Удобный враг. Политика борьбы с наркотиками в Скандинавии.
Нильс Кристи, Кеттиль Бруун

М., Центр содействия реформе уголовного правосудия, 2004, 272 с.

 

назад

продолжение

12   Издержки войны

12.1   О том, как легко потерять себя и общество

Война с наркотиками дорого стоит; общество несет колоссальные издержки в виде денежных средств и человеческих ресурсов, наркоманы испытывают тяжкие страдания в специально отведенных для этого учреждениях. Система контроля приобретает все больше полномочий, и мы стоим перед опасностью лишиться важных гарантий соблюдения прав человека. Однако еще опаснее то, что общество перестает понимать само себя.

Ведь это неудачники из неудачников – в школе, на работе, в исправительных учреждениях, среди осужденных – принимают наркотики. Считается, что в их неудачах повинны наркотики. Наркоманией объясняется неправильное устройство всего общества. Если лоскутный пролетариат принимает наркотики, значит, наркотики виноваты в существовании лоскутного пролетариата. Наркомания становится очевидным объяснением несчастий этих людей, так что других объяснений и не требуется.

При таком раскладе совершенно упускаются из вида классовые различия. Все прячется в дыму наркотиков: и врожденные привилегии, и то, что общественные арены предназначены для сильнейших, и отсутствие солидарности в обществе, якобы призванном заботиться о слабейших. Таким образом, борьба с наркотиками служит для сплочения общества. Благодаря ей становится легче примириться с наиболее очевидными несовершенствами государства всеобщего благосостояния, ведь мы боремся за его предполагаемые достоинства с некоей разрушительной силой, уже многое уничтожившей и грозящей дальнейшим разложением и опустошением.

Так это представляется нам. Однако и лоскутному пролетариату это может представляться подобным же образом. Неудачник не менее победителя нуждается в объяснении сложившихся условий жизни. Представление о колоссальной власти наркотиков, которые заманивают человека в ловушку, чтобы потом превратить его в раба, – это довольно простое объяснение, в том смысле, что оно не требует болезненного самокопания, да и исследовать и критиковать общественные механизмы не обязательно. Ничего удивительного, что все пошло наперекосяк. Само собой разумеется – в этом виноваты наркотики. Благодаря общественному мнению об исключительных свойствах наркотиков человеку становится понятным, почему жизнь приняла именно такое направление. Такие теории убаюкивают общество, и все альтернативы исчезают в наркотическом дурмане. Можно сказать, что понятие наркотиков вновь обретает свое первоначальное значение.

Наркотики являются объяснением, но также и извинением. Мы приводим здесь важные материалы, собранные разработчиками теории атрибуции [1]. Классиками в данном направлении считаются МакЭндрю и Эджертон (1969), классическая тема – потребление алкоголя, которое позволяет узаконить другой, по сравнению с общепринятым, тип поведения. Как бы дается разрешение отказаться от обычных шаблонов и делать что-то другое. В состоянии сильного опьянения человек и не может вести себя нормально. Но изменения в поведении наступают слишком быстро и при слишком низких дозах, чтобы алкоголь мог быть единственной и главной причиной всех подобных изменений в поведении, которые провоцируются распитием алкоголя. Типичным примером здесь может служить развеселое застолье, которое моментально утихомиривается при известии, что по ошибке подали гораздо менее крепкие напитки. Вне всякого сомнения, алкоголь оказывает на нас чисто физическое воздействие, ослабляет волю, ухудшает способность к правильной оценке происходящего. Но несомненно и то, что осознание себя выпившим (или вера в это) вполне самостоятельно может привести к изменениям в поведении. То же происходит и с другими наркотиками.

«Я вел себя так, потому что находился под воздействием наркотиков». Это логическое следствие из гипотезы о рабской зависимости. Человек не только является рабом наркотика, он также вынужден совершать нехорошие поступки, которых никогда бы не совершил без наркотика. Большинство совершает такие же неправильные поступки, правда, под воздействием других веществ, но об этом простом факте как-то забывается. Наркотики являются особенно действенными, если человек в них верит. Поэтому совершенно необходимо подорвать эту веру, во всяком случае, уничтожить связанные с наркотиками предрассудки.

 

12.2  О том, как найти себя

Говоря о детях и молодежи, выражение «потерять себя» не совсем подходит. Для них вопрос заключается в том, как найти себя.

Здесь мы хотели бы вновь обратиться к анализу, проведенному в предыдущих главах. Мы указывали на то, что в наше время существуют дополнительные трудности, мешающие человеку обрести себя. Мы показали, какие проблемы вызывает формальная организация детства. Мы показали, что оплачиваемая работа доступна не всем и что появляется необходимость заполнить пустое время. Мы оказываемся в исключительно трудном положении, если хотим, говоря словами Фуко, сотворить свою жизнь. Мы живем в мире, оторванном от культурной традиции, но переполненном предметами материальной культуры. И в такой кризисной ситуации мы находимся под впечатлением, что главной молодежной проблемой является проблема наркотиков.

Страх способствует мобилизации, но в ложном направлении. В самом призыве «Не употребляй наркотики!» нет ничего дурного. Но он никуда не годится, если применять его как руководство для решения жизненно важных вопросов, встающих перед молодежью. А когда его подают как главный ответ, этот призыв наносит непоправимый вред, поскольку помогает создать ложное представление о сути происходящего.

Можно понять, почему вздыхает должностное лицо, занимающееся антинаркотической пропагандой:

«Похоже, что они по горло сыты пропагандой, и во многих случаях проявляют тенденцию ускользать и замыкаться в себе, когда при них начинают поднимать этот вопрос.

«Мы знаем, что это незаконно, мы знаем, что это опасно, нас вконец достали нотациями…»

«…в последнее время все хорошие мероприятия почему-то так или иначе связаны с проблемой наркотиков...».

Возникает вопрос, есть ли смысл в том, что определение и обсуждение проблемных сторон жизни молодежи все чаще тем или иным образом происходит на условиях взрослых?

Мне кажется, что мы должны выказывать нашей молодежи больше доверия и уважения, дав им возможность самостоятельно сформулировать, что они считают проблемами молодых и что они хотели бы обсудить».

Это для взрослых проблема наркотиков является основной проблемой. И потому она с легкостью превращается в основную проблему, оттесняя в сторону все остальное. Противоположный пол, или свой собственный. Освобождение от опеки. Мое место в мире. Кто я, чего я хочу, как я буду жить, и Бог, и Дьявол, и политические партии. И в этом хаосе слышится монотонный голос общества, диктующий ответ на все вопросы: нельзя употреблять наркотики.

 

12.3   Я – наркоман

Поскольку проблема наркотиков превратилась в главную общественную проблему, все оказались вынужденными принять какую-то точку зрения. Большинство с легкостью идентифицирует себя с теми, кто наркотики не употребляет. И далее придерживается выбранного курса, что логично, учитывая то внимание, которое уделяется данной теме в обществе.

Но для значительной группы населения все складывается совсем по-другому. Они употребляли наркотики, и знают об этом. Они знают, какое представление о наркотиках бытует у окружающих. Это одна из важнейших проблем общества. И они сами становятся одной из важнейших проблем общества. Заглядывая в зеркало, они спрашивают: кто мы? И получают ясный ответ: наркоманы или бывшие наркоманы.

В этой ситуации у них есть несколько возможностей. Например, принять это всерьез и начать играть предложенную роль. Мы не говорим, что они обязательно должны продолжать принимать наркотики. Они могут быть завязавшими наркоманами или теми, кто бросил наркотики, но время от времени срывается. Все равно наркомания, хотя бы и оставшаяся в прошлом, будет мрачной тенью ложиться на всю жизнь человека. Другая возможность – понимать употребление наркотиков как общественную реальность. В представлении общества наркотики – исключительно сильнодействующие вещества. Они вызывают зависимость, в их силах сделать человека своим пленником. При наличии такого господствующего мнения неудивительно, что те, кто рискуют, попадают в плен. Некоторые люди действительно становятся рабами наркотиков.

Формулировка «становиться рабом» выбрана очень предусмотрительно. Человек и впрямь кем-то становится. Расплывчатое и запутанное представление о своем «я», которое человек силится сформулировать, внезапно обретает ясность. Как пророк мог накликать беду своими пророчествами, так и названный наркоманом человек получает от общества свою личность. Наркоман. В каком то смысле можно вздохнуть с облегчением. Человеку удалось получить ответ на вопрос, который философы назвали бы экзистенциальным: кто я есть?

К этому стоит добавить: не только наркотики, но и конфликт с обществом обретает особое значение. Не только для властей эти молодые изгои представляют собой удобных врагов. Правило работает и в противоположном направлении – власти представляют собой удобного врага для молодых изгоев. Они помогают им объединиться для совместного противодействия властям. Как борьба с наркоманами и наркоманией мобилизует государственный аппарат на несвойственные ему в обычное время подвиги, так и государственный аппарат мобилизующе действует на наркоманов и отвлекает их от других проблем.

Предпринимаемые органами контроля меры развивают хитрость и находчивость у тех, против кого они направлены. Чтобы заполучить наркотик, необходимо постараться, это работа, которая наполняет смыслом дни, в противном случае оставшиеся бы пустыми. Люди, у которых есть проблемы с алкоголем, часто говорят об алкоголе, даже в периоды трезвости. Люди, имеющие проблемы с наркотиками, много говорят о наркотиках. Наркотики становятся смыслом жизни и в то же время связующим звеном внутри маленького сообщества наркоманов. Так образуется саморазвивающаяся система противостояния, выгодная обеим сторонам. Самые бесправные группы молодежи ходят как живые – пока живые – доказательства опасностей наркомании, оправдывая суровую антинаркотическую политику. В то же время все эти суровые меры способствуют еще большему сплочению этой группы, как бы бросают вызов этим людям и придают смысл их жизни.

