|
Зона. В натуре и в ящике
заметки о тюремном романе
Валерий Абрамкин
О Центре
Наш Центр начал свою деятельность в 1988 году при поддержке
Андрея Дмитриевича Сахарова. Активное участие в создании
и становлении Центра принимали бывшие политзаключенные.
Многие из них сидели в обычных (бытовых) лагерях, а
не на политзонах. Поэтому они хорошо знали реальное
положение вещей в «зоне», понимали, что, без преодоления
наследия ГУЛАГа, никакого достойного будущего у России
не будет. Не важно даже, как мы себе представляем это
будущее – «Третьим Римом», демократическим, правовым
государством с рыночной экономикой и т.п. В любом случае,
при сохранении гулаговских традиций, ничего достойного,
доброго, цивилизованного, в нашей стране не сложится.
 Здесь
нет никакого преувеличения. ГУЛАГ – это не только концлагеря,
которые были придуманы еще при Ленине (идея и название
были позаимствованы потом гитлеровской Германией), это
особый механизм управления страной, народом. Прежде
всего, ГУЛАГ создавался для устрашения населения и массового
истребления: народов, социальных групп («уничтожить
кулака, как класс»), людей, которые заподозрены в возможном
сопротивлении диктатору или властвующей «группировке»,
недовольстве «общественно-политическим строем», «партией
и правительством» и т.д. Подробности можно найти в недавно
вышедшем семитомнике «История сталинского ГУЛАГа» (М.
РОССПЭН, 2004-2005).
«Страна сирот, вдов и бывших заключенных»
В ХХ веке ни одна страна в мире не истребляла и не
отправляла в тюрьму стольких своих граждан, как Россия.
Сколько людей было уничтожено, отправлено за решетку?
Точно сейчас никто сказать не сможет. Но более всего
впечатляет то, что добросовестные эксперты, говоря о
возможной ошибке в своих подсчетах, называют цифру в
миллионы или десятки миллионов загубленных душ. Это
люди, зависшие в неизвестности, в беспамятстве, что,
наверное, страшнее и безвыходней «всемирного потопа».
Последствия понятны. Даже в последнее десятилетие средняя
продолжительность жизни у российских мужчин (58-59 лет)
на 12-14 лет меньше, чем у женщин. Такие демографические
показатели характерны лишь для стран, в которых десятилетиями
идет гражданская война. По оценке одного из экспертов
главного тюремного ведомства - ГУИН (сейчас ФСИН), каждый
третий взрослый мужчина в нашей стране - бывший заключенный.
По расчетам других исследователей: каждый четвертый
(по моим подсчетам), каждый пятый (известный криминолог
Я.И. Гилинский)…
Можно ли создать какую-то «рыночную экономику» в стране,
где треть (или четверть) взрослых мужиков физически
и нравственно покалечена, приучена к «казарменному»
образу жизни? В своем большинстве, - бывшие заключенные
не способны к предприимчивости, свободным рыночным отношениям,
к роли главы семьи, решению собственных проблем… Чаще
всего они сами становятся обузой для женщин и детей,
для всего общества. Отсюда у нас и появилась формула:
«Россия – страна вдов, сирот и бывших заключенных».
Жизнь при зоне
В криминологии используется такой термин - «призонизация»
(от англ. prison — тюрьма), т.е. «отюремнивание» вольного
мира: быта, жизни, языка, культуры, норм, традиций и
обыкновений. Уникальный для России случай, когда иноязычное
слово не требует перевода, более того, звучит для русского
уха куда выразительней, чем для западного - призонизация.
Это, - вроде, - как жить при «зоне». Всякому известно:
при зоне и живем. Еще в 60-е годы прошлого века в обыденном
языке широкое распространение получили выражения (понятия):
«большая зона» (воля), «малая зона» (тюрьмы и лагеря).
Одна из удач фильма «Зона» – это точное слово, найденное
для названия. Очень родное для нас слово. Сколько людей
пострадало от зоны или через нее – не сосчитать, проще
подсчитывать не затронутых, их гораздо меньше. По результатам
социологических исследований, в России небывалое количество
людей, интересующихся тюремными проблемами - 92-95%,
такого нет ни в одной стране.
В андроповские времена тюремное население СССР лишь
чуть-чуть (на 20-25%) не дотягивало до сталинского (послевоенного)
ГУЛАГа. Правда, это в абсолютных цифрах, относительная
(на 100 тысяч населения) доля заключенных была, все-таки,
в два раза меньше. Судя по тюремным показателям, Андропов
был, все-таки, вдвое меньшим злодеем, чем Сталин. 
В 1986-1991 годах тюремное население СССР заметно сократилось,
в относительных цифрах - в 1,7 раза. Впервые мы даже
уступили место тюремного лидера США. Но «недолго музыка
играла»: через два-три года Россия и другие страны рассыпавшегося
Союза были опять «впереди планеты всей», а к концу прошлого
века тюремные показатели поднялись до уровня, достигнутого
при Андропове.
Распризониться за краткий исторический вздох (1986-1991
гг.), мы, естественно, не могли. Более того, усилиями
разбушлатившихся СМИ, книгоиздателей, певцов и политиков,
еще более напризонились. Вот к этим певцам-политикам,
пожалуй, и следовало бы отсылать посетителей сайта «Зона»,
которые поругивают авторский коллектив одноименного
«народного сериала» за использование тюремной лексики.
Кроме того, при поголовном интересе к тюремным проблемам,
какими словами об этих проблемах можно рассказать? Казенный
язык убог и безобразен: тюремное сообщество называется
«спецконтингентом», лагерь – исправительной колонией
(для подростков – воспитательной), заключенный – «осужденным»,
на профессиональном жаргоне тюремщиков - «осужденным»,
еще два клеймящих слова – зек, зычара. Мы стараемся
реже употреблять и слово «заключенный», правильней и
достойней говорить «арестант» – это старинное русское
слово, оно и в зоне воспринимается, как уважительное.
Узников психиатрических тюрем называют пациентами, арестантов, не
соглашающихся сотрудничать с администрацией зоны, - «отрицательно
настроенными осужденными» («отрицаловом»), а девочек-заключенных
воспитанницами (как в «Институте благородных девиц»). Все это - от
стремления нас запутать, а не прояснить реальные проблемы.
Тюремный язык точней и выразительней. Малолетних арестантов
в зоне называют малолетками, народных заседателей –
«кивалами», торговцев на черном рынке – барыгами (от
слова «барыш»), активистов («капо») – козлами. Это слова
из живого развивающегося народного языка, как и слово
«беспредел», которое и тюремным уже не назовешь.
Надо учесть, что толстые (по 10-20 тысяч слов) словари
блатного жаргона, которые сейчас издаются огромными
тиражами, никакого реального представления об арестантском
языке не дают и являются натуральным мошенничеством.
60-80% слов таких словарей взяты, в лучшем случае из
жаргона различных профессиональных криминальных групп,
все остальные, практически, не имеют никакого отношения
и к русскому арго.
В активном обороте и в повседневной жизни арестантов
используется всего 400-500, жаргонных слов (надо добавить
- так называемых), из них, примерно, половина уже давно
вошла в бытовой язык. Значительную часть этих слов вы
найдете, например, в словаре Владимира Даля. Из современных
«нормативных» словарей они выпали, и перед ними пришлось
бы ставить предуведомление «арх.», «устар.». От омертвения
эти слова и спасают арестанты.
О проблемах, связанных с арестантским и казенным языком,
причинах чрезвычайной восприимчивости вольного мира
к языку арестантов, нравам и обычаям тюремного мира,
лучше поговорить отдельно.
Источник:
http://www.zona.tv/main_news/88.html
|