. Порядок, основанный на
тюремном законе, даже из беспредела смотрится как идеал:
все-таки какой-никакой порядок, хоть и жесткий, но закон,
к которому можно апеллировать, требуя справедливости.
Кроме того, основой правильных понятий является не только
обычное право, но и чисто “тюремные” нравы и традиции,
которые не так просто вычленить из тюремного правосудия.
И все-таки изучение тюремного мира может помочь в решении
задач, о которых мы говорили выше. “Зона”, как это ни
странно прозвучит, – объект, удобный для исследователя.
Отсюда легче, чем из большинства вольных объектов, “вытянуть”
материал для осмысления ценностей традиционной культуры,
принципов и технологий обычного права. Это может оказаться
полезным не только для разработки национальной модели
уголовного правосудия, но и для преодоления кризиса,
в котором оно оказалось. Тюремное правосудие, точно
так же как и общинное, активно использует компенсационные
и примирительные технологии решения конфликтных ситуаций,
т.е. технологии, которые, как мы говорили выше, легли
в основу восстановительной юстиции.
|