 

12.4      Наказание

Наказание – это зло, которое задумано как таковое. Заставлять людей страдать противоречит принципам государства всеобщего благосостояния, в особенности если речь идет о тех, кому и так уже пришлось много выстрадать. Поэтому часто мы называем это не наказанием, а по-другому – например, лечением, самозащитой, мерами контроля или профилактикой. Более подробный анализ можно найти у Кристи (1982). Мы полагаем, что важно уметь посмотреть на это с точки зрения наказуемого. А для наказуемого наказание – это преднамеренное зло. Дабы не забывать о том, что существует и такая точка зрения, мы и далее будем называть наказание преднамеренным злом.

В Таблице 12.4-1 отображены некоторые из доминирующих тенденций в норвежском судопроизводстве. Здесь показано значение преступлений, связанных с наркотиками, в рамках существующей в Норвегии системы наказаний. Верхняя правая ячейка свидетельствует о том, что количество раскрытых наркопреступлений отнюдь не поражает воображение, если сравнивать с общим количеством раскрытых преступлений. Но стоит заглянуть дальше, и мы увидим, что уже в категориях «предъявленные обвинения» и «вынесенные приговоры» наркопреступления выходят на рубеж 15% от общего числа. В категории «назначенные наказания» доля наркопреступлений вырастает до 20%. Всего в 1993 году общий срок приговоров за все преступления составил 3349 лет тюремного заключения. Отсюда почти тысячу, или 29,2% составили приговоры за преступления, связанные с наркотиками.

 

Таблица 12.4-1. Раскрытые преступления, обвинения и наказания. Все преступления и преступления, связанные с наркотиками.

 

Развитие этой тенденции во времени показано в Таблице 12.4-2. В эту таблицу мы включили также предварительные результаты за 1994 г. Видно, что число приговоров к лишению свободы значительно выросло в течение рассматриваемого периода – от 3900 до 5900 пятнадцать лет спустя. Общий срок лишения свободы увеличился более чем в два раза. Последняя колонка в таблице свидетельствует о том, что средний срок приговора также вырос. В целом таблица показывает, что все большее число людей приговаривается к лишению свободы и сроки заключения увеличиваются.

Таблица 12.4-3 помогает нам обнаружить, что послужило движущей силой для такой тенденции. Здесь представлены данные по наркопреступлениям. Упомянутая тенденция просматривается еще более явно. Количество приговоров к лишению свободы увеличилось в три раза, а общий срок приговоров увеличился в пять раз. Средний срок приговоров также неизменно превышает средний срок приговоров по преступлениям в целом. Суровость приговоров становится особенно очевидной, если мы сконцентрируемся только на наркопреступлениях, не принимая во внимание нарушения Закона о лекарственных средствах, и сравним общий срок лишения свободы и общий условный срок. В 1993 году средний срок наказания вырос с 1,06 года до 1,32 года. В следующей колонке показано, сколько лет из общего срока лишения свободы каждый год приходится на приговоры по преступлениям, связанным с наркотиками. И здесь сроки удвоились. И наконец, средний срок приговоров по всем преступлениям, кроме связанных с наркотиками. Мы видим, что в среднем сроки приговоров выросли сравнительно ненамного. За исключением 1994 года. Наказания за преступления против личности, кажется, стали более суровыми?

 

Таблица 12.4-2. Лишение свободы. Общее количество приговоров, общий срок заключения и средний срок наказания

Год	Число приговоров к лишению свободы	Общий срок лишения свободы, лет	Средний срок  наказания (среднееколичество лет наодин приговор)
1979	3904	1620	0,41
1980	3888	1630	0,42
1981	4016	1792	0,45
1982	4237	2073	0,49
1983	5091	2619	0,51
1984	5069	2843	0,56
1985	4722	2522	0,53
1986	4500	2337	0,52
1987	4593	2586	0,56
1988	4866	2688	0,55
1989	5317	3022	0,57
1990	5813	3200	0,55
1991	5808	3319	0,57
1992	5507	3224	0,58
1993	5975	3349	0,56
1994	5901	3517	0,60

 

В целом складывается впечатление, что увеличение сроков наказания произошло в течение последних пятнадцати лет – и в отношении количества приговоров, и в отношении суровости приговоров, причем в основном за счет наркопреступлений. Наркопреступления явно доминируют в категории преступлений, за которые назначаются самые большие сроки лишения свободы. Это заметно даже по тому, как систематизируются статистические данные. Раньше в Норвегии сроки лишения свободы в три года считались очень большими и, как следствие, назначались довольно редко. Соответственно выстраивались и статистические категории. Более мягкие наказания подразделялись на дни и месяцы. Но в тех случаях, когда у человека отнимали целые годы жизни, Центральное бюро статистики считало, что хватит и общей категории в 1-3 года, и для исключительно редких случаев – 3 и более лет. Вплоть до 1986 года такое распределение работало. А потом общих категорий стало не хватать, и для обозначения сроков лишения свободы ввели множество мелких категорий – 3-4 года, 5-6, 7-8, 9-10, 11-12, 13-14 лет, и 15 лет и более. В прежние времена больше всего наркопреступления попадали в категорию 3-8 лет.

 

Таблица 12.4-3.  Лишение свободы. Наркопреступления. Число приговоров, общий срок и средний срок наказания.

Год	Количество приговоров к лишению свободы	Общий срок наказания в виде лишения свободы (лет)	Средний срок наказания	%   наркопреступлений от общего числа преступлений	Лишение свободы (за исключ. наркопрес­туплений). Средний срок
1979 1980 1981 1982 1983 1984 1985 1986 1987 1988 1989 1990 1991 1992 1993 1994	285 306 425 400 608 680 565 631 622 647 722 808 840 795 916 798	219 245 326 388 650 684 592 458 683 756 832 787 910 869 978 1083	0,76 0,80 0,77 0,97 1,1 1,01 1,05 0,73 1,1 1,17 1,15 0,97 1,08 1,09 1,06 1,35	14 15 18 19 25 24 24 20 26 29 28 25 27 27 29 30	0,39 0,39 0,40 0,44 0,44 0,49 0,46 0,49 0,48 0,46 0,48 0,48 0,48 0,49 0,47 0,59

 

В 1994 году общий срок наказания за преступления, связанные с наркотиками, составил более тысячи лет. Трудно измерить человеческие страдания, которые стоят за этой цифрой, да это и не является задачей книги, подобной нашей. Правда, мы можем кое-что рассказать о тривиальных фактах. Возьмем, к примеру, денежные расходы. Предположим, что большинство осужденных выходит на свободу, отсидев две трети положенного срока. На содержание каждого осужденного в тюрьме общество ежедневно тратит около 1000 крон. Две трети срока, по данным на 1994 г., составляет 722 года. Следовательно, на содержание осужденных будет потрачено 246 миллионов крон, а ведь это только одна сторона деятельности системы контроля за наркотиками.

*   *   *

А что покажет сравнение норвежских данных с общескандинавскими показателями? Частично на этот вопрос помогает ответить Таблица 12.4-4. Здесь собраны данные об общем количестве приговоров к лишению свободы, а также их относительное количество (на 100 тысяч населения). Все данные приводятся за 1993 г. Мы видим, что общий срок наказания в виде лишения свободы варьируется от 3349 лет в Норвегии до 9621 года в Швеции. В Норвегии самое минимальное  количество лет заключения на 100 000 жителей, за ней идут Дания и Швеция, и первое место по суровости приговоров занимает Финляндия [2].

В Таблице 12.4-5 показана доля приговоров за наркопреступления от общего числа приговоров. И тут перед нами совсем другая картина. Первое место переходит к Норвегии с ее 987 годами лишения свободы за наркопреступления, что является абсолютным максимумом среди скандинавских стран. В Норвегии на 100 000 жителей приходится почти 23 года лишения свободы, назначенных за преступления, связанные с наркотиками. Наша страна также лидирует по показателю «отношение общего срока наказания за наркопреступления к общему сроку всех приговоров к лишению свободы». Доля приговоров за наркопреступления составляет почти 30%. Последнее место занимает Финляндия – 275 лет лишения свободы за наркопреступления, то есть менее 6 лет лишения свободы за нарушение антинаркотического законодательства на 100 000 жителей, и всего лишь 4% общего срока наказания за наркотики от общего срока всех приговоров. После Норвегии сразу идет Швеция. Интересно, что и Дания ненамного отстала от соседей.

 

Таблица 12.4-4. Общий и относительный (на 100 000 жителей) срок лишения свободы в Дании, Финляндии, Норвегии и Швеции. 1993 г.

	Дания	Финляндия	Норвегия	Швеция
Общее кол-во приговоров к лишению свободы	14420	10 126	5 957	16732
Общий срок наказания	4 605	6 678	3 349	9 621
Кол-во лет заключения на 100 000 жителей	89,05	132,11	77,90	110,69

 

В Таблице 12.4-5 показана доля приговоров за наркопреступления от общего числа приговоров. И тут перед нами совсем другая картина. Первое место переходит к Норвегии с ее 987 годами лишения свободы за наркопреступления, что является абсолютным максимумом среди скандинавских стран. В Норвегии на 100 000 жителей приходится почти 23 года лишения свободы, назначенных за преступления, связанные с наркотиками. Наша страна также лидирует по показателю «отношение общего срока наказания за наркопреступления к общему сроку всех приговоров к лишению свободы». Доля приговоров за наркопреступления составляет почти 30%. Последнее место занимает Финляндия – 275 лет лишения свободы за наркопреступления, то есть менее 6 лет лишения свободы за нарушение антинаркотического законодательства на 100 000 жителей, и всего лишь 4% общего срока наказания за наркотики от общего срока всех приговоров. После Норвегии сразу идет Швеция. Интересно, что и Дания ненамного отстала от соседей.

