30 июля
“Подследственный Бушин умирает… Бушин - не
убийца, не разбойник, не насильник. И если его удастся
вылечить, Фемида как-нибудь сама разберется, виноват
он или нет. И если заслужил наказание – то уж точно
не пытки удушьем в тюремных камерах”. Это отрывок из
статьи Ольги Богуславской в МК от 27 июля. Статья называется
“Необъявленный приговор. Смерть в тюрьме – триумф правосудия?”
Виктор Иванович Бушин – сотрудник аэропорта
“Шереметьево”, подозреваемый в покушении на хищение
государственной собственности, в нынешнюю немыслимую
жару содержится в камере тюремной больницы Матросской
Тишины, несмотря на тяжелое состояние здоровья
(сердечная недостаточность последней стадии, эмфизема
легких, дыхательная недостаточность последней стадии,
прогрессирующа стенокардия… перенес три обширных инфаркта).
В деле есть заключение из Центра сердечно-сосудистой
хирургии им. Бакулева о том, что подследственному необходима
срочная операция на сердце.
За семь месяцев, прошедших со дня ареста,
никаких следственных действий не проводилось: в таком
состоянии Бушин не может сам дойти до следственного
кабинета, комнаты свиданий, прогулочного дворика… Под
письмом с просьбой изменить меру пресечения Виктору
Ивановичу стоит триста подписей, сослуживцы обвиняемого
готовы внести залог. Но следователь А.С. Самоделкин
отказывает. Отказывает и в проведении медицинской экспертизы,
которая может дать заключение о возможности содержания
Бушина под стражей в таком состоянии. Председатель Преображенского
межмуниципального суда Москвы С.В. Богачев, рассмотрев
жалобу адвоката Бушина на необоснованность ареста, вынес
постановление: никаких нарушений УПК в действиях следствия
и прокуратуры нет…
“Следователь Самоделкин, - пишет Ольга Богуславская,
- видимо, предпочитает работать с трупами”.
* * *
Оказавшись в 1994 году в общей камере Бутырки
вместе с депутатами Госдумы, я испытал чувство смертного
ужаса. Все прежде виденное мной за шесть лет советских
тюрем и лагерей, ни в какое сравнение не шло с нынешним
“адом на земле”, как определяют сейчас свое положение
в следственном изоляторе сами заключенные. Приходилось,
правда, попадать в еще большую тесноту во время этапа:
иной раз в купе столыпинского вагона забивают по три
десятка заключенных. Но этап - это максимум три дня,
а здесь люди сидят по нескольку месяцев, а то и лет.
Впрочем, и посидеть не всегда удается: на тридцать шконок
приходится по 120-150 человек, они и уместиться-то в
свободном пространстве камеры не могут встав все разом
- свободная (от нар и вещей) площадь на одну душу не
превышает 0.2 квадратного метра.
Когда мы вырвались на волю, депутаты не сразу
сообразили - почему от нас шарахаются прохожие? Наша
одежда за пару часов пребывания в Бутырке успела пропитаться
каким-то тошнотворным запахом... Он вовсе не похож был
на тот запах, что остался в памяти от моего бутырского
года (в 80-м), атмосфера сегодняшней тюрьмы скорее напоминает
бойню или мертвецкую. В этой вязкой, ядовитой атмосфере
тела людей покрываются незаживающими язвами, кожа отделяется
и сползает с набухшей плоти. Один из заключенных прямо
перед депутатами потянул край кожи с локтя, и кожа легко
сползла до кисти... “Это не больно, - сказал он как-то
по-деловому, спокойно. “А потом?” - спросил я его. “Потом
помаленьку защиплет...”
В заявлениях узников СИЗО на первом
месте (за пятьдесят процентов) - просьбы ускорить следствие
или суд. Все прочее (“не лечат”, “плохо кормят”, “бьют”,
“не дают свидания”...) кажется им малосущественным.
Виновен - не виновен, а единственный шанс выжить в забитых
до предела камерных склепах — это получить приговор
суда и вырваться отсюда. Все равно куда, хуже уже не
будет. Даже для безнадежных туберкулезников суровый
приговор оставляет надежду — оклематься в относительно
лучших условиях зоны, или, по крайней мере, успеть повидаться
на свидании с близкими, глотнуть перед смертью свежего
воздуха, глянуть в незарешеченное небо.
Я не знаю, какое страшное преступление должен
был бы совершить человек, чтобы такое наказание следовало
бы признать справедливым.
* * *
Заместитель начальника московского УИН Александр Константинович
Волков:
На сегодняшний день в Москве пять действующих
изоляторов, один строится; мы надеемся, что к концу
года он будет введён в строй. Изоляторы все переполнены.
На сегодняшний день содержится 16 тысяч, бывает – 16200-15900,
в зависимости о того, сколько вывезут за пределы города
Москвы. Следственные изоляторы все переполнены. Наиболее
сильное переполнение в 3-м изоляторе – 310%.
|
Изолятор
|
Количество мест
|
Содержится заключённых
|
|
Первый
|
1660
|
4660
|
|
Второй
|
2190
|
4660
|
|
Третий
|
1250
|
3879
|
|
Пятый
|
945
|
1496
|
|
Шестой
|
735
|
1440
|
Два наших основных СИЗО (Матросская Тишина
и Бутырка) находятся в ветхом состоянии. В буквальном
смысле слова проваливаются полы, рушится здание.
20 июня.2001 г.
Круглый стол правозащитных организаций
Московского УИН
|
