Передача N 637 24 сентября 2004 17.30-17.48.

Спектакль "Записки из мертвого дома" стал событием для участвовавших в нем несовершеннолетних из Колпинской колонии, для всех участников и зрителей. Мальчикам не хватает уважительного к ним отношения… - о Колпинских колонистах говорит руководитель проекта "На пути к свободе" Вера Бирон. Чем большее времени подросток проводит в местах лишения свободы, тем выше вероятность того, что он станет рецидивистом, тюремным долгожителем. Какие трудности ждут освободившегося из колонии подростка? Анализ сегодняшней судебной практики в отношении подростков дает Валерий Абрамкин. О необходимости готовить подростков-правонарушителей к судебному процессу говорит Андрей Бабушкин.

В эфире программа "Облака".

Это передача о заключенных, для заключенных и для всех тех, кому небезразлична их судьба.

Здравствуйте. У микрофона Ирина Новожилова.

Одним из заметных событий культурной жизни Санкт-Петербурга этого года стал необычный спектакль, поставленный по мотивам произведений Достоевского. В постановке принимали участие подростки из Колпинской воспитательной колонии для несовершеннолетних правонарушителей, сотрудники Музея Достоевского, профессиональные актеры Санкт Петербурга. Спектакль (он назывался «Записки из мертвого дома») показывали дважды: сначала в колонии, потом в музее.

Вот что написали в своих сочинениях воспитанники Колпинской колонии – зрители и участники спектакля.

 «Самым интересным, по моему мнению, была история - «Мальчик у Христа на елке». Понравилось мне все это потому, что я впервые в жизни увидел, как актеры играют маленькими куколками, подвешенными на много-много ниточек. Еще мне понравилась музыка, которая сопровождала весь спектакль…»

«…Я чувствовал себя как на воле, а не в тюрьме. Самые интересные сцены были для меня про бедного мальчика, который потерял свою мать, и отовсюду его пинали, выгоняли, и он всегда был в бегах, сам не зная, от кого… »

«Я во время спектакля испытывал необыкновенные чувства, я даже не могу их нормально выразить, у меня было очень хорошее настроение. Мне казалось, что все это я смотрю на воле…»

«Здесь невероятно хочется отвлечься от тюремной жизни, а в спектакле было много интересного. Хотел бы быть артистом, но, думаю, у меня это не получится. Так что когда выйду отсюда, буду искать работу.»

«Мне кажется, наши воспитанники, которые участвовали в спектакле, могут добиться очень многого, конечно, если они этого хотят… Надо давать нам больше шансов, и мы многое можем сделать».

А вот как описывает Достоевский (в «Записках из мертвого дома») подготовку и спектакль в тюрьме, разыгранный заключенными середины 19-го века.

«Представьте острог, кандалы, неволю, долгие грустные годы впереди, жизнь, однообразную, как водяная капель в хмурый, осенний день, – и вдруг всем этим пригнетенным и заключенным позволили на часок развернуться, повеселиться, забыть тяжелый сон, устроить целый театр… знай, дескать, наших, каковы арестанты!»

 Работа над спектаклем много нового дала и взрослым, которые участвовали в подготовке спектакля вместе с воспитанниками. Так считает главный инициатор и руководитель проекта «На пути к свободе» – заместитель директора Музея Достоевского Вера Бирон. «Мы как-то острее почувствовали, – сказала она нашему корреспонденту, – одну из главных идей автора «Записок из мертвого дома»: тюрьма, тем более, в том виде, в каком она существует в России, не только бесчеловечна, но и бессмысленна. Тюрьма, особенно для подростков, не способна решить декларируемые задачи наказания в виде лишения свободы: исправление правонарушителя, предотвращение преступлений, снижение уровня зла, насилия и жестокости в мире.»

Бирон В.: Те люди, которые с ними работают, к мальчикам относятся с любовью, то, чего им не хватает, это очевидно, – не хватает уважения. Они, может быть, поэтому с нами были как-то близки, и они к нам хорошо относились, потому что мы вообще не задумывались о том, что они преступники, мы работали с ними просто как с мальчиками. Ощущение, что ты в тюрьме, у них постоянно, конечно, присутствует. Когда их привозили сюда на спектакль, действительно, был успех, аплодисменты, – когда же они радостные выходили, то их сразу опускали на землю – сразу руки за спину. И деятельность, которой они занимаются… Видимо трудно найти им какую-то работу… Но за полгода до нашего приезда они делали в этой колонии гробы, – зловещее memento mori... Мы хотим разработать серию сувениров, которые, может быть, они смогли бы делать, – сувениров, связанных с музеем, с городом. И чтобы они получали удовольствие от этой работы. Мне кажется, что это очень важно.

Возможно, людей, которые не представляют непосредственной опасности для окружающих, которые раскаялись в совершенном поступке, примирились с пострадавшим, – вообще не стоило бы отправлять за решетку. Продолжает заместитель директора Музея Достоевского Вера Бирон, руководитель проекта «На пути к свободе».

Бирон В.: С самим Федором Михайловичем был такой случай. Он вышел на прогулку, сзади шел пьяный мужик, который ударил его по голове палкой. Федор Михайлович упал, разбил лицо, а когда подняли его, он сказал, что не надо ничего с этим человеком делать. Но поскольку Достоевский человек известный, то это попало в газету, и этого крестьянина все-таки судили. Достоевского вызвали на суд, он просил суд мужика никак не наказывать, и когда крестьянину присудили заплатить 16 рублей, а у него не было, естественно, этих денег, и его должны были из-за этого взять на какое-то время под арест, – Федор Михайлович дал ему 16 рублей, чтобы тот мог заплатить, а не сидеть. То есть, видимо, по обстоятельствам он к подобным вещам относился… В том же самом романе «Записки из мертвого дома» Достоевский писал, что совершенно немыслима эта система наказаний, потому что не соответствует наказание преступлению, то есть человек, который ничего особо страшного не совершил, сидит с тем, который убил десять человек. Вот это несоответствие и нас, когда мы были в этой колонии, тоже поразило. Нам кажется (все-таки там коллектив – около 200 человек), что там можно не только чему-то хорошему, но по большей части, плохому набраться, в общежитии-то таком…

Криминологам известно, что чем большее времени подросток проводит в местах лишения свободы, тем выше вероятность того, что он станет рецидивистом, тюремным долгожителем, человеком, обреченным на «вечное» изгнание из нормального человеческого общества. Критическое время пребывания в местах заключения, за которым следуют необратимые личностные деформации, для несовершеннолетнего в два-три раза короче, чем для взрослого человека. Подростки гораздо острее переживают потерю свободы, разлуку с близкими.

У микрофона воспитанник Колпинской колонии, один из участников спектакля «Записки из мертвого дома».

Дмитрий: Стараюсь не думать вообще о свободе, потому что мне еще долго сидеть придется, поэтому стараюсь не думать. Когда не думаешь, быстрее время идет. Первые полгода долго тянулись. Каждый день думал, думал. Когда меня только посадили, первое время тяжело было вдали от дома, просто отрезали от мира всего, от матери, от родных.

Дмитрию 19 лет, назначенный судом срок заканчивается 20 декабря 2007 года.

Дмитрий: Надо будет втиснуться в эту атмосферу, которая сейчас на воле. Мы здесь живем, у нас здесь своя жизнь, мы друг друга понимаем. А сюда вот посадить человека, который ни разу даже не сталкивался с этим, он даже не поймет. Точно также, я сейчас освобожусь, меня просто никто не поймет.

В особенно трудной ситуации оказываются подростки, оставшиеся без родителей, потерявшие связь со своими близкими. Говорит еще один воспитанник Колпинской колонии.

Андрей: Если у человека нет родственников, никого на свободе нету, то, конечно, ему никто не поможет. Ему, конечно, придется самому искать есть, там, опять же, он будет воровать. А если поддержка есть – родных или друзей, то помогут.

Со своими подопечными согласна Светлана Алексеевна Жукаускене, старший воспитатель Колпинской колонии.

Жукаускене С.А.: Могу сказать единственное: те, кто выходят отсюда, приезжают сюда уже через две недели и просят помочь получить, допустим, паспорт. В доме помочь некому, и он идет сюда, спрашивает. Потому что ему не к кому там обратиться. Все они жалуются: вот я пришел, мне не объясняют, куда идти, я не знаю. Лексикона не хватает, не хватает образования. Им говорят: документов у тебя не хватает, а если скажут в грубой форме, – они теряются.

Поэтому для сотрудников колонии особенно памятен каждый случай, когда бывшему воспитаннику удается хоть как-то решить свои проблемы и хотя бы как-то пристроиться на воле. Вот что рассказывает Светлана Алексеевна Жукаускене об одном воспитаннике, который освободился три месяца назад.

Жукаускене С.А.: Я разговаривала с ним, когда он устраивался на работу. Ему с паспортом тоже было очень тяжело – ни получить было, ни прописаться. Сейчас он трудоустроился, школа у него есть, он ее закончил. Единственное, конечно, по профессии, которую он здесь получил, он не смог устроиться. У него нет стажа, да и не особо берут... Сейчас он работает грузчиком.

Одна из задач законодательных изменений, внесенных в прошлом году в Уголовный кодекс, – сократить время пребывания в исправительных учреждениях осужденных к лишению свободы. Наиболее существенные смягчения предусмотрены для несовершеннолетних правонарушителей.

Анализ судебной практики в отношении подростков проводится рабочей группой, созданной при министре юстиции. О предварительных результатах работы рассказывает член Общественного совета и Комиссии по правам человека при Президенте России Валерий Абрамкин.

Абрамкин В.Ф.: Рабочая группа просмотрела несколько сотен приговоров, которые были вынесены несовершеннолетним с начала этого года. Пока предварительный вывод, который можно сделать, таков: суды в большинстве случаев возможностей, которые заложены в новом законодательстве, практически не используют. Можно говорить о том, что в массовом порядке нарушаются права детей во время следствия, суда, исполнения наказания. Большинство подростков не получают квалифицированной юридической помощи, а сами дети плохо понимают свои права, следственные и судебные процедуры, возможности по обжалованию судебных решений. Значительная часть детей имеет низкий образовательный уровень, некоторые из них просто безграмотны. И к их несчастью, некоторые судьи этой безграмотностью пользуются. В приговоре просто записывают, что обвиняемый отказался от дачи показаний в соответствии со статьей 51 Конституции России, которая провозглашает право на отказ от дачи показаний, которые могут повредить обвиняемому. Расспрашиваем детей о том, как проходил судебный процесс, – они даже не понимают, о чем идет речь и что это за статья 51 Конституции. Рассказывают, что просто судья спрашивает: ты согласен с теми показаниями, которые ты давал во время предварительного следствия? Ребенок кивает головой, и судья просто зачитывает показания из уголовного дела. Таким образом существенно нарушается право ребенка на свою защиту. Не объясняются подросткам и те возможности, которые заложены в новом законодательстве, например, возможность прекращения уголовного дела за примирением сторон, или то, что теперь подросток может остаться в следственном изоляторе, если оставшийся срок не превышает 6 месяцев. И вот уже его этапируют, иной раз за тысячи километров от прежнего места жительства. Во многих случаях судьи не учитывают психологические особенности возраста, социальное положение подростка, сиротство, фактор неполной семьи или воспитания в детском доме. Не учитываются и сведения о личности, мотив и цель совершения правонарушения. Например, про подростков, которые украли три бутылки водки, в приговоре было написано, что они это сделали «с целью обогащения». Очень часто, если имеет место кража, в приговоре написано, что обвиняемый проник в помещение «с целью совершения кражи». Получается, что все наши дети либо маньяки, либо профессиональные преступники. Окончательные выводы мы сделаем в конце года и изложим их в справке для Комиссии по правам человека и для министра юстиции. Возможно, результаты нашей работы будут рассмотрены в Верховном суде.

Как считает член Общественного совета при министре юстиции, председатель Комитета «За гражданские права», Андрей Бабушкин, подростки отказываются от дачи показаний из-за отсутствия квалифицированной юридической помощи, ориентируясь на советы сокамерников и недобросовестных адвокатов.

Бабушкин А.В.: Обычно он исходит из советом сокамерников, которые говорят ему, что против тебя ничего нету, чем меньше ты будешь сам говорить, тем меньше возможность вынесения обвинительного приговора. И конечно, такого рода советы упускают то обстоятельство, что обычно в отношении человека имеется достаточная доказательственная база, чтобы признать его виновным, но он при этом лишается важнейшей возможности представить доказательства своей невиновности и заявить ходатайство. Некоторые люди рассматривают 51 статью Конституции следующим образом: если я отказался давать показания, значит, я и вопросы тоже не могу задавать, я и ходатайство не могу заявлять. А здесь, к сожалению, часто зловредные прокуроры и неопытные адвокаты сами говорят правонарушителю: как же так, что же ты сейчас будешь заявлять ходатайство, если отказался что-то говорить, помолчи, пускай суд во всем разберется. Такие случаи мне известны. Поэтому я считаю, что 51 статья Конституции, несомненно, дает человеку право, но не всегда он пользуется этим правом в собственных интересах. Более того, в большинстве случаев мне приходилось сталкиваться с ситуацией прямо противоположной. Человек, используя право не давать показания, фактически ужесточал позицию обвинения и ухудшал свое положение.

Вчера у меня на приеме была одна женщина. У ее сына было стопроцентное алиби на то время, когда было совершено изнасилование. И было, по крайней мере, 6 человек, в том числе 2 сотрудника милиции, которые могли показать, что сын находился в другом месте. После его осуждения они написали заявление и у нотариуса заверили свои показания. Но тем не менее, он был осужден за изнасилование именно потому, что ему посоветовал адвокат: ничего не говори, против тебя ничего нету, тебя все равно никто никуда не посадит.

Еще одним часто встречающимся нарушением принципов права является объявление перерыва в судебном заседании перед последним словом. Затем пишется приговор, который и провозглашается на следующий день, без учета того, что сказано обвиняемым в последнем слове.  

Бабушкин А.В.: Уголовно-процессуальный кодекс у нас говорит, что если во время последнего слова прозвучали новые сведения, имеющие значение для дела, то возобновляется судебное следствие. Известно множество случаев, когда человек говорил: знаете, я невиновен, я этого не совершал, меня на месте преступления не было. И вот в последнем слове он говорит: да, я виновен, я приношу свои извинения потерпевшему. Но тем не менее, все идет по накатанной колее, никто ничего не возобновляет, и в приговоре пишется: вину не признал, 10 лет. Последнее слово обычно превращается в формальность. Осужденный как правило очень плохо готов к последнему слову, произносит стандартные трафаретные фразы или начинает анализировать доказательства. А какая функция последнего слова? Во-первых, человек может исправить ошибки своего адвоката, затем, человек может попытаться эмоционально повлиять на состав суда, донеся до них квинтэссенцию своего морально-психологического и этического состояния. И в третьих, человек может обратиться к потерпевшему, принести ему извинения. Вот эти три психологические и правовые функции несет на себе последнее слово. Конечно, для того, чтобы правильно этим воспользоваться, человек должен быть подготовлен, а подготовить его может только адвокат. Но к сожалению, как правило этого не происходит.

Предлагаем вашему вниманию извлечения из нашего архива с рассказами самих подростков о следствии и суде.

«Суд два дня шел, в первый день – процесс, а во второй день – приговор. Я в суде не давала свои показания, а просто зачитали, спрашивали, согласна ли со своими показаниями, я говорю: да, согласна. Я до этого давала показания, я могла поменять показания, но незачем было их менять. Потом последнее слово говорили. Это был второй день. Потом сразу же приговор.»

«На суде судьи вроде бы все понимали. Но они не понимают того, что человек, попавший впервые сюда может не справиться со всем этим, может пойти дальше по этим путям, – и дают огромные срока. Первый раз, когда человек садится, это может сыграть для него огромную роль. Он, можно сказать, выбирает свой дальнейший путь. То есть он может дальше продолжить ездить по этим местам, или может встать в колею обычной жизни. А при больших сроках люди могут просто потеряться, тем более если поддержки с воли никакой нет и их никто там не ждет.»

«Знаете, что меня больше всего поражает? Что они не разбираются до конца в деле, как все это было. Вот эти работники не знают, что и как, они начинают просто писать: умышленно, с целью скрыть какое-то там чужое преступление или еще что-нибудь. Вот это меня больше всего возмущает. В первую очередь разобраться нужно, потому что могут и подставить, может чисто случайно как-то выйти. Следователю нужно вникать, нужно разговаривать с людьми, с которыми, допустим, эта девочка общалась, выяснять все. А они просто так отписывают, и все.»

По вопросам, связанным с обратной силой смягчающего закона, вы можете обратиться в Центр содействия реформе уголовного правосудия или в Комитет «За гражданские права». Также в Центр содействия реформе уголовного правосудия вы можете обратиться за брошюрой с рекомендациями по подготовке ходатайств о пересмотре приговоров в отношении преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков.

Адрес Центра: 101000, Москва, Лучников переулок, дом 4, комната 7.

Адрес Комитета «За гражданские права»: 127224, Москва, проезд Шокальского, дом 61, корпус 1.

Просьба – не присылать копии судебных решений. Достаточно написать: по какой части и статье Уголовного кодекса вынесено наказание, квалифицирующие признаки преступления, вид и размер наркотического средства, и, если вы несовершеннолетний, в каком возрасте было совершено преступление.

Вы слушали программу «Облака».

Всем привет!