 

Таблица 12.4-5.Доля наркопреступлений от общего срока наказания в Дании, Финляндии, Норвегии и Швеции. 1993 г.

	Дания	Финляндия	Норвегия	Швеция
Кол-во приговоров к лишению свободы за наркопреступления Общий срок наказаний за наркотики (лет) Кол-во лет на 100 000 жителей Процентное отношение общего срока наказаний за наркопреступления к общему сроку за все преступления	806  887 17,15 19,3	237 275 5,44 4,12	916 978 22,75 29,2	1507 1974 22,71 20,5

 

Та же Дания, с ее, казалось бы, мягким отношением к наркотикам, достигла уровня в 887 лет лишения свободы за наркопреступления и 17 лет лишения свободы на 100 000 жителей. В свете того, что мы писали о межскандинавских различиях в законодательстве и практике назначения наказаний, это по меньшей мере странно. По результатам нашего анализа, Дания, по сравнению с другими скандинавскими странами, оказалась по крайней мере в два раза мягче в оценке тяжести наркопреступлений, и согласно требованиям, предъявляемым законом, и по словам тех, кто этот закон применяет. Чем же объяснить сходство итоговых результатов?

Тут возможны три объяснения. Первое: датчане незаметно приблизились к норвежско-шведским стандартам назначения наказаний. Второе: в Дании проблема с наркотиками в два раза серьезнее, чем в Норвегии и Швеции, и хотя датчане вдвое мягче в отношении назначения наказаний, итоговый объем штрафных санкций оказывается практически столь же высок, как и у соседей. Третье объяснение заключается в том, что преступления такого типа – это прямо неисчерпаемый кладезь для правоохранительных органов. А система правоохранения, что в Дании, что в Швеции и Норвегии, по организации и обучению персонала во многом одинакова. Поэтому и итоговый результат, «продукция», получается практически одинаковым. Как дополнительный фактор можно рассматривать и то, что потребность в контроле за так называемым «дном» в обществах нашего типа должна быть одинаковой.

*   *   *

Проигравший в этой войне теряет очень много.

Причем в последнее время потери стали еще больше, поскольку условия заключения в скандинавских тюрьмах ужесточились. Естественно, этот дополнительный груз осужденные за наркопреступления делят со всеми остальными заключенными. Из-за проблемы наркотиков на содержание пенитенциарной системы в Дании, Норвегии и Швеции выделяется все больше средств. Во многих местах была проведена реконструкция тюрем с целью обеспечить более надежный контроль во время посещений. Усилился контроль за письмами и посылками. Усилился контроль за заключенными по прибытии и после краткосрочных отпусков на свободу, участились случаи личного обыска, раздевания, личного досмотра и проведения анализов мочи. В 1993 г. в норвежских тюрьмах было проведено 20 000 анализов мочи заключенных (Гиертсен, 1995). Патрули с собаками переворачивают камеры вверх дном. В тюрьмах открываются так называемые отделения без наркотиков: заключенным даются определенные привилегии в обмен на согласие часто сдавать мочу на анализ. В войне против нелегальных наркотиков применяются все мыслимые средства, в то время как легальные щедрой рукой раздаются непосредственно представителями государства.

Оценивая сложившуюся ситуацию, надо принимать во внимание тех, кто больше всего страдает от такой политики. Парламентарии обрушивают громы и молнии на головы закулисных организаторов грязного бизнеса, которые цинично наживаются на несчастье других. Они живут в роскоши и только дергают за ниточки, увлекая слабых духом в пропасть. Желание уязвить их вполне естественно. Но дело в том, что удар попадает совсем не по ним. Бремя преднамеренных мучений, придуманных обществом, приходится на долю тех, кто во все времена становился его жертвой. Тех, кто раньше нес наказания за другие преступления, теперь наказывают за наркотики, только сроки стали длительнее, и выносить их тяжелее. Лишь изредка в расставленные сети попадается кто-нибудь из более процветающих дельцов накобизнеса, но и в этом случае о сходстве с образом наркобарона, тревожащим сон законодателей, говорить не приходится.

В каком-то смысле законы против наркотиков стали выполнять функции существовавших в прежние времена законов против бродяжничества. Но в случае с бродягой считалось, что принудительная работа идет на пользу ему самому. В случае же с наркоманом закон ставит перед собой цель оградить нас, обычных людей, от искушения попробовать наркотики. Пятьдесят лет назад самых заметных представителей современной наркосреды полицейские гоняли бы с вокзалов, станций метро (существуй они в те времена) и прочих обычных мест встречи, дабы они не раздражали взор приличных людей. А вот сто пятьдесят лет назад наркоманы бы знали свое место и не покидали бы определенных кварталов города, куда ни представители власти, ни приличные люди по своей воле и не заглядывают.

Такую же картину мы можем наблюдать и за пределами Скандинавии. Издержки от политики контроля, выраженные в человеческих страданиях, очень велики. В США Джером Сколник обрушился с уничтожающей критикой на принятую в Америке политику контроля за наркотиками. Она достаточно хороша для Никсона и Рокфеллера, но дорого обходится американской системе правосудия и не помогает решению проблемы наркотиков. На ежегодной встрече Американского криминологического общества существует традиция, что президент общества выступает с речью, посвященной основной теме данной встречи. В 1992 году такой темой была политика борьбы с наркотиками. Президент, Эл Блюмштейн, человек весьма умеренных и отнюдь не левых политических взглядов, воспользовался президентским словом для того, чтобы подвергнуть резкой критике политику США по борьбе с наркотиками (Блюмштейн, 1993). Наркотики представляют собой реальную проблему, подчеркнул Блюмштейн. Однако вместо того, чтобы разработать эффективные методы противодействия, система контроля хватается за простейший защитный механизм – ужесточение наказаний. Это тоже может быть эффективно, но только не против наркотиков, а чтобы избавиться от давления общества. Остановить импорт наркотиков невозможно, заявил Блюмштейн и сослался на данные о количестве арестов, превышающие все пределы допустимого.

Вскоре после того, как Блюмштейн выступил с критикой, при Американском криминологическом обществе было создано несколько комиссий, которые должны были дать практические рекомендации органам юстиции. Одна из комиссий занималась вопросом наркотиков и пришла к таким выводам:

«Опыт предыдущих десятилетий, отмеченных доминированием карательных тенденций в антинаркотической политике, свидетельствует о том, что с помощью стратегии устрашения не удалось добиться снижения уровня наркомании. Проведение подобной политики потребовало огромных ресурсов, привело к ухудшению проблем со здоровьем у наркоманов и способствовало росту насилия вокруг торговли наркотиками. Стратегия устрашения также способствовала повышению прибыли наркоторговцев, что в свою очередь сделало торговлю наркотиками более привлекательным видом деятельности для других молодых людей. Стиль жизни крупных наркоторговцев является очевидным доказательством их процветания, и все больше молодых людей поддаются искушению и вовлекаются в наркоторговлю. Суровые и излишне прямолинейно применяемые законы скорее подрывают, чем поддерживают авторитет правоохранительных органов» («Криминоложист», 1995, № 6, с. 8).

Последние данные из США говорят о том, что надо спешить. Приведенные данные взяты из отчета, опубликованного американским Министерством юстиции в декабре 1995 г. В нем были собраны все сведения о количестве заключенных в федеральных тюрьмах на 30 июня 1995 г. На тот момент в тюрьмах находилось свыше миллиона человек. Если прибавить еще полмиллиона сидящих в местных тюрьмах, то общее количество заключенных превысит полтора миллиона человек. Таким образом, в США на 100 000 жителей приходилось 576 заключенных [3]. Это несколько меньше, чем в России [4], но более чем в 10 раз превышает скандинавскую норму. За последние 15 лет общее количество заключенных в США утроилось. За последний год прибавление количества заключенных в федеральных тюрьмах и тюрьмах штатов составило свыше 1700 человек в неделю. Такой рост обеспечивается в основном за счет осужденных за наркопреступления. В 1990 г. 25% заключенных федеральных тюрем сидело по приговорам за преступления, связанные с наркотиками. В 1993 г. таких заключенных было 60%. В местных тюрьмах и тюрьмах штатов также довольно много осужденных за наркопреступления. Более подробно сложившаяся в мире ситуация с тюрьмами и заключенными рассмотрена в книге «Борьба с преступностью как индустрия. Вперед, к ГУЛАГУ западного образца?» (Кристи, 1993, 2001).

Отдельные сигналы, получаемые из стран, находящихся вне нашего культурного контекста, также свидетельствуют о тревожной тенденции. Недавно мы получили письмо от одного нашего коллеги из некоей азиатской страны. Мы не хотим называть его имени, однако ручаемся, что это уважаемый человек, известный своими достижениями в науке. Он участвовал во встрече с представителями правоохранительных органов, занимающихся борьбой с наркотиками, и в письме к нам выражает озабоченность тем, что упомянутые лица открыто хвалятся применением смертной казни и 25-летних сроков лишения свободы. Далее он пишет:

«Я лично посетил некоторые из таких тюрем в Х, и они напомнили мне описанные Солженицыным лагеря Гулага. Они обладают огромным потенциалом для преследования по политическим мотивам, тем более, что большинство стран, в которых находятся эти тюрьмы, являются военными диктатурами. Но никто и не думает выражать беспокойство по поводу нарушения прав человека в области борьбы с наркотиками. И местные, и зарубежные представители правоохранительных органов на встрече ссылались на то, что люди, преследуемые ими, убивают сотни людей в других странах. Тем самым косвенно они являются убийцами и заслуживают виселицы.

