Размышления об игре «Мир без тюрьмы»

Мария Т.

Вчера мне довелось поучаствовать в ролевой игре «Мир без тюрьмы». Её проводили Михаил и Дина Йошпа. В игре использовались куклы, видимо, для того, чтобы сделать пространством игры не комнату, а стол, так как возможностей развернуться на целую комнату не было. В принципе, такую же игру можно было бы играть и без кукол.

Мои размышления до игры

В какой-то мере игротехникам, да и всем игрокам, хотелось исследовать вопрос: возможен ли мир без тюрьмы. На это была заявка уже в самом названии. Из него следовало, что игра будет на соорганизацию сообщества, на способность людей договориться и наладить общий быт. Заранее было ясно, что, раз есть такой вопрос и такая задача, значит, игра будет (должна быть) сконструирована как-то так, что в ней людям придётся выживать (нехватка игровых ресурсов). Следовательно, будет два пути развития игры. Либо игроки договорятся о совместных действиях (что, конечно, маловероятно, когда они встретились за игровым столом впервые) – в этом случае они смогли бы получать нужное количество воды, еды и т.п. Либо – и это более вероятно – станут совершать всякие дикости, подлости, предательства и т.п., чтобы спасти свою шкуру. Вследствие чего, игровая команда встанет перед необходимостью создавать тюрьму, чтобы изолировать этих, которые совершают подлости. Если возникнет необходимость тюрьмы, возникнет и необходимость власти. Таким образом, мы построим именно такой мир, в котором живём, и придём к тому, что без тюрьмы он невозможен (по крайней мере, мы не знаем, как его построить).
Это не такая уж банальная история, кстати. Если взглянуть на историю России, то революция 1905 года показала как раз, что приход интеллигенции с высшими идеалами к власти не изменил ничего, по сути. Напротив, ситуация ухудшилась. И буквально через 12 лет Россия ухнула в такую пропасть, в которую никогда не ухала при царском режиме. Так что интеллигенция с добрыми намерениями (а именно такие люди собрались за игровым столом), похоже, вовсе не знает, как сорганизовать жизнь общества гуманно, но, всё-таки, возможно для выживания.
Если не тюрьма и власть, то, что вместо? Какой другой выход? Племенно-семейная соорганизация? Монастыри? Религиозные сообщества, братства? Как их построить?
В прошлом году мне довелось конструировать и вести игру, в основе которой лежала, по существу говоря, та же схема. Мы восстанавливали историческую ситуацию в России середины 30-ых годов. Богатые нэпманы, крепкая власть, иностранные шпионы; противоположность и несовместимость интересов этих позиций; нехватка хлеба, голод, постоянное вымирание населения, отсутствие сельскохозяйственной техники, упадок производства, опасность войны. В конструкции игры была заложена стратегия общественного договора – у каждой из позиций была какая-то часть ресурсов, необходимая для обеспечения процветания страны, ликвидации голода, создания военной базы. При этом если не соединить ресурсы, то страна бы погибла экономически, началась бы война. Соединить ресурсы можно было или договорившись, или «железной рукой». Что произошло в игре? Создали колхозы и лагеря. Стали использовать дешёвый труд крестьян и бесплатный труд з/к. Нэпманы ушли в подполье, некоторые из них эмигрировали, подружившись с иностранными шпионами. Хлеб/питание в игре существовало, так сказать, физически – в конце каждого такта выдавались батончики Рот-Фронт, в соответствии с количеством выращенного хлеба. А у нэпманов образовались излишки. Поэтому некоторые нэпманы, протестуя против создания колхозов, успели перед эмиграцией поглотить весь свой урожай (то есть съесть эдак по десятку батончиков за раз) – в точности, как в жизни крестьяне резали последних свиней, чтобы не отдать их. Вот так. Стратегия общественного договора не была реализована.
Как её, всё-таки, реализовать? Не знаю. Тогда не знала. И когда шла на игру, тоже не знала и не успела додумать. И потому что времени не было подробно подумать и вспомнить всё, что сейчас вспоминаю. И потому что не имела возможности заранее прочесть правила.

Ход игры

Первый такт (день) у меня ушёл на то, чтобы вообще врубиться в ситуацию. Увидела, как формируются два лагеря. Заодно успела обустроиться, сдружиться с некоторыми товарищами, построить дом, решить вопрос еды. В этом же такте я получила озарение, что дерево может всех накормить фруктами.
Это сподвигло меня во втором такте отделиться от своего лагеря и пойти к односельчанам на ту сторону стола. Вообще, у меня было такое желание – со всеми дружить и всем помогать. У меня не было меркантильных целей, просто я полагала, что, зарекомендовав себя верным и отзывчивым человеком, я найду понимание, сумею договориться с людьми. И в трудный момент мои связи и рассудительность позволят нам всё решить мирно, сорганизоваться как-то. Я не знаю другого способа наладить общественный договор. Поэтому, честно говоря, дальше я играла, переходя от одного лагеря к другому и стараясь наладить связи, контакты. Надо отметить, что у меня образовалось много друзей-приятелей, и я кормилась ежедневно.
Однако. Проблема Виридианы. В первый день я вылечила двух человек (по роли я была доктором). А когда пошла в соседний анклав, из этих двоих сделали рабов. Потом один умер.
Третий такт. Я продолжала такую же политику. Я вылечила ещё четверых, которые повредились, лёжа, как сардины, ночью в доме. Меня почему-то очень полюбило озарение, оно регулярно сообщало мне какие-то сведения, которые позволяли всех спасти. Я пыталась претворять их в жизнь и продолжала существовать в двух лагерях, стараясь помогать и тем, и этим. В третьем акте произошло убийство. Когда потребовалось отмщение, одна Барби, глядя на меня, воскликнула: «Да, мочите эту сволочь!» Честно говоря, я терпеть не могу этого эмоционального перегрева в игре, по ходу которого люди переходят границы тактичности и уважительности, да и вообще разумности; хотя это было игровое действие, и, конечно, грубость лично меня не задела. Барби бросилась драться. Ведущий объявил: человек, которого побили, лежит на земле, у него серьёзные повреждения. Барби была одна из тех, которых я вылечила сегодня утром. Поэтому, подравшись, она с удивлением воскликнула: «Ой, я ошиблась».
Я давно знаю, что игра вытаскивает из людей такое, чего в жизни обычно не увидишь, хотя оно есть, просто скрыто. Но каждый раз, когда оно вылезает, становится как-то грустно; вспоминается Зиновьев, который сравнивает человеческое общество со стайкой крыс, и, сопоставляя законы, действующие там и там, доказывает практически полную идентичность этих двух сообществ. Мне стало тошно и апатично.
Забегая вперёд, скажу, что эта мысль не оставляла меня и после игры. Пока мы обсуждали результаты, я почитала валяющиеся на столе паспорта: в одном в графе качества написано «Очаровательный, негодяй, чего-то ещё»; в другом – «Истеричность, вздорность». Зачем это выбирать? Кому хочется в это играть? Может, им и в жизни в эти же вещи играть нравится. По моему глубокому убеждению, сыграть не себя невозможно. Можно сыграть только себя в предлагаемых обстоятельствах (понятие К.С.Станиславского – «я в предлагаемых обстоятельствах»). Если человеку противно предательство, то оно и в игре противно. А если он хочет, как говорится «отыграть» какие-то мерзкие качества, то значит, он и в жизни может их «отыграть». Даже, наверное, проверяет в игре – каково это быть таким.
Да, игра всегда выворачивает наизнанку. И видишь это выворачивание не только относительно к другим людям, но и применительно к себе. Я понимала происходящее, и мне не составляло большого труда его понимать, но я никак не могла / не хотела / не решалась взять его в свои руки. Поэтому от себя мне тоже было тошно и апатично. В конце концов, я всё понимала, а делала невероятно мало! На игровом поле происходило то, что мне было очевидно ещё до начала игры, и я не то, что не могла чего-то сделать, но я как-то и не пыталась особо. Эта червоточивая сторона интеллигентности – как родовое пятно раздражает меня всю жизнь. Я определялась, как человек, помогающий конкретным людям, но на практике это мало меняло ситуацию; напротив, получалось, что мои действия провоцируют какие-то подлянки со стороны других игроков.
