|
Мы снова говорим на разных языках
Евгения Снежкина
Лично я считаю Игоря Сутягина невиновным.
Комментарии его адвокатов пока отрывочны и эмоциональны.
Так, Борис Кузнецов утверждает, что незаконно был сменен
весь состав присяжных, намекает, что половина присяжных
- работники органов.
Получив такой в общем-то неудобный и неприятный
для либерально настроенной части общественности вердикт,
очень легко договориться до мысли о том, что присяжные
у нас не те. То есть народ не тот, и думает он не так,
как нам хочется.
Но прав известный адвокат Борис Золотухин,
сказавший: "Никакой суд кроме суда присяжных не
может гарантировать исполнение правосудия. Все-таки
давайте беречь суд присяжных". Давайте беречь суд
присяжных и пытаться фиксировать и анализировать не
только подлоги и "подставы следствия", но
и причины неудач защиты.
В суде присяжных решение о виновности или
невиновности подсудимого принимает коллегия из двенадцати
человек, отобранных случайным способом, но соответствующих
определенным требованиям (старше 25 лет, несудимые или
с погашенной судимостью и т.д.). Во время состязательного
процесса защита и обвинение стремятся убедить присяжных
в своей правоте. Поскольку у присяжных нет юридического
образования и в тонкостях законодательства они не разбираются,
то как защита, так и обвинение прилагают все усилия
не только к доказательству, как одному из способов,
но и к другим способам убеждения, например, к внушению,
использованию соответствующей риторики и т.д.
И вот здесь оказывается, что присяжные и
адвокаты - впрочем, и правозащитники тоже - разговаривают
на разных языках. Тут уместно вспомнить о деле заместителя
главного редактора газеты "Русский хозяин"
Андрея Семилетникова, обвинявшегося в причастности к
погрому "инородцев" на рынке в Ясеневе. Ему,
как и Игорю Сутягину, следствие вменяло в вину определенную
интеллектуальную деятельность, выразившуюся в подготовке
погрома. Так вот, позиция адвоката Константина Фетисова,
защищавшего Семилетникова, состояла в том, что нет никакой
такой "интеллектуальной деятельности". Деятельность
- это когда с кайлом или на заводе, и притом за деньги
(выгоду). А Семилетников, кроме того как публично сокрушался
о судьбе отечества, ничего не делал и выгоды от погрома
не получил. Между тем адвокат Игоря Сутягина доказывал
прямо противоположное: интеллектуальная деятельность
есть особый вид деятельности, и на доходы от нее можно
жить. В случае Семилетникова вердикт был "невиновен",
в случае Сутягина - "виновен".
Может быть, прав как раз адвокат Фетисов?
Ведь он строил линию защиты, опираясь на простые понятийные
кирпичи, часть которых еще с советских времен прочно
залегла в сознании простых людей: "журналисты-бездельники",
"работа - это когда тяжело", "родина
в опасности", "работать умом могут только
ученые на государственные деньги". Ведь не случайно
же к любой экологической исследовательской программе,
которая проводится на западные гранты, региональные
чиновники относятся с огромным подозрением. Подозрение
это как раз и строится на том, что наука - это когда
по госзаказу, а всякая прочая деятельность ученых вовсе
не научная, а самая что ни на есть шпионская.
После процесса по ясеневскому делу гособвинитель
Борис Локтионов сказал журналистам: "Логику коллегии
понять невозможно. По одним и тем же доказательствам
они одних оправдывают, а других признают виновными.
Причем признают виновными тех, кто потенциально мог
быть оправдан".
А может, имеет смысл попытаться понять логику
принятия решения коллегией? Ведь и обвинение, и защита
за все годы существования советской и российской судебной
системы просто привыкли полемизировать друг с другом
и с судом - все они квалифицированные юристы. Поэтому
для них, юристов, слова "презумпция невиновности",
"непроцессуальный способ изъятия доказательств",
пресловутая "интеллектуальная деятельность"
- нормальный язык, на котором ведется судебное заседание.
А для присяжных - нет. Кроме того, статистика показывает,
что присяжные выносят больше оправдательных приговоров
по делам о совершении тяжких преступлений, но, как правило,
эти преступления укладываются в бытовой контекст - убийство
тещи, соседа, приятеля, разбои. То есть про тещу людям
понятно, а когда дело доходит до более сложных материй,
как в деле Сутягина, в ход идут давно усвоенные конструкты
про шпионаж и измену родине. Проблема видится в том,
что новая российская юриспруденция еще не выработала
позитивного правового языка и понятий, которые были
бы просто сформулированы доступным языком, в отличие
от понятий репрессивных, сформулированных еще в советские
времена, но продолжающих жить и по сей день.
Источник: : Kolokol.ru
07.04.2004
|