Меня не очень-то убеждают подобные аргументы. То же самое можно сказать и о производителях алкоголя, которые убивают тысячи людей в дорожно-транспортных происшествиях. …Я хотел бы узнать, можно ли заняться этим вопросом через Amnesty Internаtional (Международную амнистию) или ее скандинавские отделения».

 

12.5   Границы контроля

Как только признается необходимость государственного контроля в какой-либо области, возникает вопрос, какие средства можно считать приемлемыми для осуществления такого контроля. Назначаются чиновники и принимаются меры для контроля за контролерами, устанавливаются правила, определяющие, как далеко можно зайти. Из-за этого приходится отказываться от многого, что с рациональной точки зрения могло бы принести пользу.

В нашем и подобных ему обществах запрещено применять пытки с целью предотвращения или расследования преступлений. Вопрос, что считать пыткой, до сих пор вызывает горячую дискуссию. Если считать длительную изоляцию подозреваемого в период следствия пыткой, то тогда изоляцию нельзя применять в целях следствия. Запрет на пытки никто не снимал, даже если их применение может помочь проследить цепочку, по которой идет импорт самых опасных веществ, то есть спасти жизни сотен людей.

У нас также не разрешается принудительно брать мочу на анализ среди случайной выборки людей: водителей машин, велосипедистов, пешеходов, домохозяек. В некоторых странах разрешается брать пробы дыхания среди случайной выборки водителей, в других это возможно только при наличии серьезных подозрений, что водитель находится в нетрезвом состоянии. Что же до анализа мочи, то при любых обстоятельствах ему должны предшествовать серьезные подозрения. То же самое относится и к личному досмотру тела, хотя в некоторых странах таможня с такой же легкостью делает рентген путешественников, с какой просвечивает их багаж. Корреспонденция также не подлежит контролю. В нашей части земного шара запрещено открывать и читать наугад выбранные письма, прослушивать наугад выбранные телефонные разговоры, случайно выбранные встречи людей в случайно выбранных помещениях.

Но если цель считается чрезвычайно важной, то все эти ограничения подвергаются чрезвычайному же давлению. Когда речь идет о поимке акулы наркобизнеса, кажется почти естественным перейти границы допустимого. В любви и на войне все дозволено, во всяком случае больше, чем в обычной жизни. Список особых разрешений, касающихся войны с наркотиками, весьма велик.

1.   Антинаркотическая полиция считает прослушивание телефонных разговоров совершенно необходимым методом. Он разрешен в Дании, Норвегии и Швеции, но не в Финляндии. Комиссия по проблеме наркотиков (1983, том 5) предлагает облегчить процедуру получения разрешения на подобное прослушивание, в частности, сделать судебный контроль менее строгим. Высказывается также предложение свободно использовать так называемую «дополнительную информацию». Дополнительной информацией на полицейском жаргоне называются сведения о других преступлениях, помимо связанных с наркотиками, полученные в ходе телефонного прослушивания, в то время как полномочия на такое прослушивание официально даются только с целью расследования наркопреступлений. Рабочая группа при Шведском полицейском управлении не просто предлагает узаконить прослушивание телефонных разговоров, но и ставит вопрос о принятии закона, «защищающего легальное прослушивание телефонных разговоров с телефонов, оснащенных тайными механизмами» (Комиссия по проблеме наркотиков, 1983, том 5, приложение 1). Говоря без околичностей: чтобы обеспечить полиции возможность прослушивать телефонные разговоры, требуется закон, запрещающий устанавливать источники помех в телефонных аппаратах, потому что это искажает звучание разговоров и понять их без специальной аппаратуры невозможно.

2.   Многие полагают, что прослушивание помещений – весьма полезный метод. Шведская комиссия по принудительным мерам рекомендует его применение, но Комиссия по проблеме наркотиков выступает против, отчасти потому, что разговоры в помещениях легко заглушить при помощи, например, радио, отчасти из-за возникающих в этой связи этических проблем. По этой же причине Комиссия по проблеме наркотиков возражает против того, чтобы оснащать тайных полицейских агентов подслушивающими устройствами. В Норвегии Министерство юстиции предлагает ввести прослушивание помещений на пробный период. По вопросу «о дополнительной информации пока не удалось придти к какому-либо заключению. Министерство юстиции полагает, что для начала придется закупить аппаратуру для прослушивания на сумму примерно в полтора миллиона крон» («Афтенпостен», 14.11.84).

3.   Во всех скандинавских странах вскрывают подозрительные письма и посылки. «Дагенс Нюхетер» (23.7.84) рассказывает о том, что почтовым ведомством сейчас взят на вооружение и рентген. В почтовом отделении, которое фигурирует в репортаже, в основном просвечиваются все посылки из Пакистана, Индии и Шри Ланки. «Мы ведем войну с противником, обладающим огромными ресурсами», – говорят на таможне.

4.   В качестве метода борьбы с наркотиками применяется внедрение. Это означает, что полицейские в штатском крутятся в наркосреде, обзаводятся там друзьями, следят за происходящим, чтобы потом вмешаться и предотвратить нарушение закона, или же сообщают о готовящемся преступлении другим полицейским, которые и осуществляют вмешательство. Разновидностью внедрения является деятельность так называемой полиции по охране правопорядка в Дании и Норвегии.

5.   Логическим развитием метода внедрения является провокация. Провокация значит, что полиция не только проникает в наркосреду, но и принимает активное участие в противозаконных действиях. Провокатор может попросить нарушителя закона продать ему наркотик, чтобы потом произвести арест последнего или передать сведения, необходимые для ареста. Согласно полицейской теории, провокация допускается, если правонарушитель в любом случае осуществил бы продажу наркотика, только другому лицу, и тогда преступление осталось бы неизвестным полиции. Однако провокация недопустима, если провокатор толкает человека на преступление, которое в противном случае не было бы совершено.

6.   Одновременно с внедрением и провокацией часто пользуются услугами доносчиков из преступной среды. Оплата их услуг производится деньгами или в виде уменьшения наказания за их собственные преступления.

Техники, описанные в пунктах 4-6, можно проиллюстрировать на примере конкретных судебных дел. Два таких дела были изложены на научном семинаре весной 1984 г. профессором Гаммельтофт-Хансеном:

«Пример 32. А подозревался в незаконной торговле морфиновыми таблетками. Чтобы его раскрыть, следствие решило провести прослушивание встречи на улице между А и другим подозреваемым – Н. Суд был извещен о том, что осуществить подобное прослушивание стало возможным благодаря специальному устройству, которое было прикреплено к одежде Н. Н, находящийся в то время под следствием, встретился с А на обычном месте и обговорил покупку морфиновых таблеток. На следующий день А и еще один человек были арестованы, при них находилось 2000 морфиновых таблеток. Позднее А приговорили к тюремному заключению сроком на 5 лет. При рассмотрении дела Н в суде суд принял во внимание, что обвиняемый оказал значительную помощь следствию.

(Сообщение 8/1982 Датского общества адвокатов, занимающихся рассмотрением дел государственного обвинения.)

Пример 33. Полицейский отдел по борьбе с наркотиками в Осло договорился с двумя шведскими полицейскими, что те выдадут себя за потенциальных покупателей перед неким В, подозреваемым в торговле наркотиками. Чтобы убедить последнего, что речь идет о серьезных покупателях, ему были показаны одолженные полицией 425 000 крон наличными. Одновременно полиция воспользовалась неким осужденным на длительный срок, как провокатором, и послала его вместе с В в Амстердам закупать оговоренную партию наркотиков – 5 кг амфетамина и сколько-то морфина и героина. В Амстердаме за указанными лицами наблюдали трое сотрудников норвежского Отдела по борьбе с наркотиками, однако голландская полиция извещена не была. По возвращении в Норвегию В был задержан, а партия наркотиков изъята.

Генеральный прокурор Норвегии отклонил приговор по делу о ввозе наркотиков, обосновав это тем, что полиция сама поощряла В на совершение преступления или содействовала таковому, когда полицейские агенты выдавали себя за покупателей и демонстрировали крупную сумму денег.

(«Дело Биггена» описано Ниссеном, UfR [5], 1978 В, с. 338, где, в частности, цитируется разъяснение дела, данное Генеральным прокурором Роальдсетом; также см. Доренфельдт «Lov og Rett» [6], с. 291)».

7.   Нетрадиционные полицейские методы способствуют, соответственно, возникновению нетрадиционных судебных методов. В Исландии власти пошли на такую экстраординарную меру, как учреждение особых судов, судов по вопросам, связанным с наркотиками. Метод внедрения требует, чтобы личность полицейского агента сохранялась в тайне. Он не может свидетельствовать в суде, иначе его нельзя будет больше использовать. Если провокация проводилась не полицейскими, вопрос о сохранении личности в тайне становится еще более актуальным. Речь идет не только об их дальнейшем использовании, но и о защите от возможной мести со стороны «коллег». Однако защита свидетелей означает, что урезаются права обвиняемого на защиту. Адвокат лишается возможности допросить свидетелей, и суд не может составить о них свое мнение. Больше всего права обвиняемого на защиту страдают, когда на практике в свидетельских показаниях опускаются конкретные данные о датах, месте и т.д., в целях сохранения анонимности личности свидетеля (Ротенборг, 1979, 1984).

