Передача N 498
21.12.2001
|
 |
- Проституция, уличные дети, малолетние заключённые
|
В эфире программа "Облака"...
Это передача о заключенных, для заключенных и для всех
тех, кому не безразлична их судьба.
Здравствуйте. У микрофона. Ирина Новожилова...
Ирина – воспитанница Рязанской колонии для несовершеннолетних
правонарушительниц. Название ее сочинения - “Самое хорошее
и самое тяжелое в моей жизни”.
“На воле я вела не очень хороший образ жизни:
была в кругу наркоманов и проституток. Конечно
же, сама проституткою была. На наркоте сидела.
Можно сказать, плотно. Не раз видела, как мои друзья
и подруги умирали. Уходили из жизни от передозировки.
Некоторые девочки просто умирали, не выдерживая мужиков.
И поэтому хорошего в моей жизни – не было… Если не
считать за хорошее, что попала в тюрьму”.
Майя Русакова – научная сотрудница института социологии
Санкт-Петербургского отделения Академии наук. Ученица
известного ученого - профессора Якова Ильича Гилинского.
Яков Ильич придумал теорию про девиантов. То есть людей,
с отклоняющимся поведением. Майе Русаковой от Гилинского
досталась непростая тема – детская проституция. Самая
детская – до 12 лет.
О результатах своего исследования она рассказала на
круглом столе, который проходил в рамках программы выставки
“Человек и тюрьма” в Политехническом музее в Москве.
Выставка закончила свою работу 15 декабря.
"Мы были первые, кто провел исследования,
по детской проституции, - сказала в начале своего выступления
Майя Русакова. Девочки, которых мы
исследовали - уличные
Что в Петербурге, что в Москве, на сегодняшний момент
у нас сформировался целый отдельный класс детей, которые
фактически выросли на улице. То есть которые живут на
улице и которые практически никак не социализировались
в этом обществе. Включая те основные элементы социализации,
которые проходит, скажем, ребенок в семье. Даже в неблагополучной.
И надо сказать, что эти дети стопроцентные кандидаты
в заключенные. Надо сказать, что таких детей становится
все больше. Поскольку Москва и Петербург притягивают
достаточно большое количество подростков, это традиционно
было. Но они также притягивают и людей, которые приезжают
с детьми и их бросают. Есть дети, которых даже продают
в рабство. То есть все это имеется. И надо сказать,
что все это растет. Более того, это становится все более
и более хорошо организованным."
“Тюремные стены отгородили меня от ранней
смерти, – это из сочинения Ирины – воспитанницы Рязанской
колонии для несовершеннолетних правонарушительниц. –
И еще от чего-то. От чего? - я плохо пока понимаю. Если
бы я не попала в тюрьму, я бы умерла. Не от наркотиков,
так от стыда. А сейчас – вот странно – в тюрьме: я жива,
здорова и… счастлива ”.
Майя Русакова продолжает
свой рассказ о детях, которых мы перестали замечать.
Это главный нам – взрослым – укор.
“По большей части общество перестало на них реагировать.
Совсем. То есть если раньше на ребенка такого обращали
внимание на улице просто люди, то на сегодняшний момент
мы к ним привыкли. Мимо них проходим. Совершенно спокойно
Никто на них не смотрит. То есть они как бы исключены
из нашей жизни. Это проблема исключенных из общества
людей. И надо сказать про второй момент, который сейчас
очень четко просматривается: отношение государства к
таким детям тоже изменилось. Не в лучшую сторону. То
есть с одной стороны их признали как класс. Признали,
что да, у нас существуют дети неблагополучные, безнадзорные
и т.д. Но меры, которые применяются по отношению к ним,
они по большей части носят карательных характер. То
есть изначально как бы государство четко поддерживает
эту идею, что лучший выход для таких детей - это тюрьма.
По крайней мере там они под присмотром”.
В конце своего сочинения воспитанница Рязанской колонии
для несовершеннолетних правонарушительниц Ирина написала:
“Начинаю думать: как я буду жить после освобождения...”
Майя Русакова считает: таких детей, как Ирина, мы –
взрослые - к тому же и не понимаем. Не знаем: что у
них за душой. Даже для общественных организаций эти
дети – потерянные… Заниматься неправительственные организации
предпочитают другими, более удобными.
Майя Русакова:
“Это то, что называется “nice victimes”. То есть правильные
жертвы, хорошие жертвы. А уличные дети, они не попадают
под разряд хороших жертв. Ими не хочет заниматься Никто..
Все хотят заниматься правильными, хорошими жертвами.
Как это выглядит? Например, много зарубежных общественных
организаций открывают в Петербурге и в Москве, пункты
питания для детей. Пытаются там какую-то активность
проявлять. Сколько денег на это вообще выделено, это
отдельный разговор. Как и отдельный разговор: сколько
из выделенных денег реально тратится на самих детей
. Но факт состоит в том, что, большая часть фондов и
благотворительных организаций не хотят иметь дело с
действительно неблагополучными детьми. Не хотят. Поэтому
на сегодняшний момент у нас уличному ребенку в Петербурге
и в Москве невозможно попасть ни в один приют, если
у него есть наркомания. Если он наркоман, его ни один
приют не возьмет. Они скорее застрелятся. Они найдут
тысячу поводов для того, чтобы его не взять. Или выжить
его оттуда. Они не берут детей с тяжелыми заболеваниями.
Вот, как это не звучит дико, они их не берут. Потому
что считают, что им помочь уже невозможно. Или у них
нет средств. То есть заранее деятельность общественных
организаций ориентируется только на ту группу детей,
которым, как считается можно помочь. Даже общественные
организации считают: этим мы сможем помочь, а этим -
нет.
