|
Людмила Альперн
Правосудие – как фактор действия естественного отбора?
“У нас преступность не уголовная, а поголовная…”
Из письма заключенного
Человечество научилось исправлять ошибки природы –
выхаживать младенцев, обреченных на смерть – тех, кто
родился слабым, больным, почти безжизненным – жалко
ведь. Научилось обманывать природу – вкладывать в тело
еле живого здоровые органы уже умершего. Изобрело лекарства,
позволяющие продлевать жизнь и не чувствовать боли.
Человек пытается вырваться из цепких лап природы, не
желает зависеть от естественных законов, от статистических
процессов выживания.
Однако вездесущая природа настигает человека, как бы
он ни прятался в лоно созданной им цивилизации. Хитрая,
она находит самые неожиданные лазейки, даже может умело
прикинуться этой самой цивилизацией. Например, получить
влиятельное лобби в парламенте, которое отстаивает интересы
ведомств, имеющих отношение к уголовному законодательству.
В этом горько убеждаешься, когда посещаешь места лишения
свободы – следственные изоляторы, исправительные и воспитательные
колонии, тюрьмы.
Мне кажется, что судьи, приговаривающие женщин к лишению
свободы, должны бы нести хоть какую-то формальную ответственность
за судьбы их детей, регулярно получать информацию об
их устройстве и жизненных коллизиях. Представлять, по
крайней мере, результаты единичного акта правосудия
во времени и пространстве. Ведь среди женщин, оказавшихся
в заключении, есть хорошие матери, и их поступок-проступок
может быть не так ужасен, как судьба их детей, оставшихся
без присмотра или попавших в детские дома, интернаты,
a потом и на улицу? Как и их собственная судьба – ведь
в считанные месяцы многие из них навсегда лишаются семьи.
Мужья бросают их, квартиры становятся чужой собственностью,
дети вырастают в “учреждениях”.
Кто это взвешивает? Почему законодательство не решает
этих важных общественных задач? Неужели государство,
взявшее на себя функцию наказывать преступившего, так
же как и он, не в состоянии предвидеть, а значит, и
предотвратить результаты содеянного? Результаты этого,
с позволения сказать, наказания, вследствие которого
навсегда рушатся семьи, ломаются судьбы не только детей,
но даже отдаленных потомков оступившегося? Не может
или не желает?
Невольно вспоминается библейское: “До седьмого колена…”.
Ведь довольно часто случается так, что потомки тех,
кто надолго попал в тюрьму, сами в дальнейшем становятся
арестантами. В этом нет ничего удивительного, никакой
мистики – просто лишенные руки и глаза, элементарной
заботы, воспитанные государством, они почти не имеют
выбора. Они как бы получают метку, клеймо, особую печать…
Так архаичный закон работает в обществе, отвергнувшем
христианство.
Признак ли это дикости? Думаю, да. И не только культурной
– возникает непреодолимое ощущение, что в нашей стране,
как в джунглях, хозяйничает естественный отбор – природный
закон, от которого человечество, казалось бы, давно
отгородилось пенициллином, поливитаминами, паровым отоплением.
Алкоголизм, наркомания, уголовное правосудие – вот
триединая сфера действия российского естественного отбора.
И если первые два так или иначе включаются и в европейские
цивилизации, то третье – наше собственное достижение.
Ведь в Европе сажают примерно в десять раз реже. Вообще,
41 страна, входящая в Совет Европы, с общим населением
примерно 800 млн. человек, имеет тюремное население
менее 2-х млн. человек. Вместе с российским, которое
составляет… около 1-го миллиона. Все знают, каково население
России (кто забыл, сообщаю – 145 млн. человек). А в
этом списке еще и 52-милионная Украина, с ее 250 тюремными
тысячами.
Когда обдумываешь все это, хочется найти естественные
причины такой непонятной жестокости к своему народу.
Может быть, и правда – биологический закон выживания
сильнейших овладел, помимо их воли, сознанием (или подсознанием
?) наших законодателей и судей?
Впрочем, сильнейших в чем? Явно не физически – в тюрьмах
полно очень крепких людей. Не сильнейших волей, умом
и даже не самых законопослушных – ведь недаром и неоднократно
было сказано, что в российских тюрьмах держат не монстров,
а обычных наших сограждан, и если как-то, пользуясь
методом каких-нибудь случайных чисел выхватить из тюрьмы
какое-то количество заключенных и поменять их на такое
же количество так же случайно выхваченных прохожих на
улице, то и в тюрьме и на воле мало что изменится.
Потому что в наши тюрьмы человек попадает именно так
– случайно. Потому что живет, как все – привычно выпивает,
а денег на выпивку, порой, ему не хватает. Или тоже
выпивает, расслабляется, да вот нрав у него оказался
покруче, чем у других – подрался, или, не дай Бог, спьяну
пырнул кого – обычная “русская разборка”. Назавтра –
только туман в голове, а жизнь уже пошла под откос.
Или взять, к примеру, тех, кого мы, вернее наше государство,
научило ловко стрелять в людей, сворачивать им шеи и
выбивать челюсти, т.е. – воевать. Натренировала на “чурках”,
а потом запустила назад, к родным пенатам. А им уже
все равно – родные, не родные, они и себя-то слабо дифференцируют.
Но привычки очень сильны, руки действуют уже самостоятельно,
безо всякого участия головы. Результат предсказуемый
– все та же тюрьма, вот и они, законопослушные граждане,
сильные и смелые, не откосившие от “военки”, подпали
под прямое действие естественного отбора. Значит, они
тоже уже не нужны, не нужен их генофонд и наследственность,
они – отработанный материал, годный лишь на помойку.
Умно.
Таких в тюрьме очень много – гораздо более половины.
А других, особых, тех, кто родился опасным, хищником,
или маньяком серийным, например, наоборот, мало.
Один замечательный тюремщик сказал мне, что люди попадают
в тюрьму потому, что не умеют себе ни в чем отказывать:–
захотелось – взял, а не то, чтобы потерпеть, отказаться,
или наоборот – напрячься и заработать. Раньше, мол,
вера была, посты были, они человека учили воздержанию.
А теперь все это пропало, и народ пропал. Этот замечательный
тюремщик вообще считает, что это русский народ сидит
в тюрьме, обычный, а вернее – великий народ, он же –
великий зэк. Великий потому, что страдает сильно и не
ропщет. Привычно страдает. Деды, отцы, страдали так
же – молча, про себя. Терпение это тоже с кровью передается.
Русский зэк – хорош: умен, послушен, даровит. Не то
что на Западе. Этот тюремщик там бывал, видел – не понравились
они ему. Ни на что они не годные. Сидят явно за дело,
в тюрьме им и место. Не то, что наш арестант. Наш –
совсем другой. Он – нормальный русский мужик, только
жизнь его не задалась. Он – на многое способен при хорошем
к нему отношении. Надо только отнестись к нему справедливо.
Этот замечательный тюремщик так и относится. И его зэки
действительно чудеса творят – не дачу ему строят, а
церковь, больницу, тюрьму ремонтируют, до ума доводят.
Так работают, что волей-неволей их уважать будешь, за
людей считать.
Однако таких тюремщиков мало, на весь народ их явно
не хватает. Поэтому достоинства русского зэка не везде
признаются. А по уже заученной в недавнем прошлом привычке
считают арестанта отбросом, негодным материалом, так
с ним и поступают, что приводит к полному уничтожению
тюремного населения. И зэка, и соответственно, народа,
так как зэк, как мы уже поняли, и есть народ.
Результат функционирования нашего правосудия: уничтожение
собственного народа. Причем даже не только данного проштрафившегося,
незадачливого гражданина или гражданки, но бери дальше
– их родителей, детей, внуков… Так качественно срабатывает
в России этот естественный отбор.
Если семья не отказывается от своего арестанта – она
начинает работать на тюрьму. В ход идет все – жилье,
имущество, здоровье. Такие семьи есть, хотя их, конечно,
не большинство. Их жизнь тоже сильно пошатнется – родители
умрут раньше времени от страданий и нищеты, жена либо
будет страшно надрываться (тюрьма дорого стоит), либо
откажется, что тоже ей даром, конечно, не пройдет. У
таких, которые готовы все силы отдать, есть еще шансы
вернуть своего арестанта к жизни. Хотя реанимировать
его очень трудно: вернувшись, он будет пить, ему будет
не по себе, дети вырастут и будут на него смотреть с
недоверием, весь его дотюремный жизненный опыт будет
похоронен под могильной глыбой тюрьмы, и потому ему
надо как бы заново родиться и пройти заново все, чему
его учили с детства.
У того же, кто был изначально одинок, или оказался
брошенным, ненужным, шансов на возвращение почти нет.
Он навсегда изгнанник, изгой. Он выходит из ворот тюрьмы,
но остается за воротами жизни. И если попадают в тюрьму
вполне заурядные наши сограждане, то “вернуться” из
нее могут лишь люди редкие, целеустремленные, упорные.
А таких в тюрьме, так же, как на улице, немного.
Судьба их детей, брошенных, оказавшихся в государственных
учреждениях попадает в ту же схему уничтожения – полученное
воспитание и жизненные принципы делают их беззащитными
перед фактором естественного отбора. Они имеют мало
шансов закрепиться в обычной жизни, даже если их личные
способности выше среднего.
Каждый год из тюрем освобождается треть русского тюремного
миллиона. Столько же садится. Если считать, что рецидив
у нас составляет 33-38%, то получается, что треть тех,
кто снова вернулся в тюрьму, уже сидела. Другая же половина
– 200 тыс., скажем – новенькие. Кто они? Их дети? Наши?
Вот и приходишь к мысли, что судить надо иначе, сажать
надо как можно реже, если не преследовать, конечно,
тайной цели народ весь уничтожить. Что настала пора
обдумать все это и принять решение – что лучше (и, между
прочим, дешевле): сначала уничтожить человека, а потом
пытаться его из праха воссоздать (а ведь не человеческое
это дело, согласитесь), или поберечь его, человека,
помочь ему как-то, простить, да и наказать, но не так
жестоко, навсегда, а по-Божески, с уважением к человеческой
природе и искре Божией, с возвратом.
Для этого, конечно, воля нужна. Само не наладится,
а будет так и дальше по накатанному мчаться в никуда,
в погибель. Надо решить, в конце-то концов: нужен ли
этот народ кому-нибудь, например, своему государству
, правительству, президенту, или им все равно – этот
погибнет, так они себе другой найдут? Может быть, они
уже так и порешили? Присмотрели себе англичан или, к
примеру, корейцев? Говорят, что они очень послушные,
работоспособные, удобные в обращении. А этот народ будут
потом считать ошибкой природы, негодной мутацией, природой
же и исправленной. При помощи уголовного законодательства.
17.12.00
|