Верховный суд Дании официально закрепил за свидетелями право на сохранение их личности в тайне (Приговор от 2 декабря, 1983). На Скандинавском собрании юристов в 1984 г. прокурор Стигель поднял вопрос о том, следует ли считать процесс рассмотрения доказательств в делах по наркопреступлениям отличным от принятого при рассмотрении других дел. У кого-то складывается впечатление, что уровень требований к доказательствам в таких делах понизился, сказал он. Лично он не смог проследить такой тенденции, тем не менее выдвигает предложение, которое само практически заключается в том, что следует облегчить процесс получения доказательств в таких трудных делах. «Особенности такого рода дел приводят к тому, что при наличии определенных условий обвинительного приговора можно добиться только тогда, когда у подсудимого не будет возможности оспорить существующие против него свидетельства» (с. 45).

Финляндия в общем и целом гораздо сдержаннее относится к внедрению полицейских и судебных методов в решение проблемы наркотиков. В делах по преступлениям, связанным с наркотиками, не разрешается проводить прослушивание телефонных разговоров, запрещены также полицейская провокация и использование «тайных» свидетелей, которых ни обвиняемый, ни суд не могут увидеть и услышать. Как сказал высокопоставленный финский чиновник на 30-м Скандинавском собрании юристов в 1984 г.: «Исторический опыт Финляндии делает применение подобных методов неприемлемым».

Также и при назначении наказания возникают трудности специфического характера. Если один из четырех лиц, привлекающихся по делу, донес на остальных, должен ли этот доносчик получить вознаграждение в виде серьезного смягчения приговора? А если доносчик будет продолжать доносить во время отбывания срока наказания, следует ли облегчить ему условия содержания в тюрьме и досрочно отпустить на свободу? Каким образом должна проверяться надежность сведений, получаемых от доносчика, ведь речь идет о сильной личной заинтересованности этого лица в исходе дела, во всяком случае когда его участие вознаграждается? Как выяснилось, значительное число приговоров по делам о наркопреступлениях в Дании было вынесено на основании свидетельств, полученных от весьма узкого круга лиц, которые сами имели судимости за наркопреступления.

Война также приводит к уменьшению терпимости по отношению к внутренним врагам. Во время горячей дискуссии с трудом принимается критика или другая точка зрения. Так что фундаментальной критики существующей политики по борьбе с наркотиками было немного, во всяком случае в Швеции/Норвегии, где сложилась особо неблагоприятная обстановка. Хорошим показателем норвежской обстановки может служить то, что газета «Гатеависа» (Уличная газета. – норв.) три раза была причиной запроса Стортинга к министру юстиции. «Гатеависа» известна своими высказываниями в защиту потребления гашиша. Совет по вопросу наркотиков разделял озабоченность парламентариев. Согласно Лунду (1984), «Министерство юстиции серьезно рассматривало вопрос о возможном закрытии таких органов печати, как «Гатеависа», поскольку те выступают за легализацию конопли, то есть за изменение закона».

Лунд приходит к такому выводу:

«Возможно, самыми значительными последствиями деятельности карательных органов и органов контроля являются именно общеполитические. Совершенно очевидные расхождения с либеральным характером норвежской уголовно-правовой системы, на мой взгляд, свидетельствуют о потенциальной угрозе тоталитаризма внутри нашего общества. И эта угроза нарастает с угрожающей быстротой. Борьба с наркотиками – не единственная сфера общественной деятельности, где проявляются тревожные тенденции к усилению вмешательства государства в жизнь людей. «Тревожные» – это еще мягко сказано, учитывая те немыслимые возможности для управления и контроля, которые возникли в наш компьютерный век. Поэтому вопрос о защите либеральных ценностей в наши дни становится особенно актуальным. И такая защита должна осуществляться последовательно, несмотря на те неприятности, которые влечет за собой рост преступности, в том числе и связанной с наркотиками».

 

12.6   Яйца дракона

Описание большинства негативных последствий войны с наркотиками дано Пером Уле Трексманом в его статье, которая называется «Яйца дракона – контроль за преступностью, связанной с наркотиками» (Трексман, 1995). Трексман, ранее профессор уголовного права в Хельсинки, Копенгагене, а в настоящее время в Лунде, сумел описать основные положения последствий войны. Здесь мы излагаем его замечания, для удобства опустив кавычки. Но авторство приведенных ниже идей целиком и полностью принадлежит Трексману. Его главная мысль заключается в том, что законы против наркотиков постепенно подрывают основные принципы принятой в Скандинавии политики борьбы с преступностью. Яйца дракона лопнули. Дракончики запускают когти в скандинавскую уголовно-правовую систему и пожирают ее особенности.

В чем же состоят особенности нашей системы?

Трексман указывает на целый ряд отличительных признаков. В Скандинавии главенствует идея о том, что к системе уголовного правосудия следует обращаться лишь в крайнем случае; наказания должны быть последним средством, к которому прибегают, когда все, что можно, уже перепробовали. Уровень штрафных санкций осознанно поддерживается на низком уровне, чтобы предотвратить нежелательное разрастание уголовно-правовой системы. Меры в области уголовной политики должны быть рациональными и оправданными с социальной точки зрения. Особо подчеркивается, что уголовная политика призвана не «уничтожить» преступность, но контролировать ее структуру и уровень. При формировании системы наказаний особое внимание уделяется социальной справедливости и тому, насколько предлагаемые наказания отвечают требованиям гуманности. Это прежде всего означает, что применение жестоких, бесчеловечных или неоправданно суровых наказаний запрещено. Наказания за уголовно наказуемые деяния должны быть зеркальным отражением наносимого этими деяниями ущерба.

Контроль за наркотиками, осуществляемый в рамках уголовного кодекса, подрывает самые основы традиционного для Скандинавии уголовно-правового порядка. Это проявляется даже на уровне языка. Говорят не о попытке решить социальную проблему, опираясь на уголовный кодекс, а о борьбе с преступностью и преступниками. При поиске истоков проблемы не берется в расчет модель социального устройства – кто в данном обществе обречен быть победителем, а кто проигравшим. Нет, перед нами предстают классические образы из саг. Наркотики – зло, с которыми всеми силами сражается добро. Во имя этой борьбы даже использование весьма сильных средств является оправданным. Поэтому можно отказаться от положений, защищающих права граждан: принципа законности, права на справедливость судебного разбирательства и т.д. Это никак не назовешь рациональной уголовной политикой, какая в Скандинавии действует во всех других сферах.

«Скандинавская уголовная политика, которую мы описали выше, может с полным на то правом называться рациональной. О скандинавской антинаркотической политике такого сказать нельзя. Меры, принимаемые для ужесточения правового контроля, скорее относятся к сфере эмоций и демонстрации политической власти. Отчасти здесь проявляется и заискивание Скандинавии перед крупными мировыми державами… Ошибочная антинаркотическая политика является не единственным фатальным последствием такой линии. Существует реальная угроза, что и уголовная политика в целом может «заразиться» нерациональностью».

В отличие от традиционной уголовной политики, в области борьбы с наркотиками главенствуют стереотипное мышление и отказ принимать в расчет существующие социальные факторы:

«При рассмотрении уголовных дел, связанных с наркотиками (за исключением тех, которые касаются исключительно личного потребления), наказание назначается в соответствии с шаблоном, выработанным в централизованном порядке обвинением и судьями. Степень суровости наказания зависит в основном от трех факторов: какие наркотики фигурируют в преступлении (чем опаснее и эффективнее наркотик, тем строже наказание); какое количество наркотиков фигурирует в преступлении, и обвинялся ли подсудимый ранее в преступлениях, связанных с наркотиками. Все прочие факторы имеют второстепенное значение. Это, в частности, подразумевает, что индивидуальные факторы, относящиеся к личности подсудимого, и его социальное положение при вынесении приговора в расчет не принимаются».

Из яиц вылупились дракончики и всех съели.

 

12.7  Тоталитарное общество

Многие видят эти опасности. Многие также отмечают, как ухудшается и ранее незавидная жизненная ситуация тех, кто становится жертвами практикуемой политики контроля за наркотиками. В этих обстоятельствах наиболее целесообразным решением проблемы кажется лечение. Если наказание кажется несправедливым – назови его лечением, как говорили в старину юристы. Эта мысль лежала в основе учреждения работных домов, колоний для малолетних преступников, исправительных учреждений. Эта же мысль лежит в основе учреждения принудительного лечения для наркоманов. Идея настолько старая, что было достаточно времени изучить ее как следует и выявить все ее слабости. Можно обратиться к основополагающему исследованию Ауберта (1958), посвященному анализу различий между правоохранительной системой и системой здравоохранения. Можно обратиться к финской антологии «Осторожно, охрана» (Эриксон, 1967), к публикациям Матиесена (1965) и Кристи (1960, 1982). Поэтому мы не будем подробно на этом останавливаться, позволим только несколько замечаний.

Наказание – это преднамеренное зло. Поэтому, чтобы защитить попавшего в лапы уголовного правосудия, в эту систему встроены специальные механизмы. Судопроизводство протекает открыто. Обвиняемый имеет право сам услышать все обращенные против него свидетельства. Эксперты-юристы должны контролировать друг друга – чтобы никто не смог обмануть. Страдания, которые несет за собой наказание, должны быть пропорциональны совершенному злу. Заранее должен быть определен срок, когда эти страдания кончатся.

Что же касается лечения, то оно, по идее, направлено на благо пациента. Те, кто лечат, желают ему только добра. Пациенту не обязательно знать, что именно с ним делается, почему это так, а не иначе, и как долго продлится. Все делается ему или ей во благо. Лечащий персонал не обязан осуществлять контроль друг за другом. Врачи могут, да, собственно, и должны быть специалистами в своей области. Тогда их команда будет располагать куда бoльшим объемом знаний, чем это доступно несчастной уголовно-правовой системе, где специализация недопустима, где все должны следить друг за другом во избежание обмана. Врачи же все на стороне пациента.

