Удобный враг. Политика борьбы с наркотиками в Скандинавии.
Нильс Кристи, Кеттиль Бруун

М., Центр содействия реформе уголовного правосудия, 2004, 272 с.

 

назад

вперед

 

8 Международное отступление

Трудно понять и тем более дать правильную оценку скандинавской политике борьбы с наркотиками, если рассматривать ее вне международного контекста. Превалирующая в Скандинавии постановка вопроса иногда оказывается навязанной извне. Еще чаще она является отражением тех событий и мнений, которые имеют место на международной арене и получают большее или меньшее развитие в пределах Скандинавии.

8.1 Международная арена

Итак, вернемся в Китай девятнадцатого века. Великобритания одержала победу в двух опиумных войнах. Это привело к тому, что из Индии в Китай хлынул поток опиума, а из Китая в Великобританию – поток чая. Китайцы погрузились в сон, а англичане взамен обрели бодрость плюс кучу денег и Индию впридачу. Справедливости ради надо добавить, что в середине 19 века опиум считался обычным товаром. Он совершенно свободно продавался в Великобритании, будучи крупной статьей импорта. Однако со временем взгляды изменились. Торговля перестала окупать себя для Великобритании (Берридж и Эдвардс, 1981). У других стран с другими товарами дела шли лучше. США стали активно выступать с требованиями ограничить торговлю опиумом в Китае. Отчасти за этим стояло праведное негодование, отчасти – желание подорвать превосходство европейцев на этом торговом рынке (Масто, 1973; Тейлор, 1969).

Удар и контрудар. Дебаты в английском парламенте, тянущиеся годами, перетягивание каната за кулисами. Наконец в 1909 году в Шанхае открылась первая конференция по наркотикам. Было принято 9 резолюций. Самые важные последствия для будущего имела резолюция №3, гласившая, что, по мнению почти всех стран-участниц, любое использование опиума, за исключением медицинских целей, следует запретить или подчинить строгому контролю. Также была принята довольно суровая резолюция относительно морфина. «Опиумная конвенция» была сформулирована в 1912 году. В период между войнами был принят целый ряд международных конвенций, а в 1961 году появился на свет документ, возможно, и по сей день не утративший свое значение, а именно так называемая single convention[1]. Целью данного документа было переработать все подписанные на тот момент соглашения и создать из них единую систему. Главным пунктом этой системы была классификация наркотиков по степени доступности. В самую строгую категорию наркотиков, подлежащих безоговорочному запрету, попали два – конопля и героин.

Индия, Пакистан и Бирма сразу же воспротивились объявлению запрета как на коноплю, так и на опиум, однако их обязали по условиям конвенции обеспечить ее соблюдение, для конопли был дан срок в 25 лет, для опиума – в 15 лет. Любые предложения, касающиеся исключения какого-либо вещества из сферы действия системы контроля, или, наоборот, включения в эту сферу, или же изменения класса опасности вещества, должны были представляться на рассмотрение генеральному секретарю ООН, Социальному комитету при ООН, ВОЗ, Международной комиссии по наркотикам – и, естественно, всем странам-участницам конвенции.

Когда в 1961 году создавалась единая система договоров, ни для кого не было секретом, что немалое количество лекарственных препаратов обладает большим потенциалом для злоупотребления. Решение не затрагивать эту проблему было принято незначительным большинством голосов. Наркотики – это одно, лекарства – совсем другое. Но потом у Швеции возникли проблемы с амфетаминами. А у США – с ЛСД. Ширилась популярность снотворных и успокоительных средств, и наконец в 1971 году в Вене была подписана конвенция о так называемых психотропных веществах.

Несомненно одно: проблема наркотиков играла весьма значительную роль в жизни органов международного правительства на протяжении двадцатого столетия. Еще во времена Лиги Наций существовало много постоянных комитетов, которые занимались этим вопросом. В состав комитетов входили высокопоставленные лица. Постоянно работал секретариат. После второй мировой войны и эти органы, и большинство их членов возобновили свою деятельность теперь уже в рамках правительства ООН. В сравнении с другими комитетами ООН, комитеты по вопросам наркотиков имеют довольно высокий статус. Так, комиссия по борьбе с наркотиками подчиняется непосредственно Социальному комитету ООН. Комитет по борьбе с преступностью не обладает такой важной привилегией. Комиссия по борьбе с наркотиками собирается раз в год. Комитет по борьбе с преступностью – в лучшем случае раз в два года. В состав комиссии по борьбе с наркотиками входит 40 членов, в состав комитета по борьбе с преступностью – 27. Важное значение имело также учреждение ВОЗ – Всемирной организации здравоохранения. Также и в деятельности ВОЗ проблема наркотиков постепенно стала занимать одну из важнейших позиций.

Если описать международную систему контроля при помощи трех ключевых понятий, то получится следующее:
Выборочность по отношению к наркотикам.
Доминирование индустриально развитых стран.
От регулирования рынков к регулированию поведения индивидов.

8.2 Выборочность по отношению к наркотикам

Противостоять наркотикам стало важным и нужным делом. Однако, как мы могли заметить, понятие наркотиков состоит из многих аспектов, и далеко не всем из них уделяют должное внимание. И   внутригосударственные, и международные органы контроля демон­ст­рируют значительную выборочность по отношению к наркотикам. Лучше всего эту тенденцию можно проиллюстрировать на примере алкоголя.

Еще в 1884 году в Брюсселе был подписан международный договор, воспрещающий торговлю алкоголем в Африке. Эпоха работорговли подходила к концу. Договор был направлен прежде всего против работорговли, и во вторую очередь – против контрабанды оружия. Однако был там и пункт, относящийся к алкоголю. Понятное дело, что белых никакие ограничения не касались. Попытки регулировать торговлю алкоголем продолжались еще какое-то время в двадцатом веке, получив дополнительный толчок после окончания первой мировой войны, когда проигравшие страны потеряли свои колонии. В это время делались также попытки создать международную систему контроля за оборотом алкоголя и за пределами Африки. Во многих странах звучали голоса в пользу запрещения алкоголя, но чтобы обеспечить соблюдение запрета хотя бы в своей собственной стране, необходима международная поддержка. В частности, Финляндия требовала защиты от нелегального импорта из Прибалтики. Подкомитет Лиги Наций получил задание заняться этим вопросом, но проект запрета умер, так и не родившись. И с тех пор международная система контроля за распространением алкоголя приказала долго жить. У ВОЗ наблюдались отдельные всплески интереса к проблеме алкоголя в целом, однако сама идея, что нужно внести алкоголь в список запрещенных наркотиков, теперь представляется совершенно нереалистичной.

А вот международная война с коноплей протекала совсем иным образом. Началась она поздно, но быстро набрала обороты. Первой забила тревогу Италия. В ее новых колониях процветала контрабанда. Несколько позже поступила жалоба от Египта, где возникли серьезные проблемы с наркоманией в связи с контрабандными поставками из Сирии и Ливана. Сначала эти жалобы выслушивались с вежливым интересом, однако не способствовали законотворческим инициативам. Но тут на сцену вышли США. В тридцатые годы и позднее, с небольшим перерывом на время второй мировой войны, Соединенные Штаты выступили с целым рядом заявлений, где предупреждали об опасности употребления конопли. Главным аргументом служило предполагаемое наличие прямой связи между курением марихуаны и совершением особо тяжких преступлений. ВОЗ со своей стороны подтвердила эти предположения. «Издревле потребление марихуаны непосредственно ассоциировалось с безумием, преступностью, насилием и жестокостью», – писал доктор Вольф, долгое время являвшийся главным человеком во Всемирной организации здравоохранения. Организация не видела также никаких возможностей для использования конопли в медицинских целях. Следовательно, можно было наложить полный запрет.

Несмотря на возражения со стороны отдельных стран, коноплю и героин внесли в эксклюзивный список веществ, подлежащих абсолютному запрещению в рамках международной системы контроля – единой конвенции, когда в 1961 году таковая была подписана. Для тех, кто хорошо знает предысторию абсолютного запрета и читал международную литературу, посвященную этому вопросу, не составляет труда заметить, что значительная масса накопленных к этому времени знаний в ходе принятия решения, мягко говоря, не использовалась. Индийский и пакистанский опыт был полностью проигнорирован, как и полученные в Африке доказательства того, что потребление марихуаны не вызывает тяги к насилию. В Тунисе существовала система государственной монополии на торговлю коноплей. Это тоже не стали принимать во внимание. Литература, использованная в ходе принятия запрета, не являлась репрезентативной. Активно цитировались в высшей степени сомнительные доклады, а такие основательные работы, как исследование, предпринятое Комиссией по марихуане (Report of the Indian Hemp Drugs Commission[2], 1893-94), и Доклад Ла-Гардии[3] (Комитет мэра по марихуане, 1944), были проигнорированы. Можно также добавить, что ревнители борьбы с наркотиками не особенно учитывали неблагоприятные для общества последствия запрета, да и вообще занимались почти исключительно фармацевтической стороной дела.

В промежуточную категорию между коноплей, с одной стороны, и алкоголем – с другой, попала целая группа фармацевтических препаратов. Как это свойственно данной области, терминология здесь является крайне расплывчатой, что, в свою очередь, как всегда объясняется чьими-то экономическими интересами, национальными интересами, профессиональными интересами и балансом сил. В качестве примера нам хотелось бы привести историю борьбы с амфетамином.

В 60-е годы в Швеции амфетамин начал представлять серьезную угрозу для здоровья населения. Он был выпущен на рынок как вспомогательное средство для похудания с бодрящим эффектом, однако вскоре выяснилось, что вызываемые им проблемы будут пострашнее лишнего веса. Поэтому Швеция пришла к решению внести амфетамин в список наркотических средств. Это дало возможность взять под контроль легальное потребление препарата. Зато взамен появилось нелегальное. Другие страны не последовали примеру Швеции, и контрабандистам было достаточно всего-навсего съездить за границу, купить наркотик в аптеке и привезти его домой. Нам нужна международная помощь, решила Швеция, и в 1965 году представила этот вопрос на рассмотрение Всемирной организации здравоохранения. С точки зрения стороннего наблюдателя, дело может показаться элементарным. Существует вещество, оказывающее очень сильное воздействие на человеческую психику. Вещество это имеет много общего с целым рядом других веществ, таких, например, как кокаин. Эти другие вещества уже подлежат строгому контролю в рамках международной системы договоров. Решить проблему, казалось бы, просто – подвести амфетамин под сферу действия международной системы договоренностей. Как бы не так. Международные органы контроля – в том числе Всемирная организация здравоохранения – не хотели включать в этот список 1961 года ни амфетамин, ни снотворные средства.

Некоторые страны угрожали выходом из конвенции при условии включения туда новых веществ. Несмотря на давление со стороны Швеции и многих других стран, не могло идти и речи о введении временного запрета на эти вещества. Но тут произошли важные события: в поле зрения западных стран, сея страх и ужас, попал ЛСД. Это способствовало усилению давления на международные органы с требованиями хоть что-то предпринять и привело к подписанию Венской конвенции 1971 года о так называемых психотропных веществах. В сферу действия конвенции попали и фармацевтические препараты, однако над ними был установлен более слабый контроль, чем над наркотиками из списка 1961 года. Как записано в официальном реферате встречи, датский делегат высказался в том духе, что созданная система «способна обеспечить защиту для всех стран и на практике также является приемлемой для стран-производителей».

8.3 Доминирование индустриальных стран

Льва узнают по когтям, а организацию – по результатам ее работы. С этой точки зрения, опираясь только на вышеизложенные факты, можно придти к выводу, что международный контроль за наркотиками во многом направлен на соблюдение интересов индустриально развитых стран. Конечно, движения против торговли опиумом в Китае обязаны своим возникновением деятельности идеалистически настроенных группировок, но не обошлось тут и без хорошей связки с торговыми интересами новых национальных государств. Такой противник, как конопля, не имел союзников в высокоразвитых индустриальных странах. Индию, Пакистан и Тунис никто и слушать не хотел. Многие другие страны также выступили на стороне противников запрета, не в последнюю очередь из-за тревоги, что коноплю заменит более опасный, по их мнению, наркотик – алкоголь. Что до алкоголя, то, как мы уже имели возможность наблюдать, все попытки установить над ним международный контроль так ни к чему и не привели. Чтобы там себе ни думали индусы и арабы, но на коноплю наложили полный запрет, а алкоголь продолжил свое победное индустриальное шествие.

Доминирование индустриальных стран проявляется и в других сферах. Бруун и др. (1975) решили выяснить, кто же они такие – влиятельные лица из влиятельных комитетов. В результате оказалось, что в основной массе они являются представителями западных стран. Книга об этих организациях получила название «Джентльменский клуб».

Доминирование индустриальных стран исчисляется в фамилиях в членских списках международных организаций. Еще оно исчисляется в кронах и ёре – или, точнее сказать, в долларах. Крупнейшим спонсором деятельности ООН являются США. Это касается и вопросов общего финансирования, но в особенности отдельных специальных вкладов. В целях приостановки ввоза наркотиков в страну, США пытаются убедить экспортеров выращивать другие культуры – скажем, кофе вместо опиумного мака, чай вместо коки. Однако многие страны воспринимают такие попытки как угрозу национальному суверенитету. Возникают целые движения против вмешательства США в чужие внутренние дела – как в Турции. Страны, вы­ра­щи­вающие коку и опиумный мак, высказываются в том духе, что пусть лучше индустриальные страны занимаются своими наркоманами и не пытаются насильственными методами определять хозяйственные решения бедных крестьян на другом конце земного шара. Чтобы избежать критики по поводу вмешательства в чужие внутренние дела, США взяли на себя инициативу основания собственного фонда под эгидой ООН, который бы занимался поддержкой государств, решивших перейти на выращивание полезных культур – crop-substitution[4], или замещение сельскохозяйственных культур, как это называется на языке деятелей наркоконтроля.

Вкладываются немалые средства для прекращения производства опиума в странах золотого треугольника и Турции. На правительства этих стран оказывают мощное давление, дабы принудить их к сотрудничеству. Сжигаются или выкашиваются поля опиумного мака (Зили, 1981), и одновременно крестьян пытаются заставить перейти на выращивание других сельскохозяйственных культур, например, кофе! Особенно усердствуют США, но, как ни странно, отличается и Норвегия – видимо, на правах второго по величине спонсора. Особенно активную деятельность Норвегия развила в Бирме. Наверное, было бы разумнее тратить норвежские деньги на Данию.

Дания является признанным в Скандинавии специалистом по хлебобулочным изделиям. Датские булочки и датский хлеб нередко посыпаются мелкими черными зернышками. Вряд ли кого-то это может навести на мысли об опиуме или морфине, но если призадуматься, можно вспомнить общеизвестный факт – зернышки-то эти маковые. Как нельзя получить зерна, не выращивая мак, так нельзя и выращивать мак без того, чтобы кто-то не смог использовать его для производства опиума. Тут к тому же идет речь о целых плантациях мака. Многие страны закупают маковые зерна в Дании. Ежегодно Дания экспортирует замечательные зернышки на сумму в 30-40 миллионов крон, это важный источник валюты для страны и неплохой дополнительный доход для отдельно взятого крестьянина. Официальные источники полагают, что в 1982 году в Дании маком было засеяно 2000 гектар земли, два года спустя – 3000 гектар. Для тех, кто, как и мы, мало смыслит в сельском хозяйстве: 3000 гектар – это все равно что грядка с маками шириной в полметра и длиной в 60 километров. Приблизительно такой же участок сельскохозяйственных угодий в Бирме ежегодно удается уничтожить США и Норвегии (Зили, 1981, с. 6).

В 1984 году датские средства массовой информации взбудоражили общественность, обнародовав вышеизложенные сведения. Однако для экспертов это отнюдь не было новостью. В заявлении Совета по вопросам алкоголя и наркотиков, сделанном в сентябре 1984 года, в частности, говорится:

«Еще только 23 февраля сего года в Совете по вопросам алкоголя и наркотиков слушалось дело о нелегальном производстве опиума из датского опиумного мака. В тот раз Совет по вопросам алкоголя и наркотиков не нашел никаких новых обстоятельств, которые бы дали повод к рассмотрению вопроса об ограничении выращивания опиумного мака.

4 июля 1984 года по телевидению показали передачу «Крестьянин и мак», посвященную проблематике выращивания опиумного мака. В программе по большей части использовались материалы, появившиеся в октябрьском номере журнала «Наркомания» за 1983 год и вызвавшие широкий отклик и дебаты в прессе. Ничего нового к старой истории телепередача не добавила, если не считать информации о том, что на зеленых рынках и в цветочных магазинах можно купить сушеные стебли мака для последующего производства морфина, чем сделала еще более широко известным факт потенциальной возможности использования датского опиумного мака в качестве источника морфина».

К этому заявлению Совет по вопросам алкоголя и наркотиков прилагает стенограмму телефонного опроса, проведенного в различных датских нарколечебницах. Опрос ставил своей целью выяснить, что думают врачи по поводу возможности использования наркоманами датского опиумного мака. Были получены совершенно однозначные ответы:

«Персонал значительной части нарколечебниц, расположенных вне Копенгагена, свидетельствует о том, что в настоящее время опиумный мак широко используется для нужд наркоманов. По всей видимости, раньше это явление не было столь распространенным. Наркоманы в основном используют зеленые растения, которые крадут с полей… молодежь считает чай из опиумного мака менее опасным, чем героин. «Произведено в Дании – значит, неопасно», по выражению одного врача… Этот вид наркомании особенно трудно поддается лечению. Врачи неоднократно сталкивались с такими случаями, когда пациенты либо отказывались соблюдать назначенные им предписания, либо прерывали начатый курс лечения, будучи не в силах устоять перед соблазнами рынка опиумного мака, предлагающего дешевый и легкодоступный товар… Состояние рынка обусловлено временем года, и поэтому в пустой сезон можно ожидать наплыва желающих, пришедших «очиститься от яда». Тогда перед врачами встает проблема найти места и средства для удовлетворения возросшего спроса».

Исходя из вышеизложенного, можно подумать, что Совет по вопросам алкоголя и наркотиков порекомендует министерству социальных вопросов предпринять шаги против возделывания крестьянами опиумного мака. Не тут-то было. Все инструкции по усилению контроля ограничились попытками сделать противозаконным распространение тех частей растения, которые можно использовать для производства опиума. К тому же, выращивающим мак на зерна следовало в обязательном порядке уничтожать все содержащие опиум части растения после снятия урожая. Помимо этого настоятельно рекомендовалось объявить противозаконной любую форму импорта сушеного опиумного мака. Хозяин бережет свое добро. Это касается и интересов земледельцев.

В связи с эпизодом с опиумным маком встает также ряд вопросов об основных направлениях сотрудничества между скандинавскими странами. Посредническая организация в Швеции ни разу не поднимала вопроса об опиумном маке. Шведская полиция в течение долгих лет имела постоянное представительство в Копенгагене. Но она не стала бить тревогу, и шведская общественность продолжала пребывать в неведении. Регулярно поступали отчеты, живописующие ужасы Кристиании[5], но в них не было ни слова о маковых полях.

Направленность международной политики по борьбе с наркотиками на соблюдение интересов индустриальных стран проявляется и в других сферах. Мы уже говорили о том, что опиумные акции в странах золотого треугольника тесно связаны с более масштабными внутренними и международными конфликтами. Другим ярким примером в этом отношении могут служить обвинения Китая в наркоторговле. В 50-е годы Гарри Энслинджер был твердо убежден, что Китай является основным поставщиком героина в США. Целями Китая якобы было пополнение валютного запаса и подрыв морального и физического состояния американского народа. В 1954 году Энслинджер сделал следующее заявление:

«У нас на глазах осуществляется продолжение и развитие плана двадцатилетней давности – обеспечить денежными ресурсами революционную деятельность и сделать людей зависимыми при помощи торговли опиумом и героином. Эти операции проводятся также на всех новых территориях, попадающих под юрисдикцию Китая. Китайским властям удалось искалечить и загубить большие группы населения, которые за последние 40 лет усилиями демократических стран были освобождены от наркотической зависимости»
(Комиссия по наркотическим средствам, 1954).

Но Энслинджер поспешил со своим заявлением. Отношения между США и Китайской Народной Республикой резко пошли на лад, и любые обвинения Китая в производстве наркотиков со стороны США прекратились. Но за это время Китай приобрел новых врагов. Теперь уже Советский Союз стал жаловаться на вредоносное участие Китая в наркоторговле. В 60-е годы в газете «Правда» утверждалось, что доходы Китая от нелегальной торговли наркотиками достигают 12-15 миллиардов долларов в год. На деле все указывает на то, что оба промышленных гиганта – США и Советский Союз – взяли за основу своих обвинений одно и то же свидетельство. Свидетельство, мягко говоря, ненадежное. В Женеве есть международная лаборатория, занимающаяся наркотиками. Главной ее целью является выяснить происхождение различных партий наркотиков. В каждой стране берутся пробы – опиум, произведенный в Турции, может сильно отличаться от произведенного в Китае. Потом конфискованные наркотики сравнивают с имеющимися в лаборатории образцами. Труднее всего раздобыть хорошую выборку образцов наркотиков, произведенных в разных странах. В случае с Китайской Народной Республикой пришлось воспользоваться любезной помощью правительства Тайваня – острова, находящегося в состоянии войны с КНР. Группа инспекторов ООН, сопровождаемая наблюдателем из США, в 1972 году не нашла никаких доказательств того, что Китай занимается экспортом наркотиков.

8.4 От регулирования рынков до регулирования поведения индивидов

В двадцатом веке на протяжении долгих лет система международного контроля за распространением наркотиков по большому счету не претерпевала особых изменений. Органы правления, созданные под эгидой Лиги Наций, продолжили свою работу в рамках Организации Объединенных Наций, только сменив вывески. Отчасти их работа осуществлялась теми же люди и во имя тех же интересов. Но в одном пункте произошел коренной переворот: от попыток регулировать поведение государств перешли к попыткам регулировать поведение индивида. Опиумные войны были войнами торговыми. И при принятии последующих мер контроля стремились в основном оказать влияние на производство и торговлю, регулировать экономические интересы и повлиять на имеющие важное значение профессиональные группы вроде врачей и фармацевтов. Во главу угла ставился контроль над легальным потреблением наркотиков. Вне всякого сомнения, такой подход позволил добиться серьезных результатов. Однако в победе таилось искушение пойти еще дальше и заняться теперь уже нелегальным распространением и потреблением. Вместо того чтобы контролировать свободный рынок, система поставила перед собой цель установить контроль над черным рынком и отдельным потребителем.

В этой связи все более активную роль стал играть Интерпол – международная полицейская организация. Интерпол был основан в период между двумя войнами, но о прошлом предпочитает не вспоминать. Главная контора располагалась в Германии. После событий 1933 года попытались было перенести эту контору в более подходящую страну, каковой была выбрана Австрия, но скоро нацизм утвердился и в Вене. До сих пор не ясно, что сталось с архивами Интерпола – базой данных того времени.

После второй мировой войны центральное место в деятельности Интерпола заняла проблема наркотиков. Интерпол имеет статус так называемой неправительственной организации (НПО) и является деятельным участником всех международных конференций, посвященных вопросу наркотиков. Постепенно между Интерполом и Международным бюро по наркотикам возникло тесное сотрудничество при составлении годовой отчетности о ситуации с наркотиками в мире. Точка зрения полиции становится официальной точкой зрения. Об усилении позиций Интерпола также свидетельствует постоянный приток свежих кадров.

Международная система контроля обращает все больше внимания на индивидуальных потребителей. Прежние трактаты толковали о поведении государств. Там ничего не говорилось о наказаниях. Но в 60-годы ситуация изменилась. Единая конвенция от 1961 года выдвигает требование установить сотрудничество между странами с целью прекратить нелегальную торговлю (статья 35) и рекомендует странам-участницам применять к нарушителям карательные меры. Наказания за серьезные правонарушения должны выражаться в тюремном заключении и прочих формах лишения свободы (статья 36). В 1972 году вышло дополнение к конвенции, где рекомендовалось вместо наказания, или наряду с наказанием, подвергать наркоманов принудительному лечению, обучению, социальному попечению, реа­би­литации и реинтеграции в общество. В других документах, вышедших в 1972 году, высказывается желание создать региональные центры по борьбе с наркоманией, где бы работал специально обученный персонал. По большей части все эти рекомендации вылились в подкрепление полицейских ресурсов.

 

9 Великая скандинавская война

9.1 Общий фронт

Северный Совет для Скандинавии все равно что Организация Объединенных Наций (ООН) для всего остального мира. Обзор сессий Северного Совета и подготовительной работы к ним дает нам возможность получить первое представление о том, насколько серьезным и грозным врагом считаются наркотики в скандинавских государствах всеобщего благосостояния. Кое-что можно узнать и о принятых мерах борьбы.

Впервые проблема наркотиков привлекла к себе внимание в 1967 году. Вне всякого сомнения, что впоследствии наркотики стали восприниматься гораздо серьезнее, чем алкоголь, табак и лекарственные препараты вместе взятые.

С самого начала эта проблема связывалась с проблемой молодежи и проблемой преступности. Особо подчеркивался ее интернациональный характер, а в первые годы во главу угла ставилась тема Скандинавии как общего рынка для иностранных экспортеров наркотиков. Следовательно, скандинавским странам угрожает общий внешний враг, что естественным образом приводит к мысли о совместных ответных действиях и создании общей системы обороны. Для общей системы обороны необходимы общая точка зрения и общая генеральная линия обороны. Одним словом, нужна гармония во всем.

В 1971 году при 55 голосах против одного Совет принял такое постановление:

«Северный Совет настоятельно призывает правительства всех скандинавских стран к более интенсивному сотрудничеству для борьбы с преступлениями, связанными с наркотиками. Совет также рекомендует провести изменения в антинаркотическом законодательстве и обеспечить реализацию необходимых мер социального характера с целью снизить уровень наркомании».

9.2 Досадные противоречия

Однако состояние полной гармонии человеку недоступно. Не существует одной точки зрения, идет ли речь о психотропных лекарствах или о проблеме алкоголя в Скандинавии, не говоря уж о том, чтó должно или не должно считать наркотиками, кого причислять к наркоманам и что со всем этим делать. Уже в 1970 году на заседании норвежского Стортинга была внесена следующая интерпелляция:

«Мы полагаем, что политика борьбы с наркоманией, практикуемая датскими властями, затрудняет аналогичную борьбу в Норвегии. Более мягкая линия, которую проводят соседи, ослабляет эффективность нашего строгого законодательства. Как правительство может поспособствовать укреплению сотрудничества между скандинавскими странами в этой области, принимая во внимание более жесткую позицию, занимаемую Норвегией и Швецией?»
(Интерпелляция Берты Рогнерюд к министру юстиции, Материалы сессий Стортинга, 1975-76, с. 1140-1141).

Разногласия между странами дают о себе знать и в нападках, которым подвергается со стороны норвежцев и шведов Кристиания, считающаяся главными воротами, откуда враг проникает в Скандинавию. В этом отношении показательным является другой запрос в Стортинге:

«У меня следующий вопрос к министру юстиции: свободный город Кристиания, по всей видимости, превратился в скандинавский центр по распространению наркотиков, влияние которого распространяется и на норвежский рынок наркотиков. Я предлагаю министерству обсудить с датскими властями вопрос об организации крупномасштабной полицейской акции в Кристиании, а возможно, и вообще о закрытии этого района»
(Йенс П. Фло, Материалы сессий Стортинга, 1981, с. 333).

Министр юстиции ответила, что разделяет общую тревогу по этому поводу, и что вопрос будет обсуждаться на общей встрече между скандинавскими министрами юстиции и министрами по социальным вопросам. Одно время критика шведами и норвежцами Кристиании достигла рекордных высот, однако в 1984 году шведская комиссия по наркотикам немного образумилась:

«Кристиания представляет собой проблему и для датских властей, и для датского общества в целом. Конечно, существование Кристиании имеет немаловажное значение для сложившейся в Дании ситуации с наркотиками. И напротив, роль Кристиании в функционировании скандинавского рынка наркотиков сильно преувеличена. Было бы ошибочным полагать, что закрытие вольного города поможет решить проблему с наркотиками в Швеции. В этом случае шведские наркоманы и мелкие наркоторговцы, покупающие сегодня гашиш в Кристиании, найдут другой рынок»
(Комиссия по наркотикам, 1984, с. 14-15).

Разногласия в скандинавском стане неоднократно выходили на поверхность, как это случилось с датским представителем, который на заседании Северного Совета в Хельсинки продемонстрировал кусочек гашиша, приобретенный им по пути в Стокгольме без каких-либо затруднений. Датчане придерживаются оппозиционных воззрений и по вопросу о степени опасности того или иного наркотика. На картинке 9.2-1 мы видим аннотацию на вышедшую в Дании книгу, которая в прочих скандинавских странах наверняка повлекла бы за собой судебные санкции.

Инструкции, которые в Дании даются полицейским властям, также ставят ее на особое место в ряду скандинавских стран. 20 июня 1994 года генеральный прокурор Дании разослал циркуляр для ознакомления всем прокурорам, начальникам полицейских участков и главе полиции Дании. Там, в частности, было написано:

«Целью данных предписаний является подчеркнуть, что при разработке закона отнюдь не имелось в виду криминализировать употребление эйфоризирующих веществ и тем самым поставить вне закона хранение эйфоризирующих веществ для собственного потребления. Криминализация хранения происходит исключительно для того, чтобы облегчить правоохранительным органам работу по собиранию доказательств. На основании этого в циркуляре от 1969 года, в частности, говорится:

«Отсюда следует, что законом не дозволяется заводить уголовное дело, если подозрения касаются исключительно хранения (покупки или приема) наркотиков для личного употребления. В соответствии с законом, полиции рекомендуется проявлять сдержанность в вопросах, касающихся проведения обыска по собственной инициативе, например, в школах, даже если есть сведения о фактах потребления наркотиков в этих местах».

Трудно представить что-то более отличающееся от норвежской установки. 13 августа 1984 года NN был приговорен к тюремному заключению на 24 дня условно с испытательным сроком в два года, плюс обязательство оплатить судебные издержки в размере 300 крон за то, что он собрал 150 съедобных галлюциногенных грибов в парке Трондхеймского института. В приговоре говорилось, что «они принесли грибы домой к одному из мужчин, после чего все трое съели эти грибы в течение одного дня. Далее обвиняемый признался, что это вызвало у них легкую степень наркотического опьянения. Все трое знали, что галлюциногенные грибы обладают наркотическим действием. На суде обвиняемый заявил о своем незнании того, что хранение и употребление в пищу галлюциногенных грибов является нарушением закона о лекарственных средствах. Суд отказался принять объяснения обвиняемого». (Суд ссылается на полицейский протокол о принятии устного заявления у обвиняемого. В нем последний признавался, что знал о том, что собирать и употреблять в пищу галлюциногенные грибы является противозаконным.)

Степень строгости наказания за связанные с наркотиками преступления тоже разнится по Скандинавии. Строже всех Норвегия, где при отягчающих обстоятельствах за такие преступления можно схлопотать максимально предусмотренное законом наказание – 21 год лишения свободы. В Дании максимальный предусмотренный законом срок наказания за подобные преступления составляет 10 лет, в особых случаях – 15 лет. В Швеции и Финляндии максимальный срок равен 10 годам. Представления о том, за какое количество наркотиков должны применяться самые строгие санкции, чрезвычайно различны. Таблица 9.2-2 взята из материалов, собранных норвежским Советом при уголовном кодексе по преступлениям, связанным с наркотиками, по грабежам и скупке краденого (НОУ, 1982: 25).

9.2-1 Из датских материалов

6 издание
Настольная книга по разведению конопли

Мел Франк и Эд Розенталь:
Настольная книга по разведению конопли
С предисловием Эббы Клёведаль Рейх

Пресса писала:

«Цель книги – научить разводить домашнюю коноплю практически в любых условиях… полно хитростей и тонкостей, благодаря которым датский гашиш может стать вполне конкурентоспособным на черном рынке». – Петер Скаутрюп, «HT». «В книге даются исчерпывающие сведения относительно выращивания, сушки, хранения конопли и много практических советов. Книга даже снабжена исчерпывающей библиографией на датском языке». – Оле Шрибек, «Политикен». «Во-первых, в книге подчеркивается, что вполне реально вырастить коноплю хорошего качества в условиях Дании… Во-вторых, целью книги является способствовать повышению количества и качества выращиваемой у нас конопли». – Стен Ларрис, «Информашун».

208 страниц, иллюстрирована фотографиями и рисунками, 78,50 кр.

Издательство Informations

Таблица 9.2-2 Типичные сроки наказаний за преступления, связанные с наркотиками, в Дании, Норвегии и Швеции*

	Рамки законов, относящихся к т.н. «профессиональной наркоторовле», соответств. §191 УК, §3 антинар­ко­ти­ческого законодатель­ства и §162 УК		Примеры типичных сроков
	гашиш	героин	1 кг гашиша	20 г героина
Дания	10-15 кг	25 г	60 дней	90 дней
Швеция	1 кг	20 г	1 год	1 год
Норвегия	1,5-2 кг	0-15 г	1 год	1 год и 6 мес.

*  Положение Уголовного кодекса: о преступлениях, связанных с нар­ко­ти­ками, о грабежах и скупке краденого. НОУ, 1982: 25, с. 12.

 

И тут Дания выбивается из общей линии. Лаурсен (1992, с. 83) пишет:

«…как правило, нелегальное обладание 1 кг конопли в Дании влечет за собой наказание в виде лишения свободы сроком на 3 месяца, а в Норвегии и Швеции этот срок составляет где-то 1 год.

Указанное различие сохраняется, если речь идет о преступлениях, в которых фигурирует героин количеством до 100 г или амфетамин. Так, для Дании можно вывести общее правило, по которому хранение 10 г героина вплоть до 1985 года влекло за собой наказание в виде лишения свободы сроком до 2 месяцев. Наказания, назначаемые за аналогичные преступления в Норвегии до 1980 года, и в Швеции и Норвегии после 1980 года, были, по крайней мере, в три раза строже».

Такое же впечатление от существующих между скандинавскими странами различий складывается и при чтении отчета Скандинавской посреднической организации по вопросам наркотиков. Эта организация провела опрос судей, прокуроров и адвокатов со всех концов Скандинавии. Участников разделили на группы в зависимости от национальности и предложили им на рассмотрение вопросы об определении наказаний за конкретные правонарушения, например: «В ходе полицейского рейда Петер Ос был застигнут за курением гашиша. Подлежит ли он наказанию?» Датчане дали однозначно отрицательный ответ, финны – неопределенный, шведы и норвежцы – однозначно положительный. В случае курения героина ответ датских участников был по-прежнему отрицательный, все прочие же ответили твердым «да». Самое строгое наказание можно было получить в Норвегии – это лишение свободы условно. Если бы дело шло о продаже и распространении, соответственно, килограмма гашиша и героина, результаты распределялись бы следующим образом: в Дании – 2-3 месяца за гашиш и 4-5 лет за героин; в Финляндии – за гашиш – 8-10 месяцев плюс штраф в 30 000 финских марок, за героин – 7 лет плюс требование уплаты 1 миллиона марок; в Норвегии – 10-12 месяцев за гашиш и 10 лет за героин; в Швеции – 1 год за гашиш и 8-10 лет за героин.

9.3 Скандинавские ястребы

Вряд ли скандинавы знают, что ястребом в этой сфере по праву можно считать Исландию. Хельги Гуннлаугссон (1995) поднял эту тему в своей книге под названием The secret drug police of Iceland [6] . Он начинает свой рассказ с описания классической ситуации паники, охватившей общество в семидесятых годах двадцатого века. Пресса была переполнена репортажами, посвященными проблеме наркотиков, тревога населения росла, наркополицию послали учиться в США. Эта полиция непосредственно подчинялась специально учрежденному суду, который занимался исключительно вопросом наркотиков. Если в других сферах суд и полиция, как и повсюду в Скандинавии, действовали независимо друг от друга, огромная важность проблемы наркотиков потребовала создания единой полицейско-судебной системы, напоминавшей добрую старую инквизицию. Особый суд по вопросам наркотиков был отменен только в 1992 году

И как такое могло случиться в малюсенькой Исландии – с ее населением в 260 000 человек, незначительным уровнем зарегистрированной преступности, с самым маленьким в Европе количеством заключенных? Гуннлаугссон (1995, особенно с. 15) ищет причину в мнении исландцев о самих себе. Они не переносят алкоголь, а стало быть, и другие сильнодействующие наркотики – яды (eityrlyf), как они называются на исландском. Исландцы также испытывают потребность в защите от чужих. Ярлыки преступления и наказания помогают наглядно очертить границы морального и аморального поведения и способствуют укреплению внутренней солидарности среди граждан:

«Положение с наркотиками в Исландии в полной мере демонстрирует тот факт, что общество начинает считать крайне серьезными преступления, которые объявляются таковыми. (Как раз потому, что других преступлений нет вообще. – Н.К.) В такой ситуации все время остается возможность для чрезмерно жесткой реакции со стороны правовой системы, даже в государствах с очень давними демократическими традициями»

Больше всего изменений политика борьбы с наркотиками претерпела, наверное, в Швеции. Это можно проследить на материале посреднических встреч по вопросам наркотиков. Когда в середине семидесятых на шведском черном рынке появился героин, шведские делегаты утверждали, что необходимо четко обозначить различие между коноплей и героином. Складывалось впечатление, что легализация конопли – это только вопрос времени. Вначале Швеция тоже была сильно заинтересована в борьбе с крупными производителями наркотиков. Потом стратегия постепенно изменилась. В соответствии с линией Нильса Бейерота, было решено «выйти на улицу» – другими словами, ударить по мелкой наркоторговле, осуществлявшейся на улицах. «Нет наркоманов – нет наркомании». Потребление стало преследоваться по закону. Также в шведском обществе наиболее остро проявились разногласия между разными точками зрения на наркотики. Активную роль в этом сыграли новые общественные движения и кампании. Вначале возник Шведский союз помощи злоупотребляющим лекарственными средствами (ШСПЗЛС), движение, ставящее перед собой целью лечение наркоманов и борьбу против как легальных, так и нелегальных производителей наркотиков. Позднее были основаны Союз против наркотиков и Шведский союз за общество без наркотиков (ШСОН), оба поддерживали ярко выраженную репрессивную политику

*  *  *

Во многих отношениях Норвегия заслужила репутацию страны с самым строгим антинаркотическим законодательством в Скандинавии. Поэтому нам бы хотелось подробнее остановиться на исследовании развития норвежской ситуации

Один американский поэт, женатый на норвежке и имеющий от нее ребенка, был застигнут за курением марихуаны. В 1965 году его присудили к уплате штрафа. К тому же выслали из страны, невзирая на родственные связи в Норвегии. И это во времена, когда единственным правовым основанием для подобных действий был только § 43 так называемого Закона о лекарственных средствах. Он гласил:

«Лицо, умышленно или по незнанию нарушившее этот закон, или предписания, запреты и установления, опирающиеся на этот закон, подлежит наказанию в виде наложения штрафа или лишения свободы сроком до 3 месяцев, или и того и другого

Пособничество в подобном преступлении карается аналогичным образом. Попытка приравнивается к совершенному преступлению

Если подлежащее штрафным санкциям деяние имеет отношение к наркотикам и т.п., упомянутым в статье VI закона, оно карается наложением штрафа, или лишением свободы сроком до 2 лет, или тем и другим одновременно»

Однако этого оказалось недостаточно для должной защиты от такой страшной опасности. В 1968 году были приняты две поправки. Наказания, предусматриваемые законом о лекарственных средствах, ужесточились, достигнув двух лет лишения свободы. Была также расширена сфера действия закона, под которую стало подпадать «распространение веществ, не относящихся к наркотическим». Имелось и еще одно, более важное ужесточение закона. В Уголовном кодексе появился абсолютно новый параграф, § 162:

«Лицо, осуществляющее или содействующее незаконному распространению веществ, которые признаны наркотическими в соответствии с законом или правилами, установленными законом, среди широкого круга лиц или за большое вознаграждение, или при других отягчающих обстоятельствах, приговаривается к тюремному заключению сроком до 6 лет

Аналогичным образом караются незаконное производство, ввоз, вывоз, транспортировка, приобретение, доставка, пересылка или хранение этих веществ с целью их распространения, или содействие таковому, как указано в первой части закона»

Четыре года спустя планку максимального наказания подняли до 10 лет. Прошло еще девять лет, и срок максимального наказания опять был увеличен, на сей раз до 15 лет, потом три года передышки, до весны 1984 года. Тогда максимальное наказание подняли до 21 года, что является самой суровой мерой, предусмотренной законом в Норвегии. Одновременно было принято законоположение, устанавливающее наименьшую предусмотренную законом санкцию за подобные преступления в виде тюремного заключения сроком на 3 года, что также является самым строгим минимальным наказанием, возможным в Норвегии. Это развитие показано в Таблице 9.3-3

Таблица 9.3-3. Изменения в размере штрафных санкций в Норвегии в 1913-1984 гг

Год вступления закона в силу	Закон	Наказание
1913	«Опиумный закон»	Штраф
1928	«Опиумный закон»	Штраф или тюремное заключение сроком до 6 мес.
1964	Закон о лекарствен­ных средствах и др.	Потребление: Штраф или тюремное заключение сроком до 3 мес.
1968	Новый §162 Уголовного кодекса	Максимальное наказание 6 лет
1972	§162 Уголовного кодекса	Максимальное наказание 10 лет
1981	§ 162 Уголовного кодекса	Максимальное наказание 15 лет
1984	Последний раздел §162 Уголовного кодекса	Минимальное наказание 3 года, максимальное – 21 год, т.е. высшая мера наказания Закон о лекарственных средствах – потребление:    Штраф, или тюремное заключение сроком до 6 мес. Лекарственные средства, не причисляемые к наркотикам:    Штраф или тюремное заключение сроком до 2 лет

 

Вплоть до 1964 года максимальный срок наказания составлял 6 месяцев тюремного заключения. Если отталкиваться от этого, то максимальный срок наказания увеличился более чем в 40 раз. Если взять за основу новый закон от 1964 года, максимальный срок увеличился более чем в 10 раз. Подобное ужесточение закона не имеет себе равных. Это нельзя назвать приспособлением к меняющейся ситуации, это прямо-таки обвал. Насколько нам известно, ни для каких других видов правонарушений не было ничего и близко напоминающего такое стремительное ужесточение карательных санкций. Напротив, в 60-е и, частично, 70-е годы наблюдалась отчетливая тенденция в сторону декриминализации ранее подсудных деяний, а также заметные попытки смягчить наказания. Если принять во внимание дух времени, то переворот, произошедший в антинаркотическом законодательстве, производит еще более шокирующее впечатление. Среди приложивших к этому руку особо стоит упомянуть врачей, сотрудников правоохранительных органов и политиков

Врачи забили тревогу довольно рано. Они начали выступать с заявлениями, в которых, используя весьма сильные выражения, повествовали о свойствах наркотических веществ: об их способности вызывать привыкание; о том, как наркоман переходит от одного наркотика к другому; о том, как наркотики разлагают тело и душу. Врачи призывали правоохранительные органы принять меры, чтобы защитить страну от проникновения наркотиков. Первым об этом серьезно заговорил профессор Лео Эйтингер в большой хронике на страницах «Афтенпостен» [7] от 20 апреля 1966 года. Эйтингер взял за основу доклад Сиба [8] о гашише, одновременно подчеркивая высокий статус Сиба и то, что все ученые, принимавшие участие в составлении доклада, отличаются высоким профессионализмом и в ходе многолетних исследований внесли значительный вклад в изучение проблемы гашиша. Поэтому Эйтингер без колебаний верит им на слово и цитирует следующий пассаж из доклада: «потребление гашиша вызывает патологические изменения в психике, вследствие чего наркоман рано или поздно становится обузой для общества». Далее Эйтингер пишет:

«Чтобы излечить пациента от этой пагубной склонности, необходима госпитализация, не в последнюю очередь для обеспечения изоляции его от постоянной опасности социальной заразы. Больной нуждается в психотерапии и, что не менее важно, в социотерапии с последующим длительным курсом реабилитации, чтобы подготовиться к возвращению в общество и ежедневной борьбе за существование»

Хорошим примером того, какое влияние врачи оказывали на судьбу вопроса, может служить первая статья, имеющая отношение к наркотикам, которая была внесена в Уголовный кодекс (законопроект Одельстинга за № 46, 1967-68). В Совет по уголовному кодексу, помимо постоянной комиссии юристов, вошли также два компетентных в данном вопросе врача. Это наложило свой отпечаток на формулировку статьи. В ней полным-полно отсылок к медицинским работам и точкам зрения отдельных медиков. Кроме того, существуют еще три дополнения к статье, написанные двумя компетентными врачами, плюс четвертое, которое, как оказалось, в основном обязано свои появлением полицейскому врачу из Осло. Активно цитируется известный в то время шведский социальный психолог Нильс Бейерот, в особенности его воззрения на наркоманию как разновидность эпидемии:

«В таком случае продажа наркотиков становится простейшим способом заработать себе денег на жизнь и на поддержание привычки к препарату. Складывается впечатление, что именно этот механизм играет решающую роль в распространении наркомании, возможно, является важнейшей из причин стремительного развития эпидемической ситуации. «Поэтому каждого наркомана следует рассматривать как потенциальный источник заразы, способствующий распространению эпидемии»
(Бейерот, 1965, с. 4234)

В Дополнении 4 читатели Уголовного кодекса сталкиваются с молодыми норвежцами – потребителями марихуаны. Для рассмотрения были выбраны четыре уголовных дела за 1967 год, связанные с наркотиками. Здесь мы цитируем три из них, которые покороче:

«№1 потребляет марихуану в течение последних полутора лет. Один раз он также принимал риталин [9] внутривенно. После того, как он стал потреблять марихуану, у него не было постоянной работы – только кратковременные заработки от случая к случаю. Окружающие замечали, что нередко он выглядит «рассеянным» под влиянием наркотика и что у него иногда бывают слабые «галлюцинаторные состояния». – По свидетельству полицейского врача, наблюдаемый демонстрирует значительную атрофию эмоциональной сферы и отчуждение по отношению к существующим проблемам. Потребление марихуаны привело к притуплению его эмоциональных и волевых проявлений, пассивности и постепенному скатыванию к асоциальному образу жизни. Полицейский врач полагает, что наркотик оказал болезнетворное влияние на психику наблюдаемого, который в других обстоятельствах мог бы развиться в полноценную личность

№3 рос совершенно нормальным ребенком, но несколько лет назад у него стали возникать конфликты с семьей. Он не выказывал какого-либо интереса к учебе, а после окончания школы преимущественно предпочитал не работать. Весь его трудовой опыт ограничивается временной работой летом. В протоколе личного обследования упоминается, что врач приложил особые усилия, пытаясь выяснить круг интересов наблюдаемого. Можно с уверенностью утверждать, говорится в протоколе, что таковых у наблюдаемого вообще не имеется. Наблюдаемый в течение нескольких лет поддерживал отношения с компанией себе подобных, с которыми легко нашел общий язык, ведя пассивный паразитический образ жизни. Последние ¾ года он потреблял коноплю. Он курил марихуану самое большее 4 раза за вечер, делая каждый раз по 3-4 затяжки до наступления опьянения. Он полагает, что стал несколько заторможенным. Более всего пострадала память. Окружающие замечают, что он становится все более медлительным и забывчивым, что он может сидеть часами, уставившись перед собой, неспособный сконцентрировать свое внимание на чем-либо или чем-нибудь заняться. Полицейский врач считает, что у наблюдаемого отмечается серьезное расстройство мыслительной деятельности, практически граничащее со слабоумием. Согласно психологическому исследованию, предпринятому в интересах следствия во время пребывания наблюдаемого в заключении, последний страдает от затянувшегося посленаркотического состояния, однако постепенно появляются признаки того, что его психика возвращается в норму. Он заметно пришел в себя, отмечаются также улучшения в состоянии рассудка и способности идти на контакт с окружающими. У больного пробуждается интерес к жизни и трудовой деятельности

№ 4 в течение многих лет страдал от психологических проблем, его мучило ощущение собственного одиночества. Он курил гашиш и марихуану около двух лет. Он старался контролировать потребление, поскольку замечал, что состояние заторможенности сохраняется и на следующий день после приема наркотика. Наблюдаемый чувствовал, что марихуана помогает ему налаживать контакт с другими людьми и раскрепощает. Вначале он полагал, что марихуана не вызывает привыкания, но потом понял, что это не так»

Вспомним-ка на минутку нашу собственную юность в ее тяжелые периоды. Не правда ли, и наши знакомые, и наши дети имели возможность прочувствовать на себе негативные состояния, сопутствующие этому времени жизни. На кого не находили приступы лени, пассивности, отчуждения от окружающих, отрицания всего и вся? В отдельных случаях можно свалить вину на влияние наркотиков. А можно рассматривать это как необходимую остановку на пути к взрослению или попытку личности, испытывающей постоянный стресс и неуверенность в собственных силах, забиться в скорлупу. В настоящее время в Норвегии насчитывается около четверти миллиона человек, когда-либо пробовавших коноплю (Хауге и Иргенс-Йенсен, 1989, с. 16, и Петерсен, 1992). Вот что пишет Петерсен:

«По нашим подсчетам, к началу девяностых годов где-то 250-300 тысяч норвежцев хотя бы раз в жизни попробовали коноплю. Однако для подавляющего большинства этот эксперимент был кратковременным эпизодом, оставшимся в далеком прошлом. Количество тех, кто принимал коноплю в течение последних 12 месяцев, составляет приблизительно от 50 до 90 тысяч человек. В рамках этой группы наблюдаются значительные расхождения в том, что касается интенсивности потребления. Сколько-нибудь серьезные проблемы с наркотиками можно отметить только у весьма ограниченной части потребителей. Для большинства потребление носит более или менее спорадический характер и не имеет каких-либо негативных последствий в психосоциальном плане или в плане здоровья. Трудно сказать, сколько заядлых потребителей марихуаны реально проживает в Норвегии, поскольку ответ на этот вопрос в значительной степени зависит от того, что мы понимаем под выражениями «зависимость» и «заядлый потребитель». Если принять за точку отсчета цифру в 100 наркотических сеансов, мы придем к числу порядка 10-20 тысяч потребителей»

Действуй наркотики так, как утверждает полиция, многое в нашей жизни выглядело бы совершенно иначе. Еще сто лет назад медицинскую литературу о детях переполняла казуистика, весьма схожая с казуистикой Совета по уголовному кодексу. Только тогда речь шла о борьбе с онанизмом. Родителям было важно знать симптомы, чтобы вовремя вмешаться

*  * *

Нет никаких оснований обращать критику непосредственно на вклад отдельных людей в наше общее наркополитическое прошлое. В этой ситуации врачи действовали, как подобает врачам, то же можно сказать и о сотрудниках правоохранительных органов и политиках. Важнейшая заповедь медицины гласит: если есть сомнения относительно того, болен пациент или здоров, следует предполагать болезнь. Применительно к проблеме наркомании эта заповедь будет звучать таким образом: если есть сомнения в опасности того или иного вещества, следует считать его опасным. Что же до сотрудничества с правоохранительными органами, то здесь мы имеем возможность наблюдать долгую историю взаимоотношений довольно щекотливого свойства. Эти взаимоотношения могут заключаться в помощи по осуществлению принудительного лечения. Или, как случается в судебной психиатрии, в постановке диагнозов, позволяющих судебной системе такое вмешательство в жизнь человека, которое не может быть оправдано даже на основании совершенных этим человеком правонарушений. Традиционная склонность действовать с оглядкой, свойственная правоохранительной системе, соединенная с направленной на предсказание будущего деятельностью системы здравоохранения, дает гораздо больше возможностей для контроля, чем доступно им по отдельности

Предполагается, что врачи должны знать об эффектах наркотиков, так оно и есть. Но кое-кто из них наверняка согласится, что переусердствовал в своем идеалистическом стремлении запретить наркотики и помог создать слишком уж одностороннюю картину. В изданных Советом по уголовному кодексу «Кратких сведениях о галлюциногенах и марихуане» нет никаких упоминаний об основополагающих работах, таких как Комиссия по марихуане (Report of the Indian Hemp Drugs Commission, 1893-94) и Доклад Ла-Гардии (Комитет мэра по марихуане, 1944), зато широко цитируются всякого рода высказывания, базирующиеся на материалах о прошлом пациентов. Хорошим примером господствующей здесь логики может служить казуистика полицейского врача из Осло, приведенная ранее. Нам отлично знакомы методологические трудности, возникающие при попытках вернуться в прошлое и выяснить, что же именно из всех хитросплетений условий несчастной жизни привело молодого человека в беду. С точки зрения нормальных методологических требований, казуистика положения Совета по уголовному кодексу (Законопроект Одельстинга № 46, 1967-68), приложение 4, не выдерживает никакой критики

Однако эта казуистика принимается за науку. Брит Бергерсен Линд (1974, с. 54-55) указывает, что придача проблеме наукоподобного статуса помогает легитимизировать меры пресечения, делает их приемлемыми в глазах общества, как бы ставя вне критики и обсуждения:

«Во времена, когда основной стратегией борьбы с наркотиками была судебно-карательная, законодатели и активисты наркополитики испытывали влияние двух противоположных направлений общественного мнения, а именно, сильных гуманистических тенденций, ориентированных на лечение наркоманов, и веры в то, что только методы правоохранительных органов способны предотвратить всплеск наркомании. Этот внутренний конфликт был разрешен путем упрощения выбора – мерам пресечения был придан внешне рациональный характер. Косвенным образом научная постановка проблемы оправдывает довольно серьезное вмешательство в жизнь неблагополучной молодежи, позволяет считать такое вмешательство необходимым и одобряется политиками»

В обычной уголовной практике сомнения в виновности истолковываются в пользу подозреваемого. В случае же с антинаркотическим законодательством все сомнения оборачиваются против наркотиков. Если сомневаешься, значить, надо ужесточить наказание. Центральной инстанцией, узаконивающей – и инициирующей – ту высокую степень мучений, на которую обрекаются незаконно употребляющие наркотики люди, является врач

*  *  *

Правоохранительные органы оказались весьма послушными учениками медиков. Положение Совета по уголовному кодексу впервые увидело свет весной 1967 года. Осенью того же года глава криминальной полиции Осло выступил с докладом, в котором он, согласно опубликованному в газете реферату речи, утверждал, что число наркоманов постоянно растет, так как

«…марихуану обыкновенно употребляют в группах, и каждый новый наркоман заманивает или уговаривает попробовать наркотик где-то 3-4 человек из своего окружения. Каждый их этих новичков приводит с собой еще по 3-4 человека, и таким образом мы получаем рост в геометрической прогрессии: 3-6-12-24 и т.д.»
(Линд, 1974, с. 42)

Но полиция и ранее требовала ужесточения наказаний. Когда максимальный срок, согласно Опиумному закону 1928 года, был установлен в размере 6 месяцев, полицейское управление Осло считало, что он должен быть 2 года. Во время ревизии закона в 1968 году полицмейстер Осло высказывался за то, чтобы планку максимального наказания подняли до 10 лет против пяти, предложенных Советом по уголовному кодексу. Полицмейстер также требовал установить минимальный срок наказания в 1-3 года при наличии отягчающих обстоятельств. В 1971 году Генеральный прокурор выступил от лица многих прокуроров с требованием повысить максимальный срок наказания до 10-15 лет. Год спустя был принят закон, установивший срок в 10 лет

И Объединение судей, и Объединение адвокатов поддержали требования о повышении максимального срока наказания

Однако полиция развивала активность не только в деле ужесточения максимального срока наказания. Давление полиции также проявлялось в требованиях расширить область уголовно наказуемых деяний. На слушаниях, посвященных обсуждению внесенного Советом по уголовному кодексу предложения от 1967 года, прозвучало такое высказывание:

«Норвежское объединение сотрудников полиции и полицмейстер Осло предлагают криминализировать следующие деяния, связанные с употреблением наркотиков:

1. участие в сборищах, где употребляются наркотики, даже если участвующий сам не употребляет наркотики;

2. предоставление жилплощади для сборищ, на которых употребляются наркотики;

3. подстрекательство или способствование употреблению наркотиков»
(Законопроект Одельстинга № 46, 1967-68, с. 17)

*  *  *

При наличии такой поддержки – тут и знания медицины, и опыт профессиональных полицейских юристов – неудивительно, что и политики поспешили вслед. Догнали и перегнали. В 1967 году Совет по уголовному кодексу предложил установить максимальный срок наказания в размере пяти лет. Министерство юстиции поддержало предложение, но Комитет юстиции при Стортинге повысил планку до шести. Однако и этого оказалось недостаточно. На прениях в Стортинге 31 мая 1968 года незамедлительно прозвучало предложение поднять срок до восьми лет, а кое-кто заговорил и о десяти

Многие депутаты также давали понять, что желали бы видеть поддержку со стороны судов, чтобы те начали применять предоставленные им возможности для установления наказаний. Как сказал во время прений Эгиль Эндресен, позднее ставший членом Верховного суда:

«Я со своей стороны считаю, что наши суды будут пользоваться всеми симпатиями Стортинга, если начнут довольно жестко применять на практике данные им полномочия. Мне кажется, профилактический эффект будет гораздо выше, если суды будут на деле использовать те суровые меры пресечения, которые теперь им доступны, чем если при наличии суровых мер пресечения суды станут отказываться от возможностей, предоставленных им законом»

Сальве Сальвесен, требовавший установления максимального срока в десять лет, прибавил к этому:

«В заключение я бы хотел, чтобы с этой трибуны прозвучали такие слова: в качестве условия принятия этого закона следовало бы обязать наши суды осуществлять его в полной мере»

Уже в 1972 году призывы Сальве Сальвесена с коллегами были услышаны, и максимальный срок наказания повысился до десяти лет. Однако вскоре и этого показалось мало. В 1979 году Министерство юстиции разослало судебную петицию. Большинство судебных инстанций выступало за повышение максимума до 15 лет. Министерство поддержало инициативу и выдвинуло предложение повысить максимум до 15 лет (Законопроект Одельстинга № 62 (1980-81)). Маловато, был общий глас, на этот раз еще до того, как законопроект стал законом. Это мнение звучало как в самом Стортинге, так и за его стенами. Поворотным пунктом в дебатах послужило предложение профессора Андерса Братхольма. В его письме к министерству юстиции говорилось, что следует допустить применение тюремного заключения сроком до 21 года, если «преступление, подпадающее под сферу действия первой и второй частей закона, связано с оборотом особо больших объемов наркотиков, или же само преступное деяние по каким-то другим причинам представляет собой особую опасность». Это предложение получило большинство голосов в Комитете юстиции, а также широкую поддержку в Стортинге со стороны Правых [10] и большинства партий центра. Позднее министр юстиции Мона Рекке во время прений в Стортинге заявила следующее:

«Речь идет о том, чтобы иметь наготове закон, который бы регулировал наказания за преступления, связанные с особо большими объемами наркотиков или по иной причине являющиеся особо опасными. Как указывается в письме профессора Братхольма к Комитету юстиции, многое говорит за то, что максимальный срок в 15 лет скоро окажется недостаточным. В такой ситуации, когда мы можем стать свидетелями связанных с наркотиками преступлений невиданной ранее степени тяжести, представляется необходимым избежать преждевременного «изнашивания» закона путем создания специальных судебных решений относительно особо опасных преступлений, описываемых в так называемом «профессиональном» параграфе»
(Отчеты Одельстинга, 1980-81, с. 571)

Стортинг тут же принял большинством голосов предложение министерства об установлении максимального срока наказания в 15 лет. Однако сразу после этого произошла смена правительства, делом занялся Совет по уголовному кодексу, предложивший максимум в 21 год. Предложение было принято

Но Совет пошел на повышение максимального срока до 21 года с тяжелым сердцем. Во-первых, по мнению Совета, никакого ужесточения закона не требовалось. При повторном совершении преступлений, так называемом рецидиве, наказания могут превышать установленный законом максимальный срок. Так, 15 лет спокойно заменяются на 20. Во-вторых, Совет начал задумываться о том, насколько целесообразным, в принципе, является дальнейшее ужесточение закона:

«Совет по уголовному кодексу полагает, что нет никаких оснований для дальнейшего ужесточения практикуемых на сегодняшний день судами наказаний. Среди скандинавских стран Норвегия держит первенство по суровости, как в отношении предусмотренных законом сроков наказания, так и в отношении назначения наказаний в отдельных конкретных случаях. И при сравнении со штрафными санкциями, налагаемыми за другие уголовно наказуемые деяния, степень тяжести наказаний за наркопреступления заставляет задуматься о целесообразности дальнейшего их ужесточения. Степень тяжести наказания должна соответствовать степени тяжести преступления, это справедливо и для преступлений, связанных с наркотиками. В Норвегии уровень штрафных санкций и для преступлений против личности, и для преступлений против собственности является довольно умеренным. Длительные сроки лишения свободы – это, скорее, исключения, чем правило, а сроки более 7-8 лет, помимо наркопреступлений, назначают только за убийства, совершаемые повторно. Как не раз говорилось, справедливо, что циничную торговлю наркотиками в крупных размерах причисляют к преступлениям, представляющим наибольшую опасность для общества и заслуживающим самого строгого наказания. Но нельзя забывать о том, что настоящие акулы наркобизнеса составляют подавляющее меньшинство, а большинство осуждаемых за наркопреступления сами являются наркоманами в большей или меньшей степени и заслуживают снисхождения, будучи жертвами тех же самых неблагополучных жизненных условий, что и обычные мелкие преступники»
(НОУ, 1982: 25, с. 33-34)

По мнению Совета по уголовному кодексу, ужесточение наказаний не имеет особого смысла и с точки зрения оказываемого профилактического эффекта (НОУ, 1982: 25, с. 34):

«Вряд ли стоит ожидать сколько-нибудь значительного профилактического воздействия от ужесточения штрафных санкций. Когда уровень штрафных санкций за особо тяжкие преступления, связанные с наркотиками, изначально настолько высок, эффект от ужесточения наказаний будет носить только косвенный характер, как в отношении устрашения потенциальных преступников, так и для придания преступлению серьезности в глазах общества. Конечно, можно попробовать ударить по рынку наркотиков при помощи суровых наказаний для мелких торговцев и наркоманов, однако Совет не рекомендовал бы такую стратегию. Она плохо осуществима на практике и является сомнительной с точки зрения элементарной справедливости»

С учетом этих оговорок, можно было бы надеяться на то, что Совет по уголовному кодексу выступит против ужесточения наказаний, но этого не произошло. «Тем не менее, Совет полагает, что есть смысл ввести в употребление максимально предусмотренное законом наказание для самых тяжких преступлений, связанных с наркотиками» (с. 34) [11] . Но Совет делает одну важную оговорку. Ужесточение закона должно касаться только особо опасных наркотиков:

«Совет не находит никакой надобности предлагать подобное ужесточение закона по отношению к преступлениям, связанным с производными конопли. Хотя в обязанности властей и входит ограничивать распространение таких наркотиков, по степени опасности они существенно отличаются от так называемых «тяжелых» наркотиков, и это тоже следует учесть при определении тяжести карательных санкций».
(НОУ, 1982:25, с. 35)

Министерство юстиции с благодарностью приняло предложение об ужесточении наказаний, но решительно отказалось от всего, что попахивало либерализмом по отношению к потребителям конопли. Оно высказалось следующим образом (Положение Одельстинга № 23 (1983-84)):

«К несчастью, разграничения максимальных штрафных санкций за так называемые особо опасные и менее опасные наркотические вещества могут привести к тому, что употребление конопли, например, станет социально приемлемым. Может также создаться ложное впечатление, что власти считают распространение конопли в больших объемах не очень серьезным преступлением» (с. 19)

Главный совет по наркотикам вместе с Министерством по социальным вопросам заранее решительно отмежевался от предложения подразделить наркотики на более опасные и менее опасные. То же самое сделало и Норвежское объединение сотрудников полиции. Никто в Стортинге не высказался за введение подобного разграничения. К тому же на этот раз в Стортинге царило единодушное согласие относительно всех предлагаемых ужесточений закона. В прошлый раз – в 1981 году – этот вопрос вызвал дискуссию, и депутаты от Рабочей партии воспрепятствовали тому, чтобы максимальный срок наказаний был поднят до 21 года. Пришлось обойтись 15 годами. В тот раз представитель партии Гунн Вигдис Ольсен-Хауген заявила:

«Рабочая партия не желает принимать участия в принятии политических решений в этой очень серьезной области, так как традиционно сложившийся подход сильно напоминает аукцион, где каждый стремится предложить больше. Нам бы также не хотелось вызывать у народа ложного впечатления о том, что проблема наркомании разрешается по мере увеличения сроков наказания

Еще меньше Рабочей партии хочется ввязываться в дискуссию «Кого больше всех заботит проблема наркомании?», исходя из того, кто предлагает более высокий штраф»
(Прения в Одельстинге, 26 мая 1981 г.)

Но в 1984 году все было по-другому. Против использования судьями максимального предусмотренного законом наказания за преступления, связанные с наркотиками, было подано только два голоса

Министерство юстиции решило ужесточить закон по сравнению с законопроектом Совета по уголовному кодексу еще и в другой области. Ужесточение касалось простого потребления наркотиков. Максимальный срок наказания был увеличен с трех до шести месяцев, тем самым это деяние из правонарушения стало преступлением. Такое повышение статуса было предпринято главным образом для того, чтобы иметь возможность применять тюремное заключение и против простых наркоманов (Положение Одельстинга №23 (1983-84), с. 15)

*  * *

Конечно, можно предположить, что Стортинг проводил такую жесткую линию в основном в области законодательной работы. Однако это не так. Мы провели обзор всех вопросов и интерпелляций, которые поднимались в Стортинге за период с 1967 по 1983 годы. Потом мы разделили их на три основных категории, в зависимости от тона вопроса или интерпелляции. В первую категорию вошли те, что производят впечатление требований по введению ограничений или контроля, или намекают на желательность таковых. Во вторую – те, в которых высказывается желание принять какие-то конкретные меры – например, дать денег какой-либо группе населения. Ну и третья категория – это те, где высказывались сомнения по поводу введения рестриктивных мер или контроля. У нас бывали колебания относительно того, как правильно классифицировать тот или иной документ, но таких случаев было немного и на итоговый результат они не оказали никакого влияния. Всего мы насчитали 65 вопросов или интерпелляций. Ни один из них не подпадал под категорию сомнений. В 23 случаях речь шла о «желательности принятия конкретных мер». 42 случая относились к категории «желание введения рестриктивных мер или контроля»

* * *

Итак, максимальный срок наказания изменился с 2 лет до 21 года. К тому же минимальный срок, меньше которого присудить нельзя, составляет 3 года. Для чего все это?

На первом плане выступает желание предотвратить опасность в будущем. Со стороны иностранцев. Эта тема красной нитью проходит сквозь дебаты об ужесточении наказаний. Самые суровые меры рассчитаны отнюдь не на простых наркоманов, а на … Вот хороший пример:

Эрланд Асдаль: «Я с трудом верю в то, что эти нелюди – не могу их называть иначе – затевая свой бизнес на норвежском рынке, не думают о потенциальной возможности загреметь в норвежскую тюрьму… Если уж проводить какие-то изменения в законе помимо предложенных, было бы куда лучше ввести пожизненное заключение для этих акул наркобизнеса, чем смягчать уже существующие штрафные санкции. И просто введения пожизненного заключения мало. Такие люди вообще не заслуживают никакого снисхождения, разве что в совершенно исключительных случаях, настолько они опасны»

Аксель Вальберг (1983, с. 55) в своей диссертации резюмирует общепринятое мнение о наркоторговцах:

«Перед нами рисуется очень односторонний образ наркоторговцев. Их цель – легкая прибыль. Они холодные, циничные и беспринципные люди, часто сравниваемые с убийцами. Их клиенты – слабые и больные подростки. Сами же наркоторговцы не страдают от наркотической зависимости и занимаются крупным импортом опасных наркотиков

Среди их рабочих методов можно назвать бесплатную раздачу наркотиков, чтобы впоследствии, когда их жертвы приобретут зависимость, продавать товар втридорога. Другой метод – подмешивать опасные наркотики в менее опасные, или в минеральную воду, таким образом вызывая у молодежи привыкание. Их рабочим местом все чаще становятся школы и другие места, где обретаются подростки»

*  *  *

Конечно, хорошо сознательно обрекать на предумышленные мучения нелюдей-чужаков. А вот обыкновенных наркоманов или тех, кто находится в рабской зависимости от наркотиков, – не очень хорошо. Поэтому с самого начала производились попытки подчеркнуть, что «профессиональный параграф» (§162) имеет отношение только к крупным наркоторговцам. Халвор Бьеллонес, который представлял этот вопрос в Стортинге при обсуждении нового параграфа в 1968 году, сказал так (с. 386):

«Возможно, стоит сразу подчеркнуть, что данный параграф не ставит своей целью ужесточить судебное преследование наркоманов, которые, например, описаны в недавно проведенном исследовании (простых наркоманов. – Примечание наше.). Речь идет о том, чтобы ужесточить судебное преследование тех, кто создает условия для распространения наркомании. Другими словами, мы проводим границу между наркопреступлениями с отягчающими обстоятельствами и такими, которые, с точки зрения закона, заслуживают снисхождения»

Со своей стороны депутат Стортинга Гури Йохансен заявила:

«Нелегальные торговцы наркотиками – это преступники, которые цинично наживаются на несчастье других людей. Наше правосудие должно расправиться с ними безо всякой жалости. Они заслуживают самого сурового наказания

В тоже время, наркоманы – это больные люди, которых нужно лечить, что сегодня и делается»
(Дебаты об интерпелляции, 1967, с. 2093)

Расчетливых преступников наказывают, наркоманов лечат. Каждому по заслугам. Так оно изначально планировалось. Но постепенно эта граница стала стираться. Исследование Бёдала свидетельствует, что импортом наркотиков занимаются сами наркоманы, и они же наказываются исходя из самых суровых судебных решений. Однако власти уклоняются от решения этой проблемы при помощи двух аргументов. Как говорилось уже в 1968 году, длительные сроки тюремного заключения могут помочь проводить лечение наркоманов (на это указывали в 1968 году Астри Рюннинг и Йоханнес Осттвейт). Кроме того, как заявила во время дебатов по поводу ужесточения закона в 1981 году Мона Реке (с. 570): именно то, что наркоманы одновременно являются наркоторговцами, делает вопрос расширения сферы применения карательных санкций особенно актуальным. По всей видимости, министр юстиции имела в виду, что таким образом можно справиться и с наркоманами, и с наркоторговцами одним ударом

*  *  *

Последний момент, который необходимо упомянуть в связи с анализом причин акселерации сроков наказания в норвежском законодательстве, – это отсутствие оппозиционных представлений. Относительно свойств наркотиков, их способности превращать лю­дей в рабов, а также относительно необходимости суровых штраф­ных санкций. Пока законодатели в 1984 году не достигли макси­маль­но предусмотренного законом срока в 21 год, в Стортинге постоянно находилось влиятельное меньшинство, требовавшее сделать наказания еще более суровыми по сравнению с предложенными Правительством или Советом по уголовному кодексу. Ни разу никто не выступил за то, чтобы установить более низкие сроки наказаний по сравнению с предложенными властями. Все дискуссии велись между теми, кто выступал за суровые наказания, и теми, кто хотел еще более ужесточить эти суровые наказания. В 1982 году предложение Правительства установить максимальный срок наказания «всего лишь» в 15 лет (против заявленного оппозицией 21 года) было принято с перевесом в каких-то шесть голосов. В 1984 году только два голоса было подано за то, чтобы установить максимум менее 21 года. И все новые ястребы спешат на смену друг другу. Даже если удалось достигнуть максимального штрафа за самые тяжкие преступления, остаются еще менее тяжкие, где максимум еще впереди. Партия прогресса предложила увеличить максимальный срок за менее тяжкие преступления, связанные с наркотиками, с 10 до 15 лет. Кроме того, партия предложила поднять минимальный срок наказания за особо тяжкие преступления с 3 до 5 лет. Одновременно партия высказалась за то, чтобы поднять верхнюю планку максимально предусмотренного законом срока тюремного заключения, составляющего, как уже говорилось, 21 год. А еще можно запретить заключенным временные отлучки из тюрьмы и отменить практику испытательных сроков. Все это можно использовать для новой ревизии норвежского антинаркотического законодательства. Потолок штрафных санкций достигнут, но его можно еще чуть-чуть приподнять, можно поднять до потолка другие виды преступлений, можно существенно ужесточить отбывание срока наказания

*  *  *

Конечно, и в Норвегии существовали оппозиционные мнения, но им не удавалось просочиться сквозь стены Стортинга. Ученые-социологи с самого начала пытались указать на нюансы в том, что касалось наркотиков (Кристи, 1967, 1968а) и наркоманов (Линд, 1974). Исходя из конкретных уголовных дел, связанных с наркотиками, они также пытались предупредить об использовании «наказания как лечения» (Ауберт, 1968). В докторской диссертации Линд, написанной в то время (1974 год), когда максимальное наказание составляло «всего лишь» 10 лет, прозвучали такие выводы:

«То, что изначально мыслилось как оружие в борьбе с сильным, организованным и «подпольным» противником и с деятельностью, целью которой была нажива на чужих проблемах, на практике через 50 лет обернулось против совсем другой группы населения – тех, кто становятся жертвами системы. Это слабые, плохо организованные, заметные, что называется, невооруженным глазом, люди, ничем не защищенные от вмешательства в их жизнь органов контроля. С самого момента принятия первого Опиумного закона вплоть до предпринятых в конце 60-х годов изменений в законодательстве, основными целями официальной наркополитики являлись контроль за деятельностью и наказание профессиональных «акул наркобизнеса». То, что принятый в 1965 году закон фактически работал против групп молодых маргиналов общества, которые сами употребляли и злоупотребляли наркотиками, то, что этот закон фактически превращал их в преступников, ставя такой образ жизни вне закона, по всей видимости, никого не волновало

Только в условиях атмосферы иррационального страха, подогреваемого представлениями об опасности взрывоподобного распространения наркомании среди молодежи, возможно проводить такую политику. Не менее важен и тот факт, что жертвами ее становятся незащищенные в социальном и политическом отношении группы населения, не имеющие веса в обществе. То, что осуществляемые органами правоохранения меры принуждения и контроля сосредоточены в основном на представителях этих групп населения, несет минимум негативных последствий для общества: большинство наказуемых уже с самого рождения обречены быть исключенными из производственного цикла. Можно осуществлять контроль, не создавая беспокойства в обществе, так как ничьих влиятельных интересов это не затрагивает»

9.4 Братья и сестры всегда чем-нибудь да отличаются

Нередко люди говорят: странно, дети такие разные, а ведь выросли в одной семье. Конечно, это не так. Дети рождаются в семье в разное время. И семья разная – кто-то уже есть, кого-то еще нет. Все равно братья и сестры во многом похожи. А общие материальные условия и потребности, образ жизни родителей могут создать и общую почву для развития

Война с наркотиками ведется во всех скандинавских странах. Наркотики представляют собой удобного врага практически везде. Но, возможно, не для всех одинаково удобного. В этом разделе мы попытаемся выделить и объяснить те различия, которые существуют между скандинавскими странами, несмотря на всю их похожесть. Конечно, у нас нет универсального объяснения для всех различий. Но давайте попробуем

Во многих отношениях больше всего вопросов вызывает Финляндия. Почему в этой стране паника в обществе не достигла того размаха, как в других скандинавских странах? Мы полагаем, что важнейшую роль в этом сыграли следующие два фактора

Первое: Финляндия, как и Норвегия, расположена на отшибе. Все новые веяния, новые моды, новые товары, стиль жизни – все это доходит с опозданием. Поэтому есть время подготовиться. Шок оказывается не столь велик. Наркотики также проделали долгий путь, прежде чем появиться в Финляндии, и, возможно, вызвали меньше проблем

Второе: как раз в то время, когда паника по поводу наркотиков охватила соседние страны, у Финляндии были все причины волноваться из-за другого врага – алкоголя. В конце шестидесятых годов проводились широкомасштабные мероприятия, направленные на либерализацию торговли алкоголем. Результат не заставил себя долго ждать – как в виде статистики продаж, так и в виде уличных сцен. С 1968 по 1969 год объем продажи спирта вырос на 46% (за основу берутся расчеты в виде чистого спирта). Год спустя рост объемов продаж продолжался, в особенности это касалось наиболее крепких напитков. Последующие события подтверждают отвлекающее воздействие алкоголя на финское общество. Трудно испытывать панику по поводу нескольких проблем одновременно. А алкоголь давал гораздо больше оснований для паники, чем что-либо еще

Есть и другая причина, по которой потребность в удобном враге – наркотиках – в Финляндии оказалась не столь велика, как в остальной Скандинавии. Классовые противоречия и классовая борьба, во всяком случае до недавнего времени, оставались актуальной темой в Финляндии. Большинство еще помнило гражданскую войну, да и самая крупная в Скандинавии коммунистическая партия не давала забыть о классовой перспективе. В то время как в других скандинавских странах идеализировали классовые отношения, а их различия удавалось замаскировать, в Финляндии этого произойти не могло. Поэтому и не было такой же необходимости в наркотиках для объяснения положения неудачников в обществе. Объяснение уже существовало

