Онлайн-интервью с Валерием Абрамкиным (окончание)
(Фрагменты интервью «Эксперт Online». 2 ноября 2007)

Скажите, пожалуйста, почему бунтуют зеки? И раньше, и сейчас, в «Крестах»… Что им (и вообще) не так?

Во-первых, «зеков» правильнее было бы называть «арестантами» (это звучит уважительней, чем «зек» – слово из профессионального жаргона тюремщиков). Бунтуют они не все время («раньше и сейчас» звучит как «постоянно бунтуют»).  Тюремные бунты случались в определенные периоды существования ГУЛАГа и были вызваны серьезными (системными) причинами. «Война сук и воров», описанная Шаламовым и другими исследователями, была спровоцирована самими гулаговцами, которые стравливали  между собой конфликтующие группы арестантов («воры и суки») для повышения «уровня управляемости спецконтингентом». Позже, сразу после смерти Сталина, была еще волна лагерных восстаний, подробно это описанно в «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицына. Восстания привели нас в «золотой век» ГУЛАГа — так называют давние сидельцы период, который начался в первые годы «хрущевской  оттепели» и продолжался до 1961 года. Тогда наши тюрьмы и лагеря стали на время «учреждениями открытого типа»: заключенные ходили в вольной одежде, имели наличные деньги, а в некоторых лагерях работали на воле (даже в детских садах, например) и приходили в зону только ночевать.
Далее я введу разделы по хронике бунтов.

1961 — 1991 годы.
В 1961 году, в преддверии обещанного Хрущевым коммунизма, произошло ужесточение пенитенциарной политики и практики (под лозунгом «преступник должен почувствовать презрение всего общества»), тогда снова оказались востребованными ГУЛАГовские технологии управления «спецконтингентом», связанные с попыткой слома личности людей, оказавшихся за решеткой. Произошло усиление оперативных служб, использующих не только агентов, но и палачей («прессовщиков»). Кроме того, были созданы т.н. «самодеятельные организации осужденных», которым передавалась часть официальных полномочий персонала и функции, выходящие за пределы официальных полномочий, что позволило сильно расширить набор латентных способов подавления заключенных. В отличие от оперативных служб, «готовность» вступить в «самодеятельные организации осужденных» закрепляется публично — через нашивки, нарукавные повязки, подписи под «добровольными» заявлениями с просьбой о вступлении «в полицаи» (1) и т.п. Появляется институт номенклатурных должностей, которые могут занимать только «вставшие на путь исправления».
Арестантское сообщество ответило на «попытку слома» трансформацией субкультуры, которая сформировалась к 1967 году и существует до сих пор. Кстати, бунтов в этот период почти не было. Царящие «в зоне» порядки, касты («козлы», «опущенные») и т.п., производят на стороннего наблюдателя жутковатое впечатление. Но не следует забывать, что эти суровые, мрачные правила и обы­чаи возникли в суровых и мрачных условиях, они были ответом (реакцией) «традиционной культуры» на попытку ее разрушения. Это похоже на реакцию живого организма, который прижигают «каленым железом». Конечно, волдыри и язвы выглядят жутковато, но такова защитная реакция живой плоти: на мертвечине волдырей не бывает.
Тогда по российским тюрьмам и колониям прокатилась волна бунтов, забастовок и голодовок заключенных, требующих избавить Россию от наследия ГУЛАГа. 13 ноября 1991 года по призыву членов Московской Хельсинкской группы (МХГ) и известных общественных деятелей (заявление МХГ было опубликовано в Комсомольской Правде, Известиях и ряде других газет, передавалось по Свободе, Маяку, Радио России, каналу ОРТ и местными теле- и радиостанциям) прошла двухчасовая всероссийская забастовка, в которой участвовало не менее 200 тысяч арестантов. Столь масштабного политического выступления заключенных в защиту своих прав не знала история России и других стран. Требования заключенных и сотрудников ИТУ (так тогда назывались лагеря) собирались в разных регионах группами экспертов, направленных в качестве наблюдателей за всероссийской стачкой заключенных, комиссией по правам человека Верховного Совета РСФСР.