Т.е. и общественные организации, которые по сравнению
с государственными, более близки к проблеме уличных
детей, даже для них существует группа детей, которым
никто не хочет помочь.
И отсюда возникает такая ситуация: это те дети, которые
попадают потом в колонии. Это те же дети, которые из
них выходят. И они выходят… Они выходят в никуда, они
выходят на улицу. Приезжают в совершенно конкретные
места, попадают и живут в совершенно конкретных местах.
Их все видят. Их очень легко найти. Можно легко понять,
что с ними в принципе происходит. Это вот то, что наблюдается
относительно именно подростков”.
Согласно официальной статистике, почти 60% наших юных
правонарушителей и правонарушительниц сидят в тюрьме
за кражи. Как правило, мелкие: не более 300-т рублей.
Вот ведь приходит в голову мысль – а не выкупить ли
этих детей.
Не дадут. Так, уж, устроена наша следственно-судебная
система – не дадут. Кинутых, брошенных, забытых, становящихся
счастливыми - в тюрьме… Не дадут.
Для чего бы тогда платить зарплату следователям, у
которых процент раскрываемости – выше всех в мире. По
мелким кражам – 100%!
У микрофона заместитель министра юстиции
Юрий Иванович
Калинин.
“У нас помимо формально существующих норм закона, еще
есть живой работник - правоприменитель. В психологии
дознавателя, следователя существует вот что: больше
задержать, больше посадить. Встречаешься с ними и спрашиваешь
– за что сажаете? Они отвечают: “А что? Вам, тюремщикам,
чего не жить. Вам привезли за забор - и держи его. А
нам нужно их ловить”. А потом, когда начинаешь им говорить
о том, что из 100% содержащихся под стражей в следственных
изоляторах, осуждается 34, ну 36% к лишению свободы,
остальные выходят из СИЗО, присуждаются к наказаниям,
не связанным с лишением свободы и т.д. Они говорят:
“Что вы знаете.. не доказали. Он должен был сидеть,
но не доказали…”.
Мы сейчас уже с новым руководством министерства внутренних
дел говорили… И кстати, они к этому как-то более внимательно
стали прислушиваться: необходимо изменение оценки деятельности
милиции. Нельзя ее оценивать по раскрываемости преступлений.
Если сейчас по-прежнему продолжается набивка процента:
90%, 92% раскрываемость. Быть такого в природе не может.
Не может. За счет чего происходит набивка. За счет укрытия
тяжких преступлений, сложных преступлений. За счет привлечения
к уголовной ответственности, тех людей, преступления
которых, в общем-то, легко раскрыть. Это бытовые преступления,
малозначительные и т.д. Хотя доля тяжких преступлений
у нас большая. Но, тем не менее, оборот идет вот за
счет таких малозначительных преступлений людей, которым,
по-нашему мнению, делать в тюрьме нечего. И, кстати,
сейчас по-моему уже принимаются решения руководством
МВД, отменить статистику, а подходить по другим оценочным
показателям работы уголовного розыска, следователей
и т.д.
158-я статья УК (это кражи), на наш взгляд, это остаточное
явление того старого закона, когда за колосок сажали
и говорили, что это преступление перед государством”.
Из сочинения Александра К.
– воспитанника шаховской (Орловская область) колонии
для несовершеннолетних правонарушителей. Сочинение
называется – “Самое хорошее и самое тяжелое в моей жизни”.
“Начну с хорошего. С юных лет моей жизни, когда мне
было 8 лет, у меня была удачная семья. В полном сборе:
отец, мать, старшая сестра и средний брат. Со временем
все стало меняться. Отца парализовало: он прикован к
постели уже 8 лет. Мать у меня пенсионерка, домохозяйка,
ухаживает за отцом. А сама больная: у нее рак груди.
Брата убили…
Я и начал заниматься воровством после похорон, чтобы
прокормить мать и отца: ведь, на их пенсии мы могли
прожить только полмесяца. Ну, может, чуть больше. Потом
залазили в долги.
А когда жизнь стала налаживаться, я нашел работу, стал
работать. Меня посадили за то, чего я не совершал. Мои
подельники сговорились между собой и дали показания,
из-за которых я сюда и попал.
И я не могу уйти по амнистии, т.к. ранее был судим
за свои проступки, за которые не один раз уже покаялся.
А если бы я мог уйти домой раньше времени, то больше
бы сюда не попал. У меня на воле осталась работа и больные
родители, которым нужна моя помощь”.
В брошюре “Дети
в тюрьме”, - пишет в книге, изданной Центром содействия
реформе уголовного правосудия ее составитель Валерий
Абрамкин, - собрана малая часть писем и сочинения
наших юных “преступников”. Таковыми их признал суд.
Да и они, в отличие от большинства взрослых заключенных,
не отрицают, что совершили преступление. Не винят в
своей беде никого, кроме себя.
Эти письма и сочинения – самое сильное доказательство
того, что мы – взрослые жители России – совершаем сейчас
страшное преступление. Страшнее самоубийства. Там мы
убиваем только себя. Здесь – боль и мудрость всех поколений:
наших отцов, матерей, бабушек, дедушек, прадедов… Совершенно
очевидно: малолеток этих не будет – и нас, нас всех
- не будет. Нас, необходимых, судя по текстам наших
детей, всему Миру – не будет”.
В сочинении воспитанницы Рязанской колонии для несовершеннолетних
правонарушительниц, с которого мы начали нашу сегодняшнюю
передачу, есть такие строчки: “Хотелось бы нормальной
жизни… и нормальной любви”.
А чего бы другого мы пожелали своим детям:
“Нормальной жизни… и нормальной любви”
Вы слушали программу Облака.
Всем привет.
|