Третий фактор вызывает у нас наибольшие сомнения, и мы приводим его здесь под знаком вопроса. Финляндия – это не просто скандинавская страна. Это страна, которая находится между Западом и Востоком, что не могло не наложить свой отпечаток. Для нас, остальных скандинавов, является естественным полагаться на административное решение социальных и уголовно-политических проблем, это своего рода традиция. Разумно предположить, что по сравнению с другими скандинавскими странами в Финляндии определение того, что есть важная социальная или уголовно-по­ли­ти­ческая проблема, в большей степени является задачей высшего правительственного уровня. Неслучайно в Финляндии существует исследовательский институт, занимающийся деятельностью правоохранительных органов. Этот институт имеет прочные связи с правительственной администрацией, а другой большой исследовательский институт занимается непосредственно пенитенциарной системой. Вся организация формально очень напоминает существующую в большинстве восточноевропейских стран. В Швеции есть Совет по предотвращению преступности – СПП, обладающий похожим статусом, однако у нас сложилось твердое впечатление, что СПП стоит не так близко к центральной власти. По большей части криминально-политическими исследованиями в Скандинавии занимаются университеты. Ученые-криминологи по всей Скандинавии пытались приостановить панику, которая возникла вокруг проблемы наркотиков. Однако удалось им это только в Финляндии. Конечно, близость к властным структурам означает более высокую степень государственного контроля, но в то же время и контакт с власть имущими. Какие это может иметь последствия для исследователей – тема для отдельной дискуссии, но сейчас для нее нет ни места, ни времени. Наш ключевой аргумент состоит в том, что подобная организация, наряду с общей ограждающей позицией, которую занимает госаппарат, способствовала созданию условий, препятствующих распространению паники в обществе

В связи с этим стоит упомянуть и четвертый момент: финская правительственная администрация не так легко поддается общественной панике. Как, впрочем, и другим явлениям, меняющим статус кво. Волна реформ, охватившая в 60-х годах уголовную политику в Скандинавии, заявила о себе и в Финляндии. То, что в других Скандинавских странах получило название КРИМ, КРУМ и КРОМ [12] , в Финляндии называли Ноябрьским движением – игра слов, прямо намекающая на революционный аспект событий. Но если в прочих скандинавских странах эти движения имели вполне конкретные результаты – грубо говоря, можно сказать, что заключенные и их защитники получили несколько больше прав, – в Финляндии результаты оказались довольно скромными. Условия в тюрьмах почти не изменились. Критика финской полиции была весьма умеренной. Ноябрьское движение только подчеркнуло (и это явилось его основным достижением) важность правового контроля за правоохранительными органами, дабы те не переусердствовали при исполнении служебных обязанностей (Анттила, 1971). Эта тенденция только укрепила власть в руках юристов. Административные власти еще тверже стали придерживаться буквы закона, что, в свою очередь, послужило причиной большей осторожности финнов (в сравнении с другими скандинавами) в экспериментах с экстраординарными следственными методами. Мы рассмотрим это подробнее в главе 12.5. Другими словами, госаппарат не потерял ни пяди земли в ходе реформ 60-х годов. Поэтому у него и не возникало потребности отвоевывать потерянное при помощи проблемы наркотиков

И наконец, у Финляндии есть защитный механизм, так как часть проблем берут на себя шведы. В любой период в Швеции обретаются довольно большие группы финнов, имеющих проблемы с алкоголем и наркотиками. Гораздо проще мириться с проблемами, исчезающими за рубежом, чем с теми, которые приходят в страну

Норвегия, как и Финляндия, географически является окраиной, но положение окраины, по-видимому, только усиливает здесь страх и волю к борьбе. Благодаря изоляции возникает надежда при помощи суровых мер отгородиться от проблемы наркотиков. Одновременно изоляция подогревает страх перед тем чужим и чуждым, что есть в наркотиках и в торговцах наркотиками. Суровые меры направлены не на обычных норвежцев. Нет, они должны поразить акул – рыбу чуждых морей, заплывшую в норвежские воды

Такая суровость вполне в стиле традиционного отношения норвежцев к алкоголю и лекарствам. Существующая в Норвегии система контроля за потреблением лекарственных средств, по всей видимости, является самой строгой в мире, хотя приходится добавить, что на уровне потребления это никак не отражается, а уровень потребления алкоголя признан самым низким в Скандинавии

Норвегия также отличается от других скандинавских стран большей склонностью к популизму. Страна всегда была труднопроходимой, вот почему у высшей власти нередко возникали сложности с установлением контроля на местах. Правители были далеко, и народу приходилось управляться самостоятельно, что и происходило. Со многих точек зрения это просто замечательно, но только не тогда, когда начинается паника, – паника, распространяемая вездесущими новыми средствами масс-медиа

В Норвегии в 70-е годы произошел заметный сдвиг во властных структурах, связанных с уголовной политикой государства. Был отменен целый ряд особых условий и правил, осужденные получили право участвовать дебатах по вопросам уголовной политики, условия содержания в тюрьмах постоянно находились в центре внимания общества, а действия полиции подвергались критике. Однако под лозунгом «Тюрьмы без наркотиков» начали закручивать гайки, да так, что раньше это показалось бы просто немыслимым

В случае со Швецией тоже можно говорить о целенаправленных попытках восстановить равновесие в сфере уголовной политики. Швеция к тому же принимает больше всех в Скандинавии иммигрантов, что может стать причиной большей готовности общества к панике. Наконец, Швеция самая радикальная скандинавская страна в деле выставления напоказ своего лоскутного пролетариата. Говоря проще, Швеция уничтожила трущобы и задворки – убежища нищих. Швеция отобрала у лоскутного пролетариата его среду обитания и создала миф об общенародном доме, а лоскутный пролетариат остался. Лоскутный пролетариат употребляет наркотики. В том числе и наркотики. Искушение объявить проблему существования лоскут­ного пролетариата проблемой наркомании, чтобы потом попытаться решить ее при помощи войны с наркотиками, очень велико

Хенрик Там (1995) развивает эту мысль еще дальше. В главе под названием «Уголовная политика и ослабление государства всеобщего благосостояния» он ставит под сомнение обычный аргумент, согласно которому уголовная политика является отражением общих течений в политике. Напротив, говорит Хенрик Там, уголовная политика – это арена, на которой все тайное в общеполитических тенденциях становится явным

«Политические партии, сражаясь друг с другом за власть, проводят свою уголовную политику для реализации своего идеального образа общества. Таким образом, уголовная политика является инструментом, помогающим понять себя» (с. 105)

Происходит следующее: государству всеобщего благосостояния и «шведской модели» приходится уступить перед тем, что Хенрик Там называет «рыночной моделью»:

«Когда идея государства всеобщего благосостояния пользовалась сильной политической поддержкой, социал-демократы имели воз­мож­ность проводить такую уголовную политику, при ко­то­рой правонарушителю не отказывали в социальной защите и в, принципе, давали возможность вернуться в общество. Подобная политика является отражением типичной социал-демократической политики с ее мыслью об общенародной солидарности, верой в преобразование общества и идеологией исправления-излечения человека

С ростом критики в адрес государства всеобщего благосостояния усилилась и критика идеологии исправления человека и тех воззрений, согласно которым правонарушитель был жертвой трудного детства и неблагополучных жизненных условий. Вместо этого правонарушителя стали считать эксплуататором и паразитом. Он ущемляет права своих сограждан не от отчаяния, не потому, что ему отказывают в удовлетворении естественных человеческих потребностей. Нет, он делает это из соображений личной наживы. Будучи единственно ответственным за свои деяния, он подлежит не исправлению, а наказанию. Правонарушитель становится активным участником рыночных отношений, где существует свободный выбор между законным и незаконным способом обогащения. Если уж он выбирает путь преступлений, значит, он должен получить по заслугам. Таким образом, точка зрения на правонарушителей сегодня соответствует отнюдь не модели государства всеобщего благосостояния, но модели рыночной» (с. 102)

У Норвегии и Швеции много общего, но есть и отдельные, весьма интересные различия. Первоначально в Швеции были попытки проводить более либеральную линию по отношению к наркотикам, чем в Норвегии. Первая эпидемия – амфетаминовая – по большей части была делом рук врачей и была спровоцирована производителями лекарственных препаратов. В течение долгого времени полагали, что от этой проблемы можно излечиться. Идея исправления – излечения – гораздо явственнее просматривается и в деятельности шведского КРУМа, если сравнивать его с аналогичными скандинавскими группировками, занимающимся уголовной политикой. В это время мало кто в Швеции выступал за профилактику преступности и репрессивные методы борьбы, особенно по сравнению с Норвегией. Однако влияние, которое приобрела в Швеции идеология излечения, принесло неожиданные плоды, когда некоторые из сторонников этой идеологии во главе с Нильсом Бейеротом вдруг развернулись на 180 градусов, заявив: да это же эпидемия. Обычные методы лечения тут не помогут, необходима профилактика, необходимы суровые меры, а главное, надо добраться до источников заразы. Почти все крыло сторонников идеологии излечения перешло на сторону тех, кто выступал за репрессивные методы, и требование что-то изменить в сложившейся ситуации обрело невиданную до сих пор поддержку

По сравнению с остальной Скандинавией, Дания – самая европейская страна. Она больше подвержена веяниям с континента, как в географическом, так и в социальном отношении. Дания занимает последнее место по многим важным показателям уровня благосостояния. Аллардт (1975) находит датчан более несчастливыми и неудовлетворенными жизнью. Элементарная статистика свидетельствует о том, что количество самоубийств здесь несколько больше, потребление алкоголя намного больше, а вот ограничений значительно меньше, чем в остальной Скандинавии. Другой бы подумал, что датчане должны быть более остальных заинтересованы в жестком контроле за наркотиками. Однако датчане знают, что контроль, подобный  шведскому и норвежскому, привел бы к невиданному доселе в Скандинавии росту количества заключенных, относительного количества заключенных (на 100 000 населения), а также количества полицейских, необходимых для управления ими, и чрезвычайных полномочий. Кроме того, Дания есть Дания, и большинство населения здесь довольно сдержанно относится к тому, как далеко родное государство может зайти в попытках заставить граждан прожить долгую и здоровую жизнь

*  *  *

Братья и сестры всегда чем-нибудь да отличаются. Однако часто они похожи друг на друга. Не позволим тем различиям, что существуют между скандинавскими странами, скрыть от нас знакомые черты паники, связанной с проблемой наркотиков. И в Финляндии, и в Дании штрафные санкции были увеличены. И в этих странах есть влиятельные группировки, стремящиеся сделать наркотики главным врагом общества

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

[1] Единая конвенция (англ.)

[2] Отчет Комиссии по наркотику марихуане (англ.)

[3] Фиорелло Ла-Гардия (1882-1947) - американский политический и об­щес­т­венный деятель, мэр Нью-Йорка (1934-1945)

[4] Замена сельскохозяйственной культуры (англ.)

[5] Кристиания - район в Копенгагене, так называемый свободный город, символ молодежной культуры. Возникший во времена расцвета движения хиппи и по их инициативе, до наших дней служит местом жительства представителей альтернативных общественных течений и творческой богемы. Постоянно упоминается в прессе как рассадник наркотиков

[6] Тайная наркополиция Исландии

[7] "Вечерняя почта" (норв.) - ежедневная "серьезная" норвежская газета

[8] Сиба (Ciba) - крупный международный фармацевтический концерн. Одной из отраслей специализации концерна является, в частности, производство уже упоминавшихся снотворных и транквилизаторов из группы бензодиазепинов

[9] Риталин - транквилизатор из группы бензодиазепинов

[10] Правые (H?yre) и Левые (Venstre) - названия норвежских партий

[11] Йос Анденес, тогда председатель Совета, сейчас говорит так (Анденес, 1994, с. 85): "Я совершенно убежден в том, что можно существенно понизить сроки наказания без какого-либо ущерба для дела". Кроме того, теперь Анденес выступает за то, чтобы ограничивать распространение гашиша не посредством уголовного преследования, а другими мерами. (Прим. авт.)

[12] Организации, выступающие за реформу системы наказаний (KROM - норвежская организация)