В четвёртом такте я практически выключилась и размышляла, что нестандартного можно предпринять сейчас. По роли моя Барби лежала с разбитой головой, а Барби-драчунья раскаялась и заботилась обо мне: еды раздобыла, в дом затащила. Так что у меня было время подумать.
Вот мои мысли: я написала в паспорте такие качества, как забота, рассудительность, верность. Как они могут помочь в решении общей ситуации? Что-то вроде подхода «спасись сам и с тобой спасутся другие». Я в этот подход верю (поэтому я ни за что не согласилась бы поменять свои игровые качества, и, когда озарение заменило мне заботу на жадность, я придумала таблетки от жадности и заполучила обратно свою заботливость). Итак, «спасись сам и с тобой спасутся другие». Спасись сам – это значит хотя бы не позволь рядом с собой бесчинства и безнравственности.
В момент этих моих размышлений в игре стала предлагаться тюрьма (исправительные принудительные работы), так как дух требовал отмщения и грозил голодом, и все перепугались. Тут я включилась. Почему? Вследствие своих мыслей о спасении. И стала отстаивать, что нельзя начинать ГУЛАГ. Все не соглашались, пока я не спросила: кто будет тюремщиком. Тут всех как-то покоробило: тюремщиком быть никто не хотел. Что делать – это оставалось непонятным. Я предложила построить стену, но потом сообразила, что это будет Берлинская стена – ничего хорошего. Предложила монастыри, но монахов среди нас не было – ни по роли, ни по позиции.
В пятом такте. Я попыталась наладить контакт с преступником-убийцей. Надо было что-то делать с игровым обстоятельством требования мести. Но при этом нельзя было ни убивать, ни принудительно наказывать, ни арестовывать (до этого я дошла в 4-ом такте). Поэтому я предлагала два варианта: добровольные трудовые работы или извинения перед духом. Это не прошло - ха-ха. Многое ли проходит добровольно?
Тут я наткнулась на свою старую любимую тему, что исправление преступления (греха) возможно только при подлинном сокрушённом раскаянии – а это дело, которое невозможно организовать. Поэтому преступников и ссылали в монастыри. Но и там раскаяние могло произойти или нет, да и то при условии встречи с какими-то подвижниками, высоко духовными людьми. И всё равно, даже если бы мы организовали монастыри, мы не ушли бы от необходимости власти – кто-то ведь должен ссылать в монастыри, и ссылать принудительно, пользуясь силой, наручниками, кандалами.
В общем, тут уже не во что было играть, всё пошло по кругу. Стратегия общественного договора не реализовывалась. Происходило, собственно то, что я и предполагала до игры. Идея «спасись сам, и спасутся другие» работала, конечно, но слабовато (хотя она, по крайней мере, позволила предотвратить тюрьму). И я решила, что хватит играть, пора поговорить и подумать. Я спросила у озарения, как построить корабль, принялась за это дело. Но, конечно, это несерьёзно: «Дайте мне, видишь ли, другой глобус»… Эмигрируй, не эмигрируй – от себя не убежишь, и от общества не убежишь. Но повторюсь, это была попытка закончить игру, потому что дело дальше бы никуда не пошло.

Размышления после игры

Главная ошибка в том, что я, также как и все, не рассмотрела основного игрового инструмента – живой планеты. Это, конечно, ошибка. Так сказать, природное (полученное при родах / врождённое / родовое) уродство, присущее мне, как всякому члену западной цивилизации. Все мы не замечаем живого, все взаимодействуем с миром и окружающими людьми, как с механизмами, функциями, поставщиками (человек – совокупность социальных связей…). Это кажется банальным от количества повторений, но это так.
Жизнь индейцев до прихода к ним цивилизации была без тюрем, и без власти, и без детских домов, и т.п. Конечно, теперь европейцы, пытаясь анализировать быт индейцев находят там власть, существующую в другой форме. Ещё бы: если у тебя на очках фильтры, можно всё увидеть только через эти фильтры. Мы сами не представляем жизни без власти, представление о власти очень глубоко въелось в нас. И протест против неё – это всего лишь одна из форм жизненных постоянных взаимоотношений с ней.
Живая планета в этой игре – это образ чего-то большего, нежели человек. С этим большим мы должны быть связаны, потому что человек (человечество) сам по себе ничего не может.