Передача №336
19.10.98.
|
 |
- Изменения в законодательстве - пути решения
|
Здравствуйте. У микрофона Ирина Новожилова.
В эфире программа “Облака”...
Это передача о заключенных, для заключенных и для всех
тех, кому не безразлична их судьба.
По сообщению средств массовой информации, в Таганском
межрайонном суде города Москвы вскоре должно состояться
первое пробное слушание по делу о грабеже с использованием
“договора примирения” между обвиняемым и потерпевшим.
Процедура примирения — является одним из главных элементов
так называемого восстановительного правосудия. В отличие
от обычной системы уголовной юстиции, главной задачей
которой является изобличить и покарать преступника,
в центре внимания новой формы правосудия восстановление
нарушенных прав и интересов потерпевшего. С помощью
прямого диалога между преступником и его жертвой или
диалога с участием посредников, правонарушителя побуждают
осознать свою вину, свою ответственность за нанесенный
ущерб и взять на себя обязательства по его возмещению.
По мнению специалистов, такая форма наказания особенно
сильное воспитательное воздействие, большее чем лишение
свободы, оказывает на оступившихся подростков.
В соответствии с примирительным договором юный вор
или грабитель должен искупить свою вину перед потерпевшей
стороной, выполнить определенные обязательства. Это
может быть, например, публичное извинение перед потерпевшим
на школьном собрании. В случае причинения материального
ущерба, преступник должен будет оплатить все расходы,
связанные с последствиями преступления, или какое-то
время поработать на потерпевшего. Скажем, отремонтировать
велосипед, квартиру, поухаживать за больным родственником
и тому подобное. Варианты наказания определяются обеими
сторонами при составлении договора.
Восстановительная юстиция видит свою задачу в том,
чтобы способствовать исцелению как личности, так и общества
в целом. Движение за восстановительное правосудие возникло
еще в 70-х годах и с тех пор получило широкое развитие
во многих странах мира.
Недавно в Центре музее имени Андрея Сахарова состоялся
круглый стол, посвященный проблемам “восстановительного
правосудия” и возможностям его становления в России.
Об этой дискуссии рассказывает наш корреспондент
Сергей Саяпин:
“Круглый стол был организован Межрегиональным Центром
“Судебно-правовая реформа”. Именно эта организация и
подготовила “договор примирения” для первого в России
процесса в Таганском суде, в ходе которого предполагается
использовать технологии восстановительной юстиции. Главным
событием круглого стола стал доклад, прочитанный американским
правоведом и криминологом профессором Ховардом Зером.
Он является также одним из основателей движения за восстановительное
правосудие, инициатором первой программы примирения
между жертвой преступления и преступником в США.
В начале своего выступления профессор Зер отметил,
что Россия и США являются лидерами в области применения
тюремного наказания, по относительному количеству заключенных
на сто тысяч населения они значительно опережают другие
страны. Многие люди в наших странах уверены, что с помощью
жестких и даже жестоких наказаний можно снизить количество
совершаемых преступлений, изменить в положительную сторону
поведение самого преступника. Однако, это миф. Как показывают
проведенные в различных странах исследования, мягкость
или жестокость уголовной политики, проводимой тем или
иным государством, практически никак не влияет на уровень
преступности. Не получено никаких доказательств того,
что уголовное наказание срабатывает, что оно положительно
влияет на правонарушителя.
Таким образом, никакой пользы от дорогостоящей системы
уголовного правосудия нет. Далее господин Ховард Зер
говорил о той ничтожной роли, которую приходится играть
в судебном процессе главным фигурам конфликта — потерпевшему
и обвиняемому:
Наши законы говорят, что задача государства — доказать
вину подсудимого. А задача адвоката — его защитить.
Сам же преступник предоставлен сам себе. Таким образом,
уже на скамье подсудимых преступника вынуждают думать
прежде всего о себе, а не о пострадавшем. Потом мы отправляем
осужденных в тюрьму, и они начинают думать о себе как
о пострадавших, как о жертвах какого-то случайного происшествия.
То есть вся система карательного правосудия сосредоточена
на преступнике, она совершено не настроена на то, чтобы
помочь ему осознать свою вину.
Основная же цель восстановительной юстиции — помочь
преступнику осознать, что же он натворил, и взять на
себя ответственность за совершенное, ответить за свои
поступки.
Карательное правосудие не решает проблем, которые возникают
у потерпевшего и преступника, не устраняет конфликт
между ними, оно занимается вещами формальными.
Круг лиц, заинтересованных в осуществлении
правосудия, — считает профессор Ховард Зер, — не ограничивается
преступниками и жертвами, не менее важную роль играют
их семьи, местная община".
Когда общество, сама община вовлечена в решение своих
проблем, тогда она развивается, она растет. Когда общество
остается вне этого процесса, мы лишаем его возможности
самостоятельно решать свои собственные проблемы. Это
и является одной из основных причин разрушения чувства
общинности в современном мире. Нас отключили от решения
проблем, связанных с преступностью, поэтому мы не знаем,
не понимаем, что это за явление. Мы верим той искаженной
картинке, которая навязывается нам средствами массовой
информации и нечестными политиками. В результате общество
неадекватно оценивает опасность, которая исходит от
правонарушителей. В карательном правосудии все отдано
на откуп чиновникам, которые руководствуются совсем
иными принципами, чем обычные люди.