Взяв все сказанное за основу, нетрудно представить себе, какие возможности открывает система лечения для нужд контроля, если пациенты приходят в больницу не по своей воле, а принуждаются к лечению. Мы не говорим, что это обязательно должно произойти. Мы говорим, что так может случиться. На этом месте дискуссия обычно заходит в тупик. Нормальные врачи немедленно приходят в ярость, и с полным на то основанием. Они говорят: мы хорошо представляем себе опасности, мы их избегаем. На это можно ответить только одно. История раз за разом показывает, что не все врачи хорошо представляют себе опасности, и что на врачей также можно оказывать давление. Характерным примером в этом отношении может служить то, что т.н. Внешние секции (Uteseksjoner) [7], которые работают в тесном контакте со своими клиентами, не прибегая к принудительным методам, нередко вступают в конфликт с остальными органами системы (Посборг, 1984). Здесь речь идет о проблеме, которую большинство в обществе воспринимает очень серьезно. Как войну не на жизнь, а на смерть. В то же время ясно, или, во всяком случае, скоро станет ясно, что с помощью обычных судебно-правовых процедур эту войну не выиграть. Возникает искушение целиком передать дело в ведение системы здравоохранения, причем с сохранением основных методов уголовного правосудия: абсолютных полномочий, обеспечивающих принудительное подчинение. Но если это единственный способ выиграть войну с наркотиками, сомнительно, что это того стоит.

 

12.8  О том, как выбрать свое общество

В такой ситуации трудно сделать правильный выбор. По нашему разумению, криминализация и, как следствие, ограничение ввоза ряда веществ в Скандинавию приносят неоспоримую пользу нашим странам. Нам хватает проблем с тем, что уже есть, в особенности с никотином и алкоголем. Избавься мы от этой парочки, всем было бы лучше. Война с наркотиками, по логике вещей, скорее всего, действительно помогает поддерживать потребление нелегальных наркотиков на более низком уровне. Не будь войны, наркотиков потреблялось бы больше. Однако остается неизвестным, насколько интенсивной должна быть борьба, чтобы объем потребления наркотиков оставался на сегодняшнем уровне. Многое говорит о том, что уровень потребления наркотиков стабилизировался в начале семидесятых годов. Получается, что это произошло до того, как уголовно-правовая система всерьез встала на тропу войны: вырос штат полицейских, увеличилось количество заключенных за наркопреступления, ужесточились условия содержания в тюрьмах. Потребление остается на прежнем уровне, а страдания возрастают. Да, если бы ничего не делалось, наркотиков было бы больше, но в высшей степени сомнительно, чтобы популярные в настоящее время суровые меры приносили какую-то дополнительную выгоду. И вообще, зачем останавливаться на достигнутом, почему бы не удвоить прилагаемые усилия? Как нам кажется, предел того, чего можно было добиться путем усиления карательных мер, давно уже превышен. И если мы будем продолжать бороться так же усердно, как сейчас, или тем более удвоим усилия, то придется пожертвовать важными и практически само собой разумеющимися ценностями нашего общества. Поэтому надо набраться смелости и спросить себя: так ли уж необходимо платить столь высокую цену? Неужели проблема наркотиков настолько важнее проблем безработицы, алкоголизма, курения, загрязнения окружающей среды или экономической преступности? Представим себе на мгновение, какова была бы реакция, если бы с экономической преступностью стали бороться теми же методами, какими сегодня ведется борьба против наркотиков.

Нужно взвесить возможные плюсы и минусы войны и посмотреть, чего больше. А минусов много: тут и искажение общественной перспективы, и трудности с обретением своего я, и мучительные наказания, которые приходятся на долю тех, кто меньше всего способен их переносить, и, наконец, проблема непомерного разрастания системы контроля, которая сама выходит из-под контроля и приобретает свойства, совершенно неприемлемые для существования правового общества. На наш взгляд, мы уже дошли до точки, где необходимо остановиться и в корне пересмотреть сложившуюся ситуацию.

Эту войну выиграть невозможно. Ее можно только вести. Ситуация требует от нас, чтобы мы постарались найти некий оптимальный уровень контроля, достаточно сильного, чтобы отслеживать самые опасные формы наркомании, но не настолько сильного, чтобы под угрозой оказались основополагающие ценности нашего общества. Эту тему мы рассмотрим в заключительной главе нашей книги. Но сначала обратимся к необходимым условиям существования контроля.

 

13 Основные условия существования системы контроля

13.1   Две разновидности утопистов

В общественных дебатах слово «утопист» нередко используется как ругательство. В переводе «утопия» означает «не-место», «нигде». Следовательно, утопист – это человек, высказывающий совершенно неосуществимые в реальности предложения по изменению существующего мира.

Но язык – это власть. Далеко не все неосуществимые предложения получают название утопии. Утопистами редко называют проповедников исправления нравов, а еще реже – политиков и государственных мужей, призывающих к повышению сознательности трудящихся и к умеренности в требованиях увеличения заработной платы. Инициаторы просветительских кампаний по предотвращению алкоголизма и наркомании также не являются утопистами. На реализацию односторонних лозунгов-предложений типа «пей меньше, не кури гашиш» можно получить миллионы из государственного бюджета. Мягко говоря, есть все основания предполагать, что из этого мало что получится. Выражаясь научным языком, подобные предложения представляют собой попытку изменить основополагающие независимые переменные, повлияв на некоторые из зависимых переменных. Поэтому эти предложения являются утопиями в прямом смысле слова. Их возможно осуществить только в воображаемом обществе, где взаимосвязь между явлениями осуществляется нехарактерным для реальности образом. Парадоксально, но факт: инициаторы таких односторонних предложений нередко считаются трезвыми и рассудительными реалистами. Бюрократические утопии являются реальными в том смысле, что приводят к реальным политическим решениям. В то же время они являются нереальными, так как их осуществление никак не влияет на условия реальности. Более того, именно предчувствие, что из таких предложений ничего не выйдет, и обеспечивает им поддержку политиков и/или народа.

Существует и противоположная тенденция, которая в особенности проявляется со стороны власть предержащих. «Утопистами» презрительно именуют людей, выступающих с такими всеобъемлющими проектами, реализация которых и впрямь могла бы повлиять на действительность, хотя такие проекты считаются неосуществимыми с точки зрения получения политической поддержки. «Всеобъемлющие» в данном контексте означает, что предлагаемые изменения затрагивают более значимые переменные, которые, в свою очередь, зависят от других факторов, – и так можно распутывать этот клубок, пока хватит сил. Однако изменение основополагающих факторов, способствовавших появлению какой-либо общественной проблемы, не может не повлечь за собой изменений и в других общественных сферах. В большинстве случаев это неизбежно, если мы и в самом деле хотим что-то изменить. Другими словами, существует две разновидности утопистов. Во-первых, утописты, поддерживаемые государством, которые считаются реалистами и сами зачастую придерживаются такого же мнения о себе. Они кажутся реалистами, потому что их предложения по изменению общественных условий не встречают особого политического сопротивления. В то же время они являются утопистами, потому что никакой действенной силы их проекты иметь не могут – разве что в не-обществе, в воображаемом обществе. Утописты другой разновидности, к которым чаще всего приклеивают этот ярлык, являются реалистами в том смысле, что предлагают изменить условия, которые действительно оказывают влияние на рассматриваемую проблему, и в то же время являются утопистами, если рассчитывают на немедленную политическую поддержку.

Борьба, разгоревшаяся вокруг этого ярлыка, сводилась по большей части к одному: поскорее от него избавиться. Понятное дело, что социологи всегда оказывались в проигрыше. Единственной сферой их деятельности является исследование взаимодействия различных факторов существования общества. Ученому трудно не заметить, что структура общества представляет собой хитросплетение взаимосвязанных факторов, одни из которых являются более влиятельными, другие – менее. Однако никому не хочется прослыть утопистом. Дабы избежать подобной неприятности, ученые используют следующий стратегический ход – начинают подражать «государственным» утопистам, то есть ограничивают свои предложения рамками привычных в обществе призывов, рекомендуя влиять только на какие-либо отдельные явления на периферии системы. Здесь социологи не одиноки; тем же самым занимаются и официальные комиссии и комитеты. Они упрощают свои проекты насколько можно, с оглядкой на то, чту сочтут разумным и реалистичным те, кто дал им задание. Предложения, сочтенные нереалистичными – то есть такие, которые могут быть действенными, но не получат политической поддержки, – отметаются уже на стадии обсуждения внутри комитета и даже не входят в число альтернатив, между которыми будут выбирать политики. Это нездоровая тенденция, она обедняет общество. Однако еще хуже, что и социологи, поддаваясь страху быть заклейменными как утописты, подвергают себя внутренней цензуре и не осмеливаются высказать свое собственное мнение относительно рассматриваемой проблемы. Это способствует созданию ложной реальности.

 

13.2   Престижность работы

Труднее всего управлять теми, кому нечего терять. Если бы мы и в самом деле хотели разрешить проблему наркотиков, а не вести войну с совершенно другой целью, в первую очередь надо было бы заняться самыми бедными – во всех смыслах слова. Следовало бы изменить материальные и общественные условия жизни тех категорий населения, которые выказывают особую склонность к употреблению считающихся опасными веществ, и при этом больше всего страдают от последствий потребления.

Основной проблемой постиндустриального общества является нехватка такого вида работы, как оплачиваемая. Нехватка оплачиваемой деньгами работы, естественно, еще не означает нехватки работы как таковой. Мать-одиночка, которая толкает в гору коляску с близнецами, возвращаясь из похода за молоком и пособием, называется безработной. Безработным считается и мужчина, который проводит время, набивая холодильник ягодами и свежепойманной рыбой, – потому что фабрика, а вместе с ней и оплачиваемая работа приказали долго жить. Безработными – тут уже проскальзывают нотки осуждения – называются и те, кто среди бела дня слоняются по самым убогим кварталам наших постиндустриальных городов. Безработные, несмотря на то, что оконные рамы покосились, и даже воспоминания о детской площадке канули в Лету. Безработный – это неудачник, стыдящийся самого себя, потому что все его общество построено на принципе «услуга – немедленное денежное вознаграждение». Когда поднимается уровень безработицы такого типа, посещаемость библиотек падает. Безработный, лишенный оплачиваемой работы, самоустраняется из общества, пытаясь скрыть свой стыд. Или, как это бывает в отдельных случаях, с вызовом выставляется напоказ.

В такой ситуации имело бы смысл провести реформу, призванную подорвать престиж оплачиваемой работы. За счет этого можно было бы поднять престиж работы другого рода: работы на радость окружающим, или работы во имя самой работы, работы как созидательной деятельности.

В настоящее время уже делаются некоторые шаги в этом направлении. Как обычно, в роли главного экспериментатора выступает Дания. Здесь появились общественные течения, утверждающие, что безработица тоже может быть благом, преимуществом, способным приносить выгоду. Постоянно появляются публикации, поддерживающие такую точку зрения, как, например, работа Иллича (1980). В качестве другого примера можно привести книгу Веннерёда «Работай меньше, живи дольше» (1983). Но в то же время очевидно, что это ни в коей мере не является отражением ведущей тенденции общественного развития. Людям нужна работа. Оплачиваемая работа. Неслучайно лозунг «Работа для всех» служит таким эффективным орудием в политической борьбе.

На сегодняшний день примерно половина всего населения Скандинавии получает за свою работу заработную плату. Другая половина либо живет непосредственно за счет тех, кто получает зарплату, либо на всевозможные пособия: по болезни, по старости, по инвалидности, по опеке над несовершеннолетними, и конечно же, по безработице. 22% молодых людей в возрасте 16-19 лет, живущих в Осло, либо вообще не имеют оплачиваемой работы, либо работают до 9,5 оплачиваемых рабочих часов в неделю и не получают образования (Холанд, 1984).

Дефицитный товар обладает собственной притягательной силой. Людовик XIV гляделся на свое отражение в алюминиевом зеркале. Алюминий был в новинку, стоил недешево, и из него стали изготовлять посуду для королевского двора. Оплачиваемая работа – дефицитный товар. Поэтому прежде всего следует обеспечить всех зарплатой. Вряд ли минимальная заработная плата для всех выльется в намного бульшую сумму, нежели существующая в настоящее время система пособий, однако это будет весьма действенным способом подорвать престиж оплачиваемой работы, сокровища наших дней. Во всяком случае, если бы все получали минимальную заработную плату, под работой перестали бы автоматически подразумевать только оплачиваемую работу. Если бы все получали зарплату, у нас появилась бы возможность заметить и обсудить другие характеристики работы. Если бы всем давали зарплату, мы бы все изначально обладали статусом уважаемого человека.

Эти наивные рассуждения отнюдь не означают, что мы слепы и не видим причин, по которым подобный порядок не был введен еще много лет назад. Проблемой прошлого было разделение тяжелого физического труда. Справиться с этой проблемой хорошо помогала плеть рабовладельца, как и врожденное право феодала – в сочетании с небольшой дисциплинарной помощью со стороны князя. Потом на подкрепление пришли идеологические построения о благословении труда. Там, где плеть рабовладельца и феодальные узы больше не соответствовали духу времени, где промышленность требовала от рабочих мобильности и мотивированности, возникла протестантская этика, а вместе с ней и обычай продажи себя в качестве рабочей силы. Минимальная заработная плата для всех поможет порвать с традиционным представлением о том, что за работу надо получать деньги. Идея заработной платы для всех также угрожает подорвать ценность того, что работник традиционно выставлял на продажу – ценность рабочей силы. Если все будут получать минимальную заработную плату, стоимость рабочей силы уменьшится до общего для всех минимума. Это неизбежно; этого мы и хотим добиться.

Кто-то скажет: при таком порядке люди не захотят работать. А мы ответим: и сегодня люди работают, не получая за это денег. Труд в семье до сих пор не потерял своей значимости. Простые люди помогают друг другу, художники стремятся достичь признания, есть у них стипендия от государства или нет. Большинство продолжало бы работать, как сейчас, если бы деньги поступали независимо от работы. Но многие работали бы с большим чувством удовлетворения, оттого что их труд ценится наравне с трудом других. Принципы исключения из круга работающих – возраст, пол, способности и здоровье – потеряли бы свою силу. Да и почему мы так боимся, что кто-то не захочет работать? Наша главная проблема заключается в том, что слишком много людей стремится получить слишком много оплачиваемой работы. Решим сначала эту проблему, а потом посмотрим, появится ли противоположная.

Вряд ли выплата минимальной заработной платы для всех что-то изменит в жизни тех молодых людей, которые сегодня употребляют алкоголь или еще какой-нибудь наркотик впридачу. Во всяком случае на первых порах. Вряд ли минимальная заработная плата будет восприниматься иначе, чем пособие по болезни или какое там еще пособие они получают, – как лишнее подтверждение тому, что надежды нет, к тому же позволяющее продолжить потребление наркотиков в больших дозах. Естественно, придется подождать. Каждый год рождаются новые поколения – носители старой проблемы. Наша цель – прервать это порочное производство.

Один наш знакомый как-то раз описал ощущение свободы следующим образом: «Меня поместили в изолятор. Я отказался есть. Они пробовали накормить меня насильно, но меня стошнило всем обратно – я съел свои экскременты, и меня вывернуло наизнанку. Я рвался на свободу, посадить меня за решетку было высшей несправедливостью. Они боялись, что я умру. Ко мне пришел начальник тюрьмы. Он плакал и умолял меня поесть. Я отказался. Никогда еще я не был так свободен, как тогда, в изоляторе».

Заключенный почувствовал себя свободным, потому что выиграл борьбу за контроль над своей жизнью.

Лишенный оплачиваемой работы проиграл, бродяга ускользнул. С точки зрения проблемы наркотиков, наибольшей опасности подвергается бродяга, потом безработный. Пассивность безработного в какой-то мере служит защитой от неодобряемого в обществе поведения. Возможность такого поведения уменьшается – как и посещаемость библиотек, и многое другое. Время заполняется больше тяжелыми раздумьями, нежели курением гашиша. Бродяга свободнее в этом отношении. Он предпочитает сам отказаться, не дожидаясь, пока ему откажут, и взамен обретает свободу. Однако у него возникают трудности, когда дело доходит до поисков альтернативных способов проводить свободное время. Его приятели находятся в школе или на работе. Молодого бродягу нередко можно увидеть шатающимся возле школы, где он ждет друзей. Или он спит до обеда в ожидании, когда можно будет отправиться на вечеринку. Опасности такого образа жизни с глубоким знанием дела описаны многими исследователями – начиная с Коэна (1955) и Миллера (1958) до Матцы (1964) и Эрикссона и др. (1984). В этих исследованиях говорится о молодых людях, получивших на руки половину мира и сотворивших из нее целый. Они растягивают свободное время на всю жизнь, пытаясь проживать каждый день, как если бы это был пятничный или субботний вечер. Они живут в пустом времени и заполняют его при помощи испытанного рецепта индустриального общества: праздника как способа проведения времени. От чего их регулярно тошнит.

 

13.3   Распределение оплачиваемой работы по времени

Другая проблема состоит в распределении оплачиваемой работы по времени. Рост количества свободного времени осуществляется за счет создания долгих уик-эндов и длительных отпусков – этого требуют интересы промышленности. В качестве показательного примера можно взять новую для Норвегии профессию – бурильщик нефтяных скважин. Интенсивная работа в течение двух недель, покуда тело способно вынести. Две недели выходных. Еще две недели работы. Четыре недели отпуска. Можно ввести и более длительные рабочие периоды – и еще более длительные выходные. Такой график работы нефтяников вынужденный – уж слишком удаленным является место работы, и, возможно, в их ситуации это оптимальное решение. Однако подобная модель находит все большее распространение в обществе: долгий рабочий период – и отпуск, чтобы уехать куда-нибудь подальше.

Концентрация периодов оплачиваемой работы имеет очевидные последствия социального характера. Уплотненный интенсивный рабочий график приводит к тому, что ни на что другое не остается времени. Такая же ситуация складывается и с длительными периодами отдыха, потому что они предлагают возможность уехать подальше от дома. Страдают прежде всего близкие люди. Взрослые замыкаются в своем личном пространстве или исчезают в домах отдыха и чартерных рейсах, а молодежь, пожилые и больные остаются одни, не получая ничего взамен, кроме раздражения в ответ на их тревогу. Они остаются целиком на попечении службы социальной опеки, которой всегда не хватает персонала, а имеющиеся сотрудники тоже хотели бы отдыхать тогда, когда у всех нормальных людей выходные.

Давайте хотя бы поиграем с мыслью переделать рабочий календарь в нашу пользу, то есть попробуем представить, как можно иначе построить рабочий день, неделю, месяц и год. Тогда и недостатки существующей системы распределения оплачиваемой работы по времени станут заметнее.

Можно ввести обратный принятому в наши дни порядок, распределив всю существующую оплачиваемую работу на максимальный по возможности промежуток времени.

Это будет способствовать возникновению четырех новых факторов, которые коренным образом перевернут нашу жизнь:

1. Отмена выходного дня в субботу. Рабочая неделя увеличивается с пяти до шести дней.

Все, кому довелось лично пережить обратный процесс – введение выходного в субботу, – могли заметить, что эта реформа имела по крайней мере одно серьезное негативное последствие: рабочий день стал более суматошным. Шесть дней надо было втиснуть в пять. За меньшее количество дней надо было сделать больше работы. Для многих немаловажным оказалось и другое: связанная с работой общественная жизнь также стала более напряженной, ее ритм ускорился в предчувствии двух выходных.

2. Сокращение большинства долгих праздников, в особенности отмена выходных вокруг таких больших праздников, как Пасха и Рождество. Тогда люди будут оставаться дома. Празднование будет протекать совместно с домочадцами, и поездки в дальние страны потеряют свою актуальность.

3. Возможно, стоит сохранить длительный ежегодный отпуск. Однако следует поощрять людей к тому, чтобы они брали отпуск в разное время года – при помощи бонусов и скидок на поездки вне обычного отпускного периода. Скорее всего, исчезновение феномена пустеющих на время отпусков городов больше поможет делу борьбы с наркоманией, чем усилия всех сотрудников таможенного аппарата, вместе взятых.

4. И наконец: если осуществятся пункты 1 и 2, это естественным образом приведет к сокращению оплачиваемого рабочего дня везде, где вид работы это позволяет. А лучше всего сочетать более широкое распределение оплачиваемой работы во времени с распределением этой работы на большее количество людей. В качестве возможного варианта можно предложить распределение оплачиваемых рабочих мест на семью или коллектив, которые сами потом делят между собой рабочее время. Предложение Пера Гартона (1983) о том, что место в парламенте надо разделить на двоих, хорошо бы применить и к другим видам работы. Трехчасовой рабочий день вполне реален, стоит только захотеть!

Наша жизнь изменится как по мановению волшебной палочки. Осуществление предложенных реформ будет способствовать решению сразу многих проблем: укреплению семьи, местного самоуправления, проблемы ухода за инвалидами, проблемы занятости женщин, проблемы контроля за преступностью и др.

Но мы прекрасно осознаем, что многие воспримут наши предложения в штыки. То, чего мы хотим – это ни больше, ни меньше как подорвать устои мира серьезных людей. Серьезных людей, которые работают и получают за это деньги. Взрослые мужчины почувствуют себя обделенными. Взрослые работающие женщины тоже. Пострадают и интересы некоторых отраслей промышленности, например, туризма. Однако английские промышленники подняли крик и тогда, когда был введен 15-часовой рабочий день согласно закону о предприятиях от 1833 года. Вопрос распределения работы по времени всегда вызывал много шума.

Когда тот небольшой объем оплачиваемой работы, который действительно необходим, будет распределен на возможно большее число потенциально способных трудиться, причем на короткие промежутки в течение всего года, всем станет очевидно, что у большинства остается много свободного времени. Однако это может оказаться не так уж приятно. Работающим людям уже не удастся с такой же легкостью спрятаться от окружающих их проблем на даче или на оплачиваемой работе, как они это делают сейчас. Когда эти сильнейшие окажутся привязанными к ближайшему обществу, им волей-неволей придется заняться его проблемами, а пока эти проблемы замечают только те, кто не может вырваться оттуда. Сильнейшим также придется больше общаться с теми, кто сейчас в основном находится под присмотром государства – с детьми и молодежью. Тогда опять создастся общество, в котором подрастающее поколение окружено взрослыми разных возрастов.

Чтобы стать человеком, надо расти в окружении людей. Видеть вокруг себя примеры для подражания. Постепенно их становится все меньше и меньше. Чтобы обрести себя, надо общаться, иметь тесные контакты с окружающими, иметь возможность задавать вопросы. Условия такого общения изрядно затруднены из-за существующей в наши дни организации общества, в особенности из-за нехватки ролевых моделей взрослого поведения. Поэтому для молодежи, лишенной как образцов для подражания, так и прямого управления со стороны взрослых, опасность войти в роль наркомана становится гораздо выше, чем это могло бы быть в нормальной ситуации.

Даже после того, как все заботы по уходу за близкими будут равномерно распределены, а окрестности обихожены, свободного времени все равно останется навалом. Незаполненное время может оказаться злом. Чтобы получился английский аристократ, который ничем особо не занимается, а только наслаждается жизнью благодаря унаследованному состоянию, требуется долгая жизнь, хорошее классическое образование и толика свойственного высшим классам пуританства. В нашем обществе, которое программирует нас согласно ритму рабочего дня и рабочего года, большинству недоступно представление о том, как можно осмысленно использовать свободное время. Тем, кто на пенсии или не имеет оплачиваемой работы, платят, чтобы помалкивали. Результатом такой политики становится стиль жизни, неподвластный ни своему, ни чужому контролю, – если не подвергнуть коренным изменениям организацию общественной жизни.

 

13.4   Организация детства

Надо ли платить детям минимальную заработную плату?

Нет, если мы хотим сохранить им детство. Минимальная заработная плата способствует возникновению независимости, это, собственно, одна из основных целей такой меры.

А когда ребенок становится взрослым?

Это вопрос политики. Временные рамки возрастных категорий – детей и молодежи – зависят от основополагающих общественных условий. Если платить десятилетним минимальную заработную плату, они, по большому счету, будут вести себя как взрослые, то есть станут взрослыми. На начальных стадиях индустриального общества, когда велась борьба за запрещение детского труда на фабриках, одним из важнейших аргументов было то, что дети выходят из-под контроля. Дети легче приспосабливались к требованиям производства, чем родители, быстрее работали, больше зарабатывали, становились неуправляемыми. Гораздо проще управлять обычными детьми, чем работающими и ставшими взрослыми не по возрасту.

Надо ли платить минимальную заработную плату молодежи?

А молодежи и нет, точнее, не будет, если все взрослые будут получать минимальную заработную плату, и всю работу поделят равномерно на всех. Юношество – это изобретение общества, которое растянуло детство до максимально возможных пределов и вдобавок придумало еще одну дополнительную «вступительную» фазу ожидания перед взрослой жизнью. В этой фазе человек максимально неуправляем, сил и решительности у него – как у Александра Великого, когда тот совершал свои подвиги (полководец умер в 33 года). Но в нашем обществе этот период жизни отводится под образование, необходимое для допуска к работе обетованной.

*   *   *

С введением минимальной заработной платы для всех престиж оплачиваемой работы понизится. Многие вздохнут с облегчением, почувствуют себя свободнее. Конечно, обычаи, семейные традиции, желания родителей, модные поветрия, наконец, – все это по-прежнему будет оказывать давление на молодых, заставляя их выбрать ту или иную профессию или тот или иной вид образования. Но теперь в системе возникнет отдушина. Человек будет уверен в том, что его базовые жизненные потребности будут обеспечены. И не на постыдное пособие, которое к тому же могут отобрать в любой момент, но на заработную плату, которая станет своего рода знаком доверия к человеку и к тому, что он сумеет достичь в своей взрослой жизни.

В современном обществе у молодежи имеется одна возможность, которой лишены безработные более старшего возраста. Молодые люди, еще не выброшенные на обочину жизни, могут предотвратить это несчастье, открыто признав, что игра не стоит свеч. Проучившись немало лет в школе, кое-кто из подростков начинает осознавать, что уж они-то никак не принадлежат к лагерю победителей. Они понимают, что если им в будущем и светит какая-то оплачиваемая работа, то лишь малоприбыльная и непрестижная. В этой ситуации им только и остается сказать, подобно лисице из басни: эх, зелен виноград. Не видать нам работы, да и не нужна она нам. Мы хотим быть свободными!

Воплощением идеала свободного человека на практике становится бездельник, праздношатающийся. По-английски бездельник – vagabond, это слово родственно слову vacance – пустота. Такая реакция является самой надежной защитой от возможных поражений. Все мы используем этот способ в различных жизненных ситуациях. Тот, кто не хочет становиться богатым, легче переносит бедность; тот, кто уверен, что суть жизни – одиночество, легче выносит одиночество.

Если исчезнет пресс, работа из принуждения превратится в вопрос свободного выбора. Люди смогут свободно выбирать, нужна им школа или нет, зная, что за ними заранее закреплена их доля необходимой работы. Либо они выбирают свою небольшую долю работы, либо, имея в кармане минимальную заработную плату, начинают создавать свое произведение, творить.

Поскольку количество желающих учиться в школах и других образовательных учреждениях понизится, будет легче осуществить и другие важные реформы. Перестав быть принудительными учреждениями, школы смогут выйти за пределы школьных стен. С исчезновением системы принуждения учителя тоже должны измениться. Кому-то захочется покинуть школьные аудитории и пойти учить тех, кому хочется что-то делать, потому что они слушают с бульшим интересом, чем те, кто не пытался ничем заниматься. Ремесленные школы можно перенести поближе к рабочим местам. Какая бессмыслица располагать их по-другому.

 

13.5      Время праздника

Почему у нас нет праздников? Потому что нам нечего праздновать. Почему нам нечего праздновать? Потому что у нас нет ничего, что бы нас объединяло – например, праздники. Общение – вот почва для любого празднования, а празднование, в свою очередь, стимулирует общение. Но вначале было все же общение. Прекрасный летний день, флаги взмывают вверх, всем участникам подносят прохладительные напитки перед тем, как отправиться в путь. Яхты надо спускать на воду, когