Кризис наказания

Яков Гилинский

Всякое наказание преступно.
Лев Толстой

Надо избавиться от иллюзии, будто уголовно-правовая система является главным образом средством борьбы с правонарушениями.
Мишель Фуко

Хорошо известно, что тюрьма не «перевоспитывает», а служит местом повышения криминальной квалификации и профессии. Содержание пенитенциарной («наказательной») системы требует огромных финансовых затрат, ложась тяжким грузом на налогоплательщиков. Лишение свободы — неэффективная мера наказания с многочисленными негативными побочными последствиями.

Лишение свободы — вынужденная мера, пока человечество не придет к более совершенным средствам социального контроля над преступностью [1]. «Известны все недостатки тюрьмы. Известно, что она опасна, если не бесполезна. И все же никто «не видит» чем ее заменить. Она — отвратительное решение, без которого, видимо, невозможно обойтись» [2].

Криминологическая наука и многовековая практика свидетельствуют о том, что пока человечество не научилось обходиться без тюрем, к этой высшей мере наказания (смертная казнь должна быть запрещена во всем мире) допустимо прибегать только в отношении совершеннолетних, виновных в тяжких насильственных преступлениях (убийство, причинение тяжкого вреда здоровью, изнасилование, разбойные нападения, терроризм, геноцид и т.п.). За имущественные, экономические, должностные, экологические и прочие преступления должны, как правило, применяться меры наказания, не связанные с лишением свободы (ограничение свободы, включая электронное слежение, исправительные и принудительные работы, штраф, конфискация, возложение обязанности возместить ущерб и т.п.). «Вор не должен сидеть!». Тем более это относится к несовершеннолетним, чье раннее попадание в «места не столь отдаленные» гарантирует ранний рецидив.

В настоящее время в большинстве цивилизованных стран осознается «кризис наказания», кризис уголовной политики и уголовной юстиции, кризис полицейского контроля [3].

«Кризис наказания» проявляется, во-первых, в том, что после Второй мировой войны во всем мире наблюдается рост преступности, несмотря на все усилия полиции и уголовной юстиции. Во-вторых, человечество перепробовало все возможные виды уголовной репрессии, включая квалифицированные виды смертной казни (четвертование, колесование, сожжение заживо и др.), без видимых результатов (неэффективность общей превенции). В-третьих, как показал в 1974 г. Т. Матисен, уровень рецидива относительно стабилен для каждой конкретной страны (и для России тоже!) и не снижается, что свидетельствует о неэффективности специальной превенции. В-четвертых, по мнению психологов, длительное (свыше 5-6 лет) нахождение в местах лишения свободы приводит к необратимым изменениям психики человека [4]. Впрочем, о губительном (а отнюдь не «исправительном» и «перевоспитательном») влиянии лишения свободы на психику и нравственность заключенных известно давно. Об этом подробно писал еще М.Н. Гернет [5].

Осознание неэффективности традиционных средств контроля над преступностью, более того — негативных последствий такого распространенного вида наказания как лишение свободы, приводит к поискам альтернативных решений как стратегического, так и тактического характера. В странах Западной цивилизации это проявляется следующим образом.

Во-первых, при полном отказе от смертной казни (а это непременное условие цивилизованного общества) лишение свободы применяется в крайних случаях. Так, в Англии и Уэльсе, а также в Швеции из общего числа осужденных к лишению свободы приговаривалось около 20% [6], а к штрафу — почти половина осужденных. В Германии доля приговоренных к реальному (безусловному) лишению свободы составляла лишь 11-12% от общего числа осужденных, тогда как штраф — свыше 80% [7]. Безусловное лишение свободы в 2004 году составило лишь 8% (штраф — 70%) [8]. В Японии к лишению свободы приговаривались лишь 3-4% осужденных, к штрафу же — свыше 95%. Это вполне продуманная политика, ибо «в результате этого не происходит стигматизация лиц, совершивших преступные деяния, как преступников. Смягчаются сложности ресоциализации преступников после их чрезмерной изоляции от общества и таким образом вносится значительный вклад в предупреждение рецидива» [9].

Во-вторых, в странах Западной Европы, Австралии, Канаде, Японии преобладает краткосрочное лишение свободы. Во всяком случае — до 2-3 лет, т.е. до наступления необратимых изменений психики. Так, в Германии осуждались на срок до 6 месяцев 21% всех осужденных к лишению свободы, на срок от 6 до 12 месяцев — еще 26% (т.е. всего на срок до 1 года — около половины всех приговоренных к тюремному заключению). На срок от 1 до 2 лет были приговорены 38% осужденных. Таким образом, в отношении 85% всех осужденных к лишению свободы срок наказания не превышал 2-х лет, на срок же свыше 5 лет были приговорены всего 1,2% [10].

В-третьих, поскольку сохранность или же деградация личности существенно зависят от условий отбывания наказания в пенитенциарных учреждениях, постольку в цивилизованных государствах поддерживается достойный уровень существования заключенных (нормальные питание, санитарно-гигиенические и «жилищные» условия, медицинское обслуживание, возможность работать, заниматься спортом, встречаться с родственниками), устанавливается режим, не унижающий их человеческое достоинство, а также существует система пробаций (испытаний), позволяющая дифференцировать условия отбывания наказания в зависимости от его срока, поведения заключенного и т.п.

Автору этих строк довелось посещать тюрьмы и другие пенитенциарные учреждения многих зарубежных стран Азии, Америки, Европы и, конечно же, бывшего СССР и России. В тюрьмах Западной Европы убеждаешься, что можно вполне сочетать надежность охраны (в основном с помощью электронной техники, без автоматчиков и собак) и режимные требования с соблюдением прав человека, уважением его личности. В одной из посещенных мною тюрем Турку (Финляндии) заключенным… выдаются ключи от камеры, чтобы человек, уходя из нее, мог закрыть дверь в «свою комнату» и открыть, возвращаясь. По мнению начальника тюрьмы, это позволяет заключенным сохранять чувство собственного достоинства. В Хельсинки (Финляндия), Фрайбурге (Германия) заключенные проживают по одному — два человека в камере и днем свободно гуляют по коридору, заходят в гости друг к другу. При мне в тюрьме Хельсинки осужденные на кухне блока готовили торт ко дню рождения одного из заключенных. В камерах находятся телевизоры, компьютеры, прохладительные напитки.

В-четвертых, все решительнее звучат предложения по формированию и развитию альтернативной, не уголовной юстиции для урегулирования отношений «преступник — жертва», по переходу от «возмездной юстиции» (retributive justice) к юстиции возмещающей, восстанавливающей (restorative justice) [11]. Суть этой стратегии состоит в том, чтобы с помощью доброжелательного и незаинтересованного посредника (нечто в роде «третейского судьи») урегулировать отношения между жертвой и преступником. Во многих случаях корыстных преступлений потерпевший больше заинтересован в реальном возмещении причиненного ему ущерба, нежели в том, чтобы «посадить» виновного (и, как правило, в течение многих лет дожидаться результатов исполнения обязательств по удовлетворенному в уголовном процессе гражданскому иску). А лицо, совершившее это преступление, скорее будет готово возместить ущерб, чем «идти в тюрьму». Опыт такого решения конфликта «преступник — жертва» фактически существует в тех странах, где еще сильны общинные связи и авторитет старейшин (в частности, у аборигенов Новой Зеландии), и постепенно внедряется в других государствах.

Переходя к статистическим данным, автор вынужден оговориться. К сожалению, нет единого официального публикуемого источника соответствующей статистики ни по России, ни по странам мира. Поэтому ниже будут приводиться данные, опубликованные в различных источниках, где цифры не всегда совпадают. Это неизбежное зло, с которым приходится мириться не только в данной публикации. Автор пытался, насколько это возможно, минимизировать разночтения. Кроме того, в статистические данные по РСФСР — СССР — РФ в различные годы не включались лица, находящиеся в пенитенциарных учреждениях КГБ, и за все годы — не включен контингент заключенных в органах военной юстиции (благо это всегда «секретно»…).

Сколько сидело в СССР

Постараемся проследить динамику среднегодового количества заключенных — подследственных и осужденных к лишению свободы — за все года советской власти (с 1917 по 1991 год). Общие сведения представлены на рис. 1 и 2.

Говорят, «революция поедает своих детей». Как свидетельствуют данные рис. 1, она это делает не сразу: с 1917 по 1925 год среднегодовая численность заключенных не достигает 100 тысяч человек. А дальше — аппетит приходит во время еды…

Как видим, свыше миллиона заключенных (не считая сотен тысяч расстрелянных и приговоренных к «десяти годам лишения свободы без права переписки», что на сталинском петушином языке также означало — расстрел) появилось с 1936 года — в период сталинского «большого террора», а максимум заключенных — порядка двух с половиной миллионов приходится на 1948-1953 годы. Так вождь всех времен и народов отблагодарил свой народ за победу во Второй мировой войне…

С другой стороны, явно уменьшается число заключенных в период хрущевской «оттепели» (1956-1964 годы).

Если количество несовершеннолетних, находящихся в заточении (воспитательно-трудовых колониях — ВТК), начинается в 50-е годы минувшего столетия с 20 тысяч, то в 70-е годы их число вырастает вдвое — достигая или превышая 40 тысяч подростков (рис. 3).

Второй всплеск общего числа заключенных — свыше 2 млн. человек — в 1985-1987 годах трудно объяснить. Легче понять сокращение этого числа с 1988-1989 годов, когда волна горбачевской перестройки докатилась до мест лишения свободы.

По числу заключенных на душу населения Россия соревнуется с США

Хорошо известно, что Россия и США прочно занимают первые места в мире по числу заключенных — лиц, находящихся в местах лишения свободы — в расчете на 100 тысяч населения, оторвавшись по этому прискорбному показателю от остального мира. При этом оба «чемпиона» поочередно занимают то первое, то второе место, как будто соревнуясь между собой (рис. 4, табл. 1) [12].

Итак, с 2001 года США явно вырвались вперед. Однако, начиная с января 2005 года, Россия начинает потихоньку «наверстывать упущенное». Если, по данным ФСИН, на 1 января 2005 года количество заключенных составило 749647 человек (здесь и далее без системы военной юстиции), то к июлю 2005 года их было уже 782935 человек, к июню 2006 года — 832,4 тысячи человек, к ноябрю 2006 года — 855,0 тысячи человек, на 1 января 2007 года — 871,7 тысячи человек, а на 1 сентября 2007 года — 886,4 тысячи человек. При этом количество населения России за это же время сократилось, следовательно, уровень заключенных (на 100 тысяч населения) растет еще быстрее, чем абсолютное число наших сограждан, находящихся в местах лишения свободы. Если учесть, что по последним данным количество заключенных приближается к 900 тысячам, то у нас появляются шансы вновь догнать США.

Сравнительные сведения об уровне заключенных (на 100 тысяч человек населения) в ряде стран приводится в табл. 1 и 2 и на рис. 5 [13].

Таблица 1. Число заключенных в некоторых странах, 1990-2006, на 100 тысяч человек

Таблица 2. Число заключенных на 100 тысяч жителей в некоторых странах СНГ

^* Данные за 2004 г.

Как явствует из приведенных данных, во-первых, как уже отмечалось, Россия и США безусловно лидируют по числу заключенных на 100 тыс. жителей. Во-вторых, с конца 90-х годов минувшего столетия в большинстве стран наблюдается рост этого показателя. Мировая криминология объясняет это как результат «моральной паники» (С. Коэн), страха перед преступностью, раздуваемого властями и СМИ. По мере возрастания страха растет и репрессивное сознание (особенно среднего класса, которому есть, что терять), а вслед за ним и репрессивность государства, полиции, уголовной юстиции. В-третьих, к странам с традиционно низким уровнем заключенных относятся Дания, Норвегия, Финляндия, Япония. Кроме того, нельзя не отметить столь же традиционно высокий показатель в некоторых странах бывшего СССР (табл. 2).

Перейдем к более подробному рассмотрению российской ситуации.

Как видно из рис. 6, с 1999 года по 2004 год количество заключенных в российских пенитенциарных учреждениях в целом сокращалось, а с 2005 года начался рост этого показателя. Табл. 3 отражает более подробные сведения о числе заключенных в различного типа пенитенциарных учреждениях: в исправительных колониях (ИК) различного режима, воспитательных колониях для несовершеннолетних осужденных (ВК), подследственных — в следственных изоляторах (СИЗО), тюрьмах и в подразделениях, функционирующих в режиме следственных изоляторов (ПФРСИ), а также сведения о количестве персонала уголовно-исполнительной системы (УИС).

Рисунок 6. Общее число лиц, находящихся в местах лишения свободы (заключенных) в России, 1999-2007, на конец года, тысяч человек

^* на 4 июля 2007 года

Таблица 3. Количество заключенных в российских пенитенциарных учреждениях на конец года, тысяч

^* нет сведений

Из данных табл. 3 прослеживается тенденция сокращения контингента ИК строгого режима, а также ВК, увеличение населения ИК поселений. Значительно растет количество женщин в числе заключенных. При этом их доля в общем числе осужденных изменяется не столь резко и однозначно: 1999 — 11,8%, 2000 — 13,0, 2001 — 13,7, 2002 — 13,0, 2003 — 14,2, 2004 — 12,9, 2005 — 13,2%.

Молодые и неженатые

Из приведенных в табл. 3 данных просматривается еще одна закономерность: с годами сведения о наполняемости российских пенитенциарных учреждений становятся все более скупыми. К сожалению, это отражает общую закономерность «доступности» (точнее — недоступности) статистических данных о «нежелательных» явлениях нашей действительности…

Попытаемся все же объединить имеющиеся данные о демографическом составе заключенных.

Интересно, что наряду с общегражданскими переписями населения, сотрудниками НИИ МВД РФ под руководством проф. А.С. Михлина проводились переписи заключенных в местах лишения свободы (1970, 1975, 1979, 1989, 1994, 1999 годы) [14]. К сожалению, последняя такая перепись была проведена в 1999 году. Вот некоторые ее результаты.

Возрастная динамика заключенных представляется следующим образом. Доля 14-15-летних сокращается от 0,5% в 1970 году до 0,2-0,3% в 1979, 1989, 1994 годах, но увеличивается до 1,1% в 1999 году. Удельный вес 16-17-летних снижается от переписи к переписи с 3,7% до 2,2%. В 2007 году доля несовершеннолетних заключенных составила 1,3%. Если 18-19-летние в 1970 и 1979 годах составляли соответственно 27,6 и 29,7% всех осужденных к лишению свободы, то в годы последующих переписей их доля сократилась до 5-5,3%. Удельный вес 20-29-летних возрастает от переписи к переписи с 16,7% до 43,5%. Динамика остальных возрастных групп — без выраженных тенденций: 30-39 лет — от 22,6% в 1979 году до 33,5% в 1994 году (1999 год — 27,1%); 40-49 лет — от 11% в 1989 году до 16,4% в 1994 году (1999 год — 15,9%); 50-54 года — от 2,4% в 1970 году до 3,9% в 1979 году (1999 год — 2,6%); 55-59 лет — 1,2-2,3%, свыше 60 лет — 0,7-1,2%.

Средний возраст осужденных к лишению свободы составил: 1970 год — 31,9; 1979 год — 31,6; 1989 год — 32,1; 1994 год — 32,6; 1999 год — 31,5.

В 1999 году наиболее представительная группа в мужских ИК общего режима — 20-39 лет (76,9% от общего числа отбывающих наказание в ИК этого вида, средний возраст — 29,4 года), в ИК строгого режима — 25-49 лет (77,6%, средний возраст — 34,6 года), в ИК особого режима — 30-49 лет (65,7%, средний возраст — 38,7 лет). Женщины в целом старше мужчин. Наиболее представительная возрастная группа в женских ИК общего режима — 20-49 лет (88,6%, средний возраст — 34 года), в ИК строгого режима — та же группа, но 90,3% при среднем возрасте 35,5 лет.

В тюрьмах (где отбывают наказание по приговору суда наиболее опасные преступники) самая представительная группа — 25-49 лет (93,3%, средний возраст — 33,8 лет).

В табл. 4 представлен возрастной состав осужденных и их структура по возрастным группам по последним доступным нам данным.

Таблица 4. Состав осужденных по возрасту в 2003 и 2004 годах

Основная масса осужденных относится к трудоспособным возрастам, причем обращает на себя внимание высокая доля среди них молодых людей. Если сопоставить первую группу со среднегодовой численностью всего населения России 2003 года в возрасте от 15 до 25 лет, а вторую — с соответствующей численностью населения в возрасте 26-55 лет, то окажется, что в расчете на тысячу жителей России в первом случае приходится 7,8 осужденных, а во втором — 7,4. Если же учесть, что в числе осужденных в возрасте от 15 до 25 лет доля 15-17-летних невелика, и отнести это число к населению в возрасте 18-25 лет, то на тысячу жителей этого возраста придется 10,9 осужденных.

Семейное положение. Удельный вес не состоявших в браке вырос от переписи к переписи с 49,4% до 69,1% (для мужчин в ИК в 1999 году — 68,6%, для женщин в ИК — 62,9%, для ВК — 88,8%, для тюрем — 59,1%). Семья распалась до осуждения у 10-12% заключенных. Из состоявших в браке семьи распались за время отбывания наказания у 23,3% осужденных в 1970 году с последующим возрастанием до 32,4% в 1999 году (в мужских ИК в 1999 году — 31,5%, в женских ИК — 47,7%, в ВК — 30,4%, в тюрьмах — 39,4%). Вступили в брак за время отбывания наказания — 2,1-2,9% (только из числа ранее не состоявших в браке — 3,0-3,9%), в том числе в 1999 году в мужских ИК — 2,7%, в женских ИК — 1,1%, в ВК — 2,2%, в тюрьмах — 2,4%. Как следует из приведенных данных, у женщин чаще распадается семья за время отбывания наказания и они реже вступают в брак, находясь в колонии. Между тем, наличие семьи для женщин обычно важнее, чем для мужчин, так что и по этому показателю женщины теряют при осуждении к лишению свободы больше.

Туберкулез — болезнь тюрьмы

На 1 января 1999 года в пенитенциарных учреждениях системы ГУИН МЮ находились свыше 2,3 тысячи ВИЧ-инфицированных, 92 тысячи больных активной формой туберкулеза. Туберкулез — одна из страшных проблем современной российской тюрьмы. Ежегодно около 30 тысяч туберкулезных больных поступают в СИЗО, 35-40 тысяч осужденных вновь заболевают туберкулезом. При этом отсутствуют нормальные условия содержания таких больных, необходимое питание, а потребность в лекарствах и медицинском оборудовании обеспечивается лишь на 20-25%.

В табл. 5 и на рис. 7 приводятся сведения о больных активной формой туберкулеза и ВИЧ-инфицированных в пенитенциарных учреждениях. И хотя число больных туберкулезом за 1999-2007 годы сократилось вдвое, их общее количество достаточно велико. Кроме того, по данным международных организаций, рост больных туберкулезом продолжался, по крайней мере, до 2004 года, а число ВИЧ-инфицированных с 1998 по 2003 год выросло более чем в 40 раз [15]. На 1 января 2007 года общее число ВИЧ-инфицированных в пенитенциарных учреждениях составило более 39 тысяч человек [16].

Таблица 5. Динамика числа больных активным туберкулезом и ВИЧ-инфицированных в российских пенитенциарных учреждениях, 1999-2007, на начало года, тысяч человек

Рисунок 7. Динамика числа больных активным туберкулезом и ВИЧ-инфицированных в российских пенитенциарных учреждениях, 1999-2007, на начало года, тысяч человек

В пенитенциарных учреждениях России развивается практически неизлечимая лекарственно-устойчивая форма туберкулеза (ЛУ ТБ), ею уже страдают не менее 20 тысяч заключенных. В связи с миллионным контингентом заключенных и высочайшим уровнем их на 100 тыс. населения, а также быстротой распространения ЛУ ТБ, страна оказалась основным источником распространения этого заболевания в мире, что давно уже беспокоит мировую общественность [17].

В 1999 году отбывали наказание с назначенным принудительным или обязательным лечением: от алкоголизма — 8,2% (в 1989 году — 21,1%), от наркомании — 4,5% (в 1989 году — 2,5%), от туберкулеза — 2,2% (в мужских ИК для отбывания пожизненного заключения — 6,8%), от венерических заболеваний — 0,3% (при переписях 1989 и 1994 годов — 0,1%), от токсикомании — 0,1%. Страдали психическим расстройством — 2,1% (в ВК усиленного режима — 5,8%).

Социальный состав и уровень образования

Социальный состав. По переписи заключенных 1999 года род занятий осужденных до их ареста распределялся следующим образом: рабочие — 29,3%, служащие (включая работников правоохранительных органов — 0,4% и военнослужащих — 1,1%) — 3,2%, крестьян — 1,9%, предпринимателей –1,8%, учащихся — 3,7% (в том числе — ПТУ — 1,4%, средних школ — 1,5%, средних и высших профессиональных заведений — 0,6%), домохозяйки и неработающие пенсионеры — 1,4%, безработные — 1,3%, отбывали наказание в местах лишения свободы — 0,5%. Удельный вес не работавших, не учащихся, не имевших постоянного источника доходов вырос с 10,6% в 1970 году до 56,3% в 1999 году. Наибольшая доля последней категории (1999) среди женщин в ИК — 70,8% (а в ИК строгого режима — 75,6%). Это еще одно напоминание об «исключенных».

Образовательный уровень заключенных возрастает по мере роста уровня образования населения в целом. Поэтому не удивительно, что среди контингента пенитенциарных учреждений доля лиц с высшим образованием выросла с 1970 по 1999 год с 0,7 до 1,3%, со средним специальным и незаконченным высшим образованием — от 3,7 до 14,9%, со средним общим образованием — от 11,6 до 48,1%. Одновременно удельный вес лиц с неполным средним образованием сократился с 68,1 до 30,4%, а с начальным образованием и ниже — с 15,9 до 5,3%. Средний образовательный уровень (в условных годах обучения) вырос с 7,1 до 9,4.

Женщины оказались более образованными не только на воле, но и в местах лишения свободы: средний образовательный уровень в мужских ИК — 9,5, в женских — 9,6. Может показаться удивительным, что уровень образования (и по удельному весу лиц с высшим образованием — 2,2%, и по среднему образовательному уровню — 9,8) наиболее высок среди мужчин, находящихся в ИК для отбывания пожизненного заключения. Относительно высокий и средний образовательный уровень у лиц, осужденных к тюремному заключению (9,7).

Следует отметить, что образовательный уровень осужденных в целом был значительно ниже, чем в населении [18]. Так, в 1970 году с высшим образованием в населении РСФСР (старше 10 лет) было 4,4%, в 1979 году — 7,1%, тогда как среди заключенных соответственно 0,7 и 0,8%; со средним специальным и незаконченным высшим образованием за те же годы в населении — 8,6 и 13,1%, среди осужденных — по 3,7%.

Большинство осужденных — люди трудоспособного возраста, хотя не все они — реально трудоспособные, так как какую-то часть из них составляют инвалиды. Трудоспособность осужденных упала с 96% в 1989 году до 85,7% в 1999 году. При этом доля инвалидов III и II групп несколько сократилась: соответственно с 1,6 до 0,9% и с 2,3 до 1,2%. В то же время несколько выросла доля нетрудоспособных по возрасту (до 0,9% в 1999 году) и ограниченно годных к труду (до 11,2% в 1999 году). Трудоспособность в мужских ИК в 1999 году — 84,4%, в женских ИК — 90,1%, в ВК — 92,6%, в тюрьмах — 85,7%.

Последние имеющиеся у нас данные о трудоспособности осужденных приведены в табл. 6.

Таблица 6. Состав осужденных по трудоспособности

Режим отбывания наказания и тюремная субкультура

Условия нахождения в СИЗО, а то и в ИК сами по себе носят пыточный характер, что прямо признавал начальник ГУИН МВД РФ, а затем ГУИН МЮ и ФСИН генерал Ю. Калинин: «Условия в наших следственных изоляторах по международным нормам можно квалифицировать как пытки. Это лишение сна, воздуха, пространства». Правда, после передачи пенитенциарных учреждений из системы МВД в Минюст ситуация несколько изменилась к лучшему. Но последние годы вновь отчетливо наметился возврат к репрессивной системе.

Кроме того, в пенитенциарных учреждениях имеют место пытки как для получения «признательных показаний» от подследственных в СИЗО, так и для наказания «злостных нарушителей режима» в ИК. Незаконным физическим воздействием в отношении задержанных грешат сотрудники различных служб милиции. Не представляет исключения персонал пенитенциарных учреждений. В СИЗО имеются так называемые «пресс-хаты» — камеры, в которые помещают подследственных, не признающих свою вину, и где роль палачей выполняют другие заключенные, разумеется, за определенные льготы [19]. Печальную известность приобрели «Белые Лебеди» — пыточные колонии, куда направляются «злостные нарушители режима» из других ИК. Факты пыток многократно зафиксированы в прорвавшихся на волю жалобах заключенных представителями отечественных и международных правозащитных организаций. Некоторые виды пыток распространены в различных регионах России и подробно описаны в прессе («слоник» — применение противогаза с прерыванием дыхания, «ласточка» — растяжка на веревках, «распятие Христа» — название говорит за себя, «конвертик» — пытаемого складывают как конверт для отправки, «смерть Бонивура»). Пытки стали повседневной практикой, заставившей «Общую газету» в конце 90-х годов открыть постоянную рубрику «Пытки как будни России» (в последнее время эта рубрика исчезла, что вовсе не означает прекращения самих пыток…) [20].

Надо ли напоминать, что применение пыток противоречит Всеобщей декларации прав человека (ст. 5), Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, Европейской конвенции о защите прав человека (ст. 3), Конституции Российской Федерации (ст. 21) и само признается уголовным преступлением (ст. 302 УК РФ)?

В результате нашего исследования применения пыток в пяти регионах России (Санкт-Петербург, Псковская, Нижегородская, Читинская области и Коми Республика) в 2004-2005 годах, было установлено, что если среди населения этих регионов подвергались пыткам со стороны сотрудников правоохранительных органов в течение года 3,4-4,6% жителей, то среди осужденных к лишению свободы еще до приговора суда пыткам подвергались 40-60% обвиняемых [21].

Когда общество или государство в той или иной форме отвергает или дискриминирует какую-либо группу населения, то складывается субкультура этой части населения со своими ценностями, нормами, языком (жаргон, сленг), традициями, образом жизни. Интеграция субкультурных групп является следствием давления социального контроля и по степени обратно пропорциональна ему. Вот почему, чем терпимее, открытее общество, тем менее «злостны» его субкультуры. Изложенные выше условия отбывания наказания в пенитенциарных учреждениях не могут не стимулировать формирование тюремной субкультуры [22].

За много десятилетий в отечественных пенитенциарных учреждениях сформировалась достаточно устойчивая субкультура со своей иерархией (наиболее четко выраженной в мужской «зоне»), нормами («воровской закон», современные «понятия»), языком («блатная феня»). Как любая культура, тюремная субкультура со временем изменяется. Остановимся кратко на сложившейся структуре мужского контингента заключенных.

Во-первых, это неформальные лидирующие группы («воры», «блатные», «черная масть»). По данным Г. Хохрякова, в 90-е годы они составляли 5-18% заключенных. В этой группе (касте) есть свой лидер — «пахан», «авторитет». «Блатные — это реальная власть на некоторых зонах [«черных» — Я.Г.], власть, которая борется с властью официальной, то есть с администрацией зоны. Кроме власти, блатные имеют привилегии: право не работать, право оставлять себе из общака все, что сочтут нужным. У блатных есть и обязанности. Правильный пахан обязан следить за тем, чтобы зона «грелась», то есть получала нелегальными путями продукты, чай, табак, водку, одежду. Он обязан также решать споры, возникающие между другими заключенными, и вообще не допускать никаких стычек между ними, следить за тем, чтобы никто не был несправедливо наказан, обижен, обделен» [23].

Во-вторых, осужденные, сотрудничающие с администрацией учреждения («козлы», «актив», «суки», «красная масть»). Пенитенциарные учреждения, где реальная власть у администрации, носят название «красной зоны».

В-третьих, основная масса («нейтральные», «мужики», «серая масть»), составляющая 70-75% заключенных.

Наконец, в-четвертых, «отверженные» («опущенные», «обиженные», «петухи», «голубая масть»). Они составляют 3-11% заключенных. В «отверженные» попадают за различного рода серьезные проступки, с точки зрения тюремного сообщества, «воровского закона», а также благодаря своим личным свойствам — неопрятные, опустившиеся, пассивные гомосексуалисты. «Нарушители норм сообщества в самом деле отвергаются: у них свои и, разумеется, худшие спальные места; свой стол в столовой, места в кинозале. Они моются в бане отдельно и в последнюю очередь… Они оказываются в своеобразной «двойной изоляции»: сначала их отгородило от себя общество, а затем изгнало из своих рядов собственное сообщество. Оно наказало их не только изгнанием, но и обрекло на худшие и самые тяжелые работы… Грязные, оборванные, с затравленными выражениями лиц, с глазами, в которых навечно застыл испуг… Их спасает только то, что неформальные правила поведения запрещают общение с ними. Они неприкасаемые» [24].

Названная структура носит кастовый характер. Переход из касты в касту «наверх» крайне затруднен, а для «отверженных» невозможен. Перевод из трех первых каст в четвертую возможен в порядке наказания. Законы сообщества свято выполняются, особенно у «малолеток» — в ВК [25]. В результате именно в ВК для несовершеннолетних царит невиданная жестокость по отношению друг к другу.

Администрация пенитенциарных учреждений нередко пытается использовать противоречия «черной» и «красной» масти. Печально известная «сучья война» конца 40-х — начала 50-х годов прошлого столетия унесла тысячи жизней, но не достигла предполагаемого тюремщиками результата — истребления тюремной субкультуры руками самих заключенных. [26] К сожалению, история плохо учит, и в наши дни администрация колоний пытается всех заключенных привлечь в «секции дисциплины и порядка» («красные»), прибегая к запугиванию, побоям, пыткам. Сломленные осужденные, вступая в эти секции, начинают «прессовать» других заключенных, становясь их врагами со всеми вытекающими последствиями.

В результате необоснованного, а часто и незаконного усиления режима, 2007 год ознаменовался значительным числом (свыше 30 ставших известными) массовых волнений и беспорядков в ИК и тюрьмах страны. Ситуация не изменилась и в 2008 году [27].

Общая направленность цивилизационного прогресса — либерализация сознания и политического режима, уголовной политики.

В целом речь идет о переходе от стратегии «войны с преступностью» (War on crime) к стратегии «сокращения вреда» (Harm reduction). Об этом прямо говорится в 11-й Рекомендации доклада Национальной Комиссии США по уголовной юстиции: «изменить повестку дня уголовной политики от «войны» к «миру»» [28]. «Уменьшить надежды на тюремное заключение и обратить больше внимание на общественное исправление (community correction)» советует S. Barcan в 14-й из 23 рекомендаций своей книги [29].

Зная о повышенной репрессивности сознания российских граждан, хочется подчеркнуть: осужденные к лишению свободы раньше или позже возвращаются на свободу, к нам с вами, и чем меньше людей пройдет через тюремную систему, чем короче будет нахождение в ней, попавших в нее, чем человечнее будут условия пребывания в неволе, тем спокойнее и надежнее будет нам, избежавшим тюрьмы, тем меньше будет влияние криминальной и тюремной субкультур на «большое общество» (так называемая «призонизация» — «отюрьмовление» сознания и поведения населения).

Примечания

[1] См. подробнее: Гилинский Я.И. Наказание: криминологический подход // Отечественные Записки, 2008, № 2; Он же. В: Криминология: Учебник. СПб.: МИЭП, 2007 (гл. 7, с. 184-239).

[2] Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999. С. 339.

[3] Mathisen T. The Politics of Abolition. Essays in Political action Theory // Scandinavian Studies in Criminology. Oslo-London, 1974; Albanese J. Myths and Realities of Crime and Justice. Third Edition. Apocalypse Publishing, Co, 1990; Hendrics J., Byers B. Crisis Intervention in Criminal Justice. Charles C Thomas Publishing, 1996; Rotwax H. Guilty. The Collapse of Criminal Justice. NY: Random House, 1996; и др.