Уже спустя две недели после всероссийской стачки заключенных, Президент Ельцин подписал Указ, удовлетворивший главное требование забастовщиков (об отмене 50%-х вычетов из их зарплаты), а еще через неделю Президиум Верховного Совета РСФСР объявил, что законопроект об изменении исправительно-трудового законодательства включен в повестку дня работы нижней палаты парламента.
Как отмечалось в официальном докладе России, представленном в 1995 году в Комитет по правам человека ООН, эти события сыграли большую роль в начале реформирования уголовно-исполнительной системы, доставшейся нам в наследство от СССР.
Началом массовых волнений российских арестантов был бунт в красноярской колонии № 6, о котором широко оповестили всю Россию отечественные и зарубежные СМИ. Бунт начался вечером 6 октября 1991 года и продолжался до 15 ноября. Восставшие арестанты захватили у охраны огнестрельное оружие, радиостанции и выбросили на запретную полосу заключенных, которые, по мнению лидеров восстания, сотрудничали с администрацией колонии. Немедленному вводу войск в колонию помешали жители окрестных домов, которые окружили колонию №6 по призыву заключенных, обратившихся к населению Красноярска через захваченные ими мегафоны. Восставшие водрузили на самой высокой трубе шестой зоны российский государственный флаг.
Положение властей осложнялось тем, что «шестерка» расположена в густонаселенном жилом микрорайоне Красноярска (самые ближние дома стояли в 50-ти метрах от колонии) с двумя детскими садиками и школой. В случае взрыва газовых баллонов, бочек с ацетоном, бензином, керосином (все это было выстроено вдоль забора и на крышах лагерных зданий заключенными с угрозой взорвать при вводе войск) — пожар, по оценкам экспертов КГБ, мог охватить весь прилегающий жилой массив с населением около 10-ти тысяч человек. Ареcтанты 6-й колонии ничего при вводе войск – 15 ноября – не взорвали, судя по их словам, они пожалели не себя, а детей, почему-то взрослых они бы не пожалели.( Это собственные слова тех «камикадзе», которые должны были все взорвать и поджечь. Включая детсадики и школу.)
9 ноября в красноярскую «шестерку» (так называло ИТК строгого режима №6 окрестное население) прибыла группа депутатов и экспертов Верховного Совета РСФСР, в цели которой входило мирное разрешение конфликта между восставшими заключенными и местной властью. Главным посредником (медиатором) в переговорах был ваш слуга покорный: я отбывал свой второй срок (1983-1985 гг.) как раз в «шестерке», и был лично знаком с прошлыми и некоторыми бывшими (но памятливыми арестантами) «авторитетами». Я предложил лидерам восставших заключенных и администрации колонии «нулевой вариант»: совместный проект организации порядка (т.е. программу жизнеустройства колонии после бунта), устраивающий арестантов и сотрудников колонии. К моему удивлению, представления «о порядке» у заключенных и сотрудников колонии практически были одинаковыми. Например, арестанты согласились с тем, что те заключенные, которые были посажены в ШИЗО и ПКТ (внутренняя тюрьма колонии для «злостных нарушителей режима содержания») до бунта, туда же должны и вернуться. А уж потом они будут обжаловать постановления о дисциплинарном наказании «в порядке, установленном законом». Не лишним будет добавить, что в список «нарушителей» входило 90% «стачечного комитета» восставших. Я полагаю, что требования восставших заключенных и администрации были идентичны, они вполне входили в правовое поле международных соглашений (ООН, СЕ и т.п.) и Конституции, принятой в 1993-м году. И в представления «о порядке», бытующие в массовом сознании российского населения. Более того, абсолютно убежден в том, что российское население (включая казенных людей) вполне способно справиться с любыми проблемами, даже более сложными, чем 40-дневный красноярский бунт. Может быть, это и есть главный урок «Красноярского бунта». Мы (россияне) ведь и в самом деле – склонны (способны, расположены, нам это по душе…) к тому, чтобы вслушиваться в слова посредников, миротворцев, мирителей… А м.б., и к тому, чтобы ими быть.
Результатом всероссийской стачки заключенных 13 ноября 1991 года стало принятие Федерального закона. Закон был принят Верховным советом 12 июня 1992 года. Более радикальных изменений тюремного законодательства Россия не знала.

1991—2004 гг.
После 1991 года и до 2004-го тюремных бунтов не было. Это может показаться странным, с 1992-го по 2001-й заключенные многих СИЗО жили в условиях, которые называли «Адом на земле», а в зонах были заключенные с дистрофией… Читатель может взглянуть на фотографию камеры «Матросской Тишины», размещенную на нашем сайте, и убедиться, что в этом определении («Ад на земле») нет никакого преувеличения. Гипотеза о причинах спокойствия арестантов. Я думаю, российский арестант легче перенесет любой «Ад на земле», чем унижения своего личного достоинства, тем более демонстративного унижения. Именно демонстративного унижения сейчас требуют от «этапников», которые попадают в так называемые «пресс-зоны», которых по оценке правозащитника Льва Пономарева (он ведет довольно тщательный мониторинг массовых акций протеста и тюремных бунтов) сейчас около сорока (всего у нас 765 исправительных колоний, 216 следственных изоляторах, 7 тюрем и 160 так называемых ПФРСИ — помещений, функционирующих в режиме следственных изоляторов).

2004-2007 гг.
Тюрьмой, с которой и покатила волна массовых протеста заключенных, были «Кресты» (и вслед за ними другие питерские зоны и тюрьмы). Здесь прошла многотысячная голодовка арестантов в конце феврале 2004 года, которая подробно освещалась в СМИ. Эта была акция против пыток и других «преступлений против человечества» в колонии № 4 (пос. Форносово). Что интересно, заключенные «четверки» участия в голодовке не принимали — настолько там люди были запуганы и задавлены. В этой колонии и других питерских учреждениях работали сотрудники Уполномоченного по правам человека в РФ. Они провели большую работу: беседовали с родственниками заключенных, с самими арестантами, сотрудниками учреждений и т.п. Результаты этой работы обсуждались на совещании, которое прошло у В.П. Лукина. В совещании принимали участие правозащитники, представители Генпрокуратуры, Минюста и ФСИН России, в частности, нынешний директор ФСИН — Юрий Иванович Калинин.
Представители уполномоченного рассказали нам о порядках, которые существуют в форносовской четверке. По словам арестантов и их родственников, всех вновь прибывших в колонию заставляют писать заявления с просьбой принять их в СДП (одна из «самодеятельных организаций осужденных» — «Секция дисциплины и порядка»). Тех, кто отказывается, избивают, унижают, пытают, занимаются лихоимством. Для того чтобы можно было ходить в туалет не по расписанию, а когда захочешь (для арестанта это значит — курить когда захочешь, а курить в «карантине» очень хочется, по собственному опыту знаю),  надо платить сто долларов, а за то, чтобы не особенно били — двести. И это не в месяц, а в две этапных недели. Представители службы исполнения наказаний тут же напомнили нам, что и сотрудники УИС(2) имеют право «на презумпцию невиновности». Основная причина питерского бунта, по их версии, была такой: во всем виноваты некие криминальные авторитеты. Это они подбили всех заключенных на голодовку, это они будто бы поставили перед собой задачу – «дестабилизировать систему». Юрий Калинин допускал лишь возможность отдельных нарушений со стороны отдельных сотрудников форносовской колонии. Все другие версии он рассматривать отказался.
Мы (правозащитники) тогда же довели до сведения ФСИНовцев свою точку зрения и свой прогноз по дальнейшему развитию событий: в случае, если не будет разработана и реализована программа срочных мер по выходу из кризиса, – пройдут массовые акции протеста; все приведет к волне подобных же акций в других регионах и даже к страшным дальним последствиям, которые трудно прогнозировать. Т.е. создан образец героического поведения. Из-за того, что питерские (и другие акции протеста) широко освещались СМИ (в частности, по ТВ), ему последуют и другие зоны, в которых высок уровень социальной напряженности.
С мая 2004 года эта волна и покатила (http://www.zaprava.ru ). Через год примерно (в июне 2005 года) последовала одна из самых кровавых акций протеста в Льговской колонии (Курская область). Там одновременно вскрыли себе вены, порезали животы и т.п. несколько сотен заключенных. Есть расхождения в оценках правозащитников и представителей официальных ведомств (прокуратура и ФСИН) — по минимуму, определенно можно сказать, что количество льговских протестантов было не менее трехсот.
Одна из причин Льговской трагедии (эта же причина была в большинстве других массовых акциях протеста) — невозможность бороться против произвола тюремщиков и их прислужников даже официальным путем. Заключенные Льговской колонии рассказывали, что тех, кто пытался отправить жалобу (в прокуратуру, например), неугодную администрации, вызывали в штаб и не отпускали до тех пор, пока они не разжуют и не проглотят свою жалобу. Когда человек оказывается в ситуации полной безнадежности, он на все готов.
Вместо принятия мер по существу с протестантами стали бороться с помощью уголовного кодекса, применяя к особо строптивым заключенным ст. 321 УК РФ («Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества»). Возможно, эта «уголовная реакция» сыграла в дальнейшем свою роль в изменении мирного характера акций. В самом деле, если арестанту дают новый (немалый) срок   за то, что он был доведен до такой степени отчаяния, что покалечил сам себя, то почему бы не «взяться за оружие».
Количество акций протеста нарастало: всего их было около 60-ти (в 2006?2007 гг. — 39). В 2006-2007 гг. волнения заключенных приобрели не такой уж и мирный характер. Если до сентября 2006-го сотни арестанты калечили сами себя (даже зашивали рты и вбивали в лоб штыри), то далее начались бунты и кровавые разборки. В сентябре 2006 года в Чагинском (это окраина Москвы) СИЗО заключенные захватили в заложники охранников, тюремных сотрудниц и даже начальника тюрьмы.
К счастью, все закончилось благополучно. Захватчиков не поддержали другие арестанты. Я думаю, что если бы захватчики выдвигали не частные требования (они добивались отмены вынесенных им судебных приговоров), а отстаивали какие-то общие интересы, интересы всей «братвы», то их, безусловно, поддержали бы все заключенные Чагинского СИЗО (и не только). Сейчас в тюрьмы и лагеря можно пронести все, что угодно: оружие, взрывчатку, наркотики, и уж тем более, мобильные телефоны (не с неба же они падают). Если бы этот случай закончился удачно для захватчиков, можно себе представить, что вылилось бы на улицы нашей столицы. Проблема сейчас стала настолько острой, что она касается не только прав заключенных, но и права на жизнь наших вольных граждан.
В этом году подобных бунтов и кровавых разборок было много, с жертвами, с трупами и покалеченными. Причем, что характерно, в некоторых колониях кровавые разборки продолжаются и после того, как их погасили, иной раз с промежутком в два-три дня.
Например, 6 августа этого года в Якутской колонии строгого режима № 6 начались массовые беспорядки. В результате драки между заключенными погиб один заключенный, еще 9 человек попали в медсанчасть. Начальник пресс-бюро ФСИН России Александр Сидоров, по сообщениям СМИ, назвал это происшествие «банальной дракой с тяжкими последствиями», поэтому «никаких оснований говорить о каком-то бунте в колонии нет». «Каких-либо претензий со стороны осужденных к администрации не предъявлялось», – особо подчеркнул господин Сидоров. Как говаривали в приснопамятные времена Большого Террора: «нет человека, нет проблемы», и никаких претензий, естественно, быть не может.
Возможно, эту оценку событий в Якутской колонии администрация лагеря строгого режима восприняла в контексте нашего «славного прошлого», и уже 9 августа кровавая «разборка» между заключенными получила продолжение: новая поножовщина и еще семь «порезанных». Не лишним будет напомнить, что одной из главных декларируемых целей международного и отечественного пенитенциарного законодательства является предотвращение возможности совершения дальнейших преступлений заключенными. Похоже, об этой цели руководство ФСИН напрочь забыло.
По сути, руководство ФИН России уже не контролирует ситуацию в подведомственных федеральному ведомству учреждениях. Вспомните недавний «бунт малолеток» в Кировоградской (Свердловская область) воспитательной колонии (это был уже третий за последние два года бунт в этой колонии), в ходе которого погиб сотрудник колонии и двое подростков, еще четверо сотрудников колонии и девять малолеток были изувечены.
Вернемся, однако, в 2004 год, к питерской многотысячной голодовке заключенных. Как мне представляется, форносовская «четверка» была одним из полигонов, где проходил эксперимент по созданию нового «чернорыночного ГУЛАГа». Нынешняя пенитенциарная политика и практика, невольно заставляет вспомнить о технологиях управления сообществом заключенных, которая использовалась в нацистских лагерях смерти, а еще ранее — в сталинском ГУЛАГе (активисты из СДП — в гитлеровских лагерях назывались «капо» ). Позволю себе привести цитату из книги «Просвещённое сердце» Бруно Беттельгейма. В книге описаны результаты исследований, которые автор проводил в нацистских концлагерях Дахау и Бухенвальд. Бруно Беттельгейм чудом выжил, потом чудом выехал из нацистской Германии в США, где и была потом издана книга «Просвещённое сердце». Цитата  прямо относится и к ситуации, имеющей место быть в наших сегодняшних «пресс-зонах», и к активистам из СДП:
«Всей жизнью концлагеря управляли заключенные, и поэтому сотня эсэсовцев могла управлять лагерем в несколько десятков тысяч человек: всю работу за них делали сами заключенные. Представителей этой разветвленной, многоярусной иерархии называли в концлагере КАПО…
Капо обладал в лагере реальной властью. И он не мог не сознавать, что его цели полностью совпадают с целями эсэсовской администрации. Если ты – староста, то, защищая себя и людей из своего барака, ты должен стремиться к тому, чтобы в бараке всегда был полный порядок. А это как раз то, к чему стремятся и эсэсовцы. И мысль о том, что ты становишься активным соучастником всего, что творится в лагере, отравляет душу. Конечно, ты можешь спасти своего человека от газовой камеры. Но вместо него ты все равно должен внести в список кого-нибудь другого. И поставить под этим списком свою подпись».

О причинах и о мотивах (возможно, неосознанных), которые лежат в основе возвращения нынешнего российского тюремного руководства к ГУЛАГовским технологиям, пока могу высказать только некоторые рабочие гипотезы.
Наши лагеря и исправительно-трудовые учреждения (ИТУ) ничего общего не имели с тем, что в других странах называют пенитенциарной системой. И при Сталине, и позже — ГУЛАГ был огромным промышленным комплексом, предназначенным для реализации глобальных экономических прожектов, использующим рабский труд. Когда эпоха плановой экономики закончилась, развалилась и лагерная промышленность: не может быть конкурентоспособным рабский труд даже в условиях зачаточного рыночного хозяйства. В 90-е годы прошлого века тюремщики бедствовали точно так же как и заключенные, зарплата была нищенской, даже на казенную одежду сотрудникам денег не давали. Это, кстати, и было одной из причин отсутствия социальной напряженности в местах лишения свободы: арестантам и тюремщикам в крайне бедственной ситуации пришлось выживать вместе. Потом сотрудники тюрем и лагерей (я, правда, понимаю, что эти сотрудники, как и все другие люди, скажем, правозащитники, бывают всякие) приноровились к новым реалиям и поняли, что единственный объект, который они могут приватизировать — это заключенные. Для приватизация заключенных надо держать их в полном повиновении и подчинении. Понадобились и технологии, которые подавляют человека полностью. Эти технологии известны по нацистским и сталинским лагерям, по ИТУ в последний период советской власти.
«Теневая экономика» ГУЛАГа (теперь его принято называть уголовно-исполнительной системой — УИС), теневые отношения в начале 21 века приобрели глобальный масштаб: сейчас во многих ИУ вся жизнь зоны держится именно на этой теневой экономике. В сталинском ГУЛАГе (и при коммунистах) практически весь доход от эксплуатации рабского труда заключенных поступал в государственный бюджет, служителям ГУЛАГа доставались «копейки»: например, ювелирные украшения, золотые зубы и одежда расстрелянных.
Служителям нового рыночного ГУЛАГа достается почти все: средства, поступающие из федерального бюджета (а они сейчас не малые), из региональных бюджетов и даже от международных фондов. Арестанты порой попадают в положение абсолютно приватизированного существа. И его самого, и родственников «выдаивают до посинения». Средства, поступающие арестантам (денежные переводы, пенсии, пособия и т.п.) тормозятся на счетах в банке, проценты – ясно куда поступают.