Эта мысль Ховарда Зера была прекрасно проиллюстрирована
в выступлении председателя “Комитета за гражданские
права Андрея Владимировича Бабушкина,
который рассказал о существующей в нашей стране судебной
практике:
“Мы участвовали примерно в 500 судебных процессах,
в основном по делам несовершеннолетних. Практика показывает,
что примерно в каждом десятом случае жертва хотела бы
помириться с потерпевшим, и потерпевший хотел бы помириться
с жертвой. Вот недавний наш случай, очень печальный
— дело Алеши Волчанкова в Бутырском суде. Мальчик, брошенный
своей матерью и отчимом, которые уехали на дачу, не
оставив ему деньги на еду, взламывает дверь комнаты
отчима, она была закрыта, и крадет оттуда какую-то аппаратуру,
которая была продана. Отчим подал заявление в милицию.
Был найден преступник, его собственный ребенок. И отчиму
не удалось добиться ни примирения с мальчиком, ни прощения
мальчика, который уже раскаялся на стадии предварительного
следствия. Судья с такой звучной фамилией Шарапова,
молодая, улыбающаяся, Нина Васильевна Шарапова в Бутырском
суде, вкатила этому ранее не судимому мальчику 2 года
лишения свободы за это преступление.
Конечно, не было никакой целесообразности помещать
15-летнего ребенка, ему уже 16 лет в тюрьме исполнилось,
в воспитательную колонию.
Другой пример, который я тоже никак не могу забыть.
Это был случай, когда мальчик Ерин Алеша в Тимирязевском
суде был оправдан, потому что потерпевший сказал, что
он простил его. 2 года мальчик был на свободе, потом
11 месяцев спустя был отменен оправдательный приговор,
и еще через год, уже мальчик был 2,5 года на свободе,
его лишили свободы на 4 года за то же преступление,
за которое он был оправдан.
Когда я рассказываю это обычным людям, они страшно
возмущаются и переживают. И следователи, дознаватели
тоже переживают. А когда я об этом рассказываю судьям
и прокурорам, они смотрят на меня свинцовыми глазами
и никак не могут понять, чем я недоволен, что меня возмущает,
где здесь нарушение закона? Верхняя санкция не превышена,
нижняя санкция не превышена, диспозиция на месте, преступление
есть, все хорошо, — говорят они. То есть мы сталкиваемся
с тем, что наша система проводит селекцию. В судьи,
как правило, попадают люди, у которых что-то с головой
происходит. Не случайно судью Пашина они пытались выкинуть,
слава Богу неудачно, из своей среды. То есть мы сталкиваемся
с тем, что даже когда в законе закладываются разумные
правовые нормы, как, скажем, с примирением по делам
нетяжких преступлений, эти люди пытаются поправить закон,
пытаются поставить свое понимание целесообразности на
место закона”.
В ходе дискуссии, которая проходила в Центре-музее
имени Андрея Сахарова, Ховарда Зера попросили рассказать
об основных принципиальных различиях между карательной
и восстановительной юстицией. Отвечая на этот вопрос,
профессор Зер, сказал:
“Карательное правосудие задает три основных вопроса:
Какой закон был нарушен?
Кто его нарушил?
Какое наказание надо назначить подсудимому?
Восстановительное правосудие ставит перед собой совершенно
иные вопросы:
Кто пострадал от преступления?
Каковы интересы и нужды жертвы преступления?
Кто обязан восстановить права пострадавшего и возместить
ему нанесенный преступлением ущерб”.
Потерпевший в системе карательной юстиции страдает
дважды: первый раз от преступника, второй — от следственно-судебной
системы, в которой ему отведена совершенно унизительная
роль.
Причем, использование восстановительной юстиции во
многих странах уже привело к резкому уменьшению потока
уголовных дел, которые проходят через обычные суды,
а значит, и к значительному снижению расходов на судей
и других чиновников, которые работают в обычном правосудии,
расходов на содержание тюрем. Например, в Новой Зеландии
все уголовные дела по преступлениям несовершеннолетних
передаются в службу восстановительной юстиции.
Как считает, выступивший на круглом столе Андрей Бабушкин,
технологии “восстановительной юстиции” могут вполне
успешно работать в нашей стране. Об этом говорит имеющийся
у правозащитных организаций опыт частичного использования
процедур примирения.
“Мы наблюдаем, что когда преступник приходит к своей
жертве с извинениями и пытается возместить ущерб, происходит
то, что специалисты называют взаимопроникновение личностей.
Некое ролевое замещение, когда преступник на какой-то
промежуток времени ставит себя на место своей жертвы
и пытается смотреть на мир его глазами. Я часто с этим
сталкивался, потому что часто эти отпущенные из зала
суда, из-под следствия ребята и взрослые люди рассуждали
со мной от имени жертвы, когда мы с ними разговаривали.
На какой-то момент они проявили способность глядеть
на мир глазами жертвы”.
В этом году все человечество отмечает полувековой юбилей
провозглашения Всеобщей декларации прав человека. В
январских выпусках “Облаков” мы пригласили наших радиослушателей
принять участие в новой рубрике, посвященной этому знаменательному
событию: присылать нам письма с размышлениями, сообщениями
о наиболее острых проблемах, связанных с правами человека.
Сегодня мы предлагаем вашему вниманию одно
из сотен писем, авторы которых откликнулись на наше
обращение. Оно пришло из Ямало-Ненецкого Автономного
округа от Виктора Павловича Чеснокова,
который отбывает наказание в колонии особого режима,
расположенной в поселке Харп.
“Я думаю, — пишет Виктор Павлович, — что наш Президент
объявил 1998 год Годом прав человека в России лишь для
того, чтобы окончательно сбить с толку правозащитников
и мировое общественное мнение. Не могу понять, почему
редакция “Облаков” проходит мимо фактов нарушения прав
человека самим Президентом и Государственной Думой.
Дело не только в нарушении прав жителей “ГУЛАГа”, а
в нарушении Конституции России. В прошлом году начал
действовать новый Уголовно-исполнительный кодекс, принятый
Государственной Думой. Проект этого кодекса, как я понимаю,
был разработан в недрах министерских институтов старыми
закаленными борцами с преступностью. В результате условия
содержания в наших лагерях стали еще хуже прежних. Во
всех кодексах провозглашен принцип соблюдения главного
закона — Конституции, говорится о недопустимости причинения
осужденным физических и моральных страданий, пытать
их. И еще там есть слова о том, что кроме главного наказания
в виде лишения свободы недопустимо добавлять дополнительные
наказания в любых их видах. Но все эти принципы — лишь
декларация на бумаге.
Я буду говорить только о тех нарушениях Конституции,
которые относятся к категории осужденных, признанных
особо опасными рецидивистами. На мой взгляд, все новшества
УИК являются именно дополнительными наказаниями. Я нахожусь
на так называемых “строгих условиях содержания”. Мы
лишены права получать долгосрочное свидание с женой,
родителями. Разве это не дополнительное наказание в
виде моральных страданий? И потом, это ведет к разрушению
тех оставшихся тонких нитей, что связывают нас с родными.
В прежние времена, те, что зовут застойными, не мучили
нас тем, что не давали спать и вообще лежать на постели
в течение 16 часов в сутки. Разве это не является своеобразной
пыткой, когда на замкнутом пространстве камеры 4-5 человек
вынуждены сидеть, т.к. ходить может один и не более
трех шагов.
Сейчас, когда в колониях остро стоит вопрос с питанием,
нам разрешена лишь одна посылка и одна бандероль в год.
Даже вещи могут присылаться в той же одной посылке.
При полном отсутствии работы нет возможности заработать
хотя бы на курево. Конечно, здесь нет вины администрации
и, тем более, нашей вины. Но законом запрещено приобретать
даже самое необходимое на деньги, присланные родными.
Это, конечно, далеко не весь перечень дополнительных
наказаний, которые нам добавили к основному наказанию.
Так что правильнее было бы назвать этот год годом бесправия”.
“Мне не понятны, — пишет далее Виктор Павлович Чесноков,
— ни цели, ни стратегия тех, кто призывает к ужесточению
способов и методов борьбы с преступностью, и кто при
этом утверждает, что это не унижение и мучительство
людей, а демократия...
На самом же деле апартеид власти против своего народа
не прекратился, он только трансформировался, в связи
с необходимостью исполнять какие-то международные стандарты.
Мудренее стали фразы, изворотливее и гибче стали те,
кто пишет и принимает такие кодексы. Но суть одна —
штампуются, под шумок, антинародные законы. Ведь кто
сейчас в тюрьмах и лагерях? Беднота и потерявшиеся люди.
А кто в рядах организованной преступности? Все бывшие
выходцы из органов МВД и спецслужб, или работающие в
них.
Сумели обмануть мировое сообщество, что все “окей”
и мы идем в фарватере западной демократии, но вас не
должны обманывать эти рекламные трюки”.
И в заключение письма Виктор Павлович пишет:
“Я очень болею за дело, которое вы делаете. Спасибо
вам и тем, кто рядом с вами. Не останавливайтесь перед
глухой стеной, что разделила нас, здесь и там. Может,
она все же рухнет, мы знаем из истории — стены рушатся,
они не вечны, как и те, кто их возводил. Спасибо вам,
ваша помощь нам необходима”.
Спасибо и Вам, Виктор Павлович, за добрые слова в адрес
нашей передачи, спасибо всем радиослушателям, которые
откликнулись на наше обращение в связи с полувековым
юбилеем Всеобщей декларации прав человека. В следующих
выпусках Облаков мы продолжим знакомить Вас с другими
письмами и сообщениями, поступившими в наш адрес.
Вы слушали программу "Облака".
Всем привет.
|