[4] Пирожков В.Ф. Влияние социальной изоляции в виде лишения свободы на психологию осужденного // Вопросы борьбы с преступностью. М., 1981. Вып. 35. С. 40-50; Хохряков Г.Ф. Парадоксы тюрьмы. М., 1991.

[5] Гернет М.Н. В тюрьме: Очерки тюремной психологии. Юр. Издат Украины, 1930.

[6] Information on the criminal justice system in England and Wales. Digest. Home Office, 1999. No 4. P. 50.

[7] Strafrechtspflege in Deutschland: Fakten und Zahlen. Bonn: Bundesministerium für Justiz, 1996. S. 30.

[8] Zweiter Periodischer Sicherheitsbericht. Kurzfassung. Berlin, 2006. S. 84.

[9] Уэда К. Преступность и криминология в современной Японии. М., 1989. С. 98, 176-177.

[10] Strafrechtspflege in Deutschland, ibid. S. 32.

[11] Зер Х. Восстановительное правосудие: Новый взгляд на преступление и наказание. М., 1998; Consedine J. Restorative Justice: Healing the Effects of Crime. Ploughshares Publication, 1995; Contemporary Justice Review: Issues in Criminal, Social and Restorative Justice: Special Issue on The Phenomenon of Restorative Justice, 1998. Vol. 1 No 1.

[12] Здесь и далее основные источники: официальные данные ФСИН (по публикациям в ж. «Неволя», 2004-2008); ежегодники International comparisons of criminal justice statistics // Home Office Statistical Bulletin; Walmsley R. Further Developments in the Prison Systems of Central and Eastern Europe. Helsinki: HEUNI, 2003; www.prisonstudies.org

[13] Более подробные сведения по большинству стран мира представлены в: журнал «Неволя», 2007, № 13, с. 35-45, index.org.ru/nevol/2007-13/pristat_n13.html; 2008, № 15, с. 50-64, index.org.ru/nevol/2008-15/statmir_n15.html

[14] Михлин А.С. Общая характеристика осужденных (по материалам специальной переписи 1989 г.). М.: ВНИИ МВД, 1991; Характеристика подозреваемых и обвиняемых, содержащихся в следственных изоляторах: по материалам специальной переписи 1999 г. / ред. А.С. Михлин. М.: Юриспруденция, 2000. Т. 1; Характеристика осужденных к лишению свободы: по материалам специальной переписи 1999 г. / ред. А.С. Михлин. М.: Юриспруденция, 2001. Т. 2.

[15] Положение заключенных в современной России. М.: МХГ, 2003. С. 147.

[16] Неволя, 2007, № 11. С. 34.

[17] См.: Положение заключенных в современной России. Указ. соч. С. 147, 72-81; Приговоренные к смерти? Проблема туберкулеза в тюрьмах Восточной Европы и Центральной Азии. М., 2001.

[18] См.: Численность и состав населения СССР: По данным Всесоюзной переписи населения 1979 года. М.: Финансы и статистика, 1984. С. 27.

[19] См., например, о пыточной камере № 721 Петербургского СИЗО в: Распятие в «Крестах»-2 // Час Пик, 1998, 4 марта.

[20] См. также: Пытки в России: «Этот ад, придуманный людьми». Лондон: Международная Амнистия, апрель 1997; Российский Гулаг: убийства и пытки. М., 2006.

[21] Социология насилия. Произвол правоохранительных органов глазами граждан. Нижний Новгород, 2007; Гилинский Я.И. Социология о пытках в современной России // Неволя, 2006, № 10. С. 19-28.

[22] Гилинский Я.И. Субкультура за решеткой // Советская этнография.1990. № 2. С. 100-103.

[23] Абрамкин В., Чижов Ю. Как выжить в советской тюрьме: В помощь узнику. Красноярск, 1992. С. 98.

[24] Хохряков Г.Ф. Парадоксы тюрьмы. Указ. соч. С. 82.

[25] О страшных последствиях этого см.: Габышев Л. Одлян, или Воздух свободы. М., 1990.

[26] Подробнее см.: Сидоров А. Великие битвы уголовного мира. Кн. 2. Ростов-на-Дону, 1999. С. 65-169.

[27] Подробнее см.: Неволя, 2007, № 12, с. 61-65; № 13, С. 61-73; № 14, с. 24-30; 2008, № 15, с. 75-81.

[28] Donziger S. The Real War on Crime: The Report of the National Criminal Justice Commission. Harper Collins Published, Inc, 1996, p. 218.

[29] Barkan S. Criminology. A Sociological Understanding. Prentice Hall. Upper Saddle River, 1997, p. 542.

Источник: Полит.ру. 01.02.2009