Простому человеку не понять, почему введены незаконные, по сути, ограничения на средства, которые могут тратить заключенные на так называемый «ларек». В некоторых тюрьмах и лагерях они составляют 100 рублей при ценах более высоких, чем на воле. Но что ж тут непонятного? Возникает дефицит, значит, и цены на черном рынке растут. Если устраивается акция по изъятию сотовых телефонов, как в пятой колонии под Питером, в несколько раз увеличивается на черном рынке цена на мобильники. Так происходит втягивание все большого количества заключенных в чернорыночную экономику.
Поэтому и появилась необходимость в создании полностью управляемого арестантского сообщества, а тут опыта нам не занимать. Поскольку технологии подавления одинаковы в учреждениях различных регионов, можно предположить, что над ними трудятся целые научные коллективы. Руководство ФСИН часто жалуется на свою бедность и маленькую зарплату сотрудников. Посмотрите на стоянки около некоторых учреждений. Раньше там было две три машины, теперь автомобилям, на которых приезжают на службу сотрудники, места не хватает. Все продается и все покупается в этом «чернорыночном ГУЛАГе»: сотовые телефоны, оружие, взрывчатка. Даже совесть и душа продается, как мы видим на примере с секциями (СДП).
Я уже говорил: есть основания полагать, что в наших ИУ нарушаются не просто права человека. С нашей точки зрения, прокурорский и ведомственный контроль неэффективны, а проект закона об общественном контроле без малого десять лет пылится на Госдумовских полках.
Что касается правозащитных организаций, то тех, кто серьезно занимается тюремными делами, не пускают в зону под самыми разными предлогами. Приведу несколько конкретных примеров.
В сентябре этого года известный правозащитник А. В. Бабушкин просил разрешить ему посетить одну из колоний Калужской области (поселок Товарково), где неоднократно проходили голодовки. Первый заместитель директора ФСИН России Э. В. Петрухин официально Бабушкину ответил, что эту колонию уже посещали сотрудники прокуратуры и региональный уполномоченный по правам человека Ю. И. Зельников, поэтому поездку Бабушкина г-н Петрухин считает «нецелесообразной», его посещение, дескать, отвлечет внимание сотрудников колонии от более важных дел.
В этом голу была создана рабочая группа Президентского Совета по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека (этот совет возглавляется Э. А. Памфиловой), мы хотели посетить одно-два учреждения в Мордовии (бывший Дубровлаг), откуда поступает больше всего жалоб на нарушения прав человека. Нам неоднократно отказывали, один раз сообщили причину: в Мордовские учреждения уже приезжала делегация из Кембриджского университета и представители «Международной тюремной реформы». Но мы знаем, что эти группы визитеров посещали женскую колонию, в которую мы и не собирались ехать.
Уже более года Комиссия по правам человека при Мэре Москвы не может добиться от руководства ФСИН России разрешения на посещение московских СИЗО. Министр юстиции РФ на встрече с членами Президентского совета (в марте этого года) сказал, что это безобразие. И отдал приказ директору ФСИН России Ю.И. Калинину немедленно организовать посещение группой членов Комиссии по правам человека при Мэре Москвы московских изоляторов. Но и туда нас так и не пустили.
В прошлом году была сорвана поездка специального докладчика ООН по пыткам Манфреда Новака (среди прочего, Новаку запретили конфиденциальные встречи с заключенными, хотя это разрешено практически во всех странах, даже в ЮАР). Совсем недавно отказали в посещении наших тюрем депутату Бундестага Германии (первому парламентскому секретарю фракции «Союз Зелёные») Фолькеру Бекку. Я, честно говоря, не припомню случая, когда бы официальным лицам такого ранга отказывали в посещении российских пенитенциарных учреждений. Ничего удивительного в такой непроницаемости и закрытости российских учреждений я не вижу: нашим тюремщикам есть, что так скрывать. Скрывают они, если верны мои рабочие гипотезы, новый ГУЛАГ («чернорыночного образца»), в котором в массовом порядке совершаются преступления против человечества.
Из-за тюремных бунтов уже привлечено большое общественное внимание к ситуации, которая сложилась в учреждениях УИС, для СМИ — это тема номер один. Я думаю, независимые правозащитники могли бы в этой ситуации предпринять некоторые конкретные и радикальные шаги. Создать, скажем, Общественный Трибунал по расследованию преступлений против человечества,  призвать западные фонды прекратить финансирование программ, связанных с российскими тюрьмами (деньги, как правило, идут в пенитенциарную систему через всякие липовые общественные организации и фонды) и т.п. Уважающие себя фонды главным условием при выделении грантов на такого рода программы ставят открытость и прозрачность расходования  средств. В контексте тех примеров, которые я привел выше, можно сказать, что нынешняя уголовно-исполнительная система нагло и откровенно демонстрирует свою закрытость.
Лет 15 назад мы уже обращались с подобным призывом к западным и международным фондам и организациям. Это был момент, когда тюремное ведомство собирало деньги на строительство новых и реконструкцию старых тюрем и СИЗО, охотно признавая, что это «Ад на земле». В той политической ситуации, при проводимой тогда уголовной политике, строительство новых тюрем привело бы к росту численности заключенных, т.е. узников этого «Ада», поэтому мы и были против оказания такой помощи. После перехода службы исполнения наказаний из МВД в Минюст (в 1998 году) ее руководство выступило инициатором программы сокращения численности тюремного населения, правозащитники и тюремщики чуть ли не партнерами стали. В те годы мы, естественно, выступали за оказание помощи службе исполнения наказаний. И она получила миллиарды долларов от западных и международных фондов (например, на программу борьбы с тюремным туберкулезом).  

И буквально несколько слов по поводу главной версии руководства ФСИН: что все лагерные акции планируются и проводятся некими «криминальными авторитетами (хорошо, что не масонами).
Если допустить, что  акции протеста планируются заранее, то непонятно: чем занимаются оперативные службы?  Человек, хоть немного знакомый с нашими методами управления массой заключенных, должен предположить, что эти службы либо бездействуют, либо сами провоцируют протестные акции.
При огромной армии информаторов, нынешних средствах контроля – уже через пару часов после какого-либо обсуждения их даже небольшой группой зачинщиков об этих планах должны были бы знать сотрудники оперативной части.
Версия про криминальных лидеров похожа на басни про вредителей, врагов народа или масонский заговор. Не понятно, зачем этим «лидерам» надо бороться с установившимся порядком вещей. Они сейчас сидят «как короли». Ни в одной тюрьме мира нет такой «малины», как у нас. Были бы деньги, и тебе подадут все, что душе угодно: выпивку, закуску из ресторана, наркотики и даже девочек.
Сотрудники ФСИНа и сейчас, как в сталинские времена, охотно пользуются услугами криминальных «авторитетов» для поддержания установившегося в новом ГУЛАГе порядка. На сайте «Тюрьма и Воля» вы можете познакомиться с одним из примеров — это история мужественного арестанта Алексея Князева — бывшего заключенного Льговской колонии, который осмелился подать жалобу в Европейский суд по правам человека. Несколько заключенных Льговской колонии уже через месяц после отправки своих жалоб в Страсбург от них отказались. Среди «отказавшихся» был и Алексей Князев. Почему отказались? — не трудно догадаться. Как сообщил позже Алексей своему адвокату, к нему (возможно, и к другим «отказчикам») применялись пытки с использованием кипятильника (на жаргоне тюремщиков это пытка называется «гусь на сковороде»). При встрече с адвокатом Алексей просил передать в Страсбургский суд специальное заявление. В этом документе говорилось, что отказ от жалобы в Европейский Суд по правам человека Алексей был вынужден написать под пытками.
После этого «на сцене» (точнее в кабинете начальника СИЗО) появляются и криминальные «авторитеты»: «смотрящий» за городом Курском «Лука», «Емеля Курский» и «Петруха Брянский» (все это, разумеется — «погонялова», т.е. клички). Именно эти авторитеты пытаются заставить Алексея отказаться от жалобы в Европейский суд. Зарубежным «мафиози» такие сюжеты, пожалуй, и не снились.

Начиная с 2005 года, согласно данным Федеральной службы исполнения наказаний (http://www.fsin.su/pics/gr-09?2007.jpg), численность лиц, находящихся в местах лишения свободы, вновь стала расти: к настоящему времени, по сравнению с данными 2004 года, численность сидельцев в России выросла более чем на сто тысяч человек в год. Чем вы это объясняете?
Из статистики, опубликованной Судебным департаментом при Верховном суде РФ (http://www.cdep.ru/material.asp?material_id=199), следует, что в 2006 году доля оправданных российскими судами первой инстанции составила менее процента (0,77%) среди всех лиц, обвиняемых по уголовным делам, по которым вынесены судебные постановления по существу дела (10,7 тыс. оправданных из 1 млн 398 тыс. человек, представших перед судом). Не кажется ли вам, что устойчиво низкий процент оправдательных приговоров в России обусловлен положениями Конституции страны, согласно которой Президент как глава государства назначает всех судей вплоть до районного уровня включительно, что на деле приводит к тенденциозному подбору судей чиновниками президентской администрации?

Давайте уточним, что происходило в последние 15 лет с численностью заключенных в России. Как мы видим, тюремное население в нашей стране росло огромными темпами, достигнув рекордного уровня (более миллиона человек) к 1998 году. Затем положение вначале стабилизировалось (на уровне миллиона с небольшим), после ряда широкомасштабных амнистий и принятия пакета законодательных предложений, разработанных тюремной службой, тюремное население значительно сократилось, примерно на 30% к 2005 году. Мы в эти годы даже уступили место тюремного лидера США. Затем количество заключенных снова начало расти. О некоторых причинах этого роста подробно рассказывается в брошюре, изданной Центром «Тюремное население России и других стран» (текст брошюры вы можете найти на нашем сайте , и в некоторых других статьях, на том же сайте размещенных . Рост тюремного населения вызван комплексом сложных причин. Прежде всего, это варварская судебная практика (как верно отмечает посетитель сайта «Эксперт»). Парадокс: поток людей, поступающих в исправительные учреждения, падает, но растет средний срок наказания. В значительном количестве случаев судьи назначают предельно возможный срок, который предусмотрен соответствующей статьей УК РФ. Моя рабочая гипотеза (она основана на интервью с адвокатами, судьями, другими работниками органов юстиции, с заключенными и т.д.): судьям не выгодно назначать мягкие наказания: в этом случае люди, угодившие в жернова системы уголовного правосудия, будут меньше бояться, а следовательно, будут давать меньше взяток, расценки на судейские услуги упадут и т.п.

Главная наша беда, из-за которой невозможна реальная судебная реформа, — это отсутствие в нашей стране «культурных профессиональных сообществ» , в т.ч., и культурного судейского сообщества(3). О степени «некультурности» судейского сообщества можно судить  по скандалам, связанным с изгнанием достойнейших представителей судейского сословия самими же судьями из своих рядов (через так называемые «квалификационные коллегии судей»). Самый безобразный случай — лишение судебных полномочий А. С. Пашина, которого вы можете увидеть в телевизионной программе «Федеральный судья». Два раза нам удавалось через Верховный суд РФ добиваться отмены «коллегиальных» решений. На третий раз Сергей Анатольевич сказал, что у него нет больше желания участвовать дальше в этих скандалах.  
Что же касается порядка назначения судей Президентом, то я думаю, что этот институт необходим для обеспечения реальной их (судей) независимости. Такая практика принята во многих цивилизованных странах: для того, чтобы судья был независимым, он должен назначаться президентом, а не избираться, скажем, электоратом — сами знаете, во что превратились выборы в нашей стране.
Возможно, еще одна причина роста количества заключенных: сократилось число условно-досрочно освобожденных заключенных. У меня нет возможности проверить эту гипотезу, поскольку полной информации по практике применения УДО я не имею. Может быть, тюремному ведомству выгодно иметь больше заключенных, за каждого приватизированного арестанта они получают сейчас не малые деньги…

---------------------------------------------------------

Источник: http://www.expert.ru/interview/2007/11/02/abramkin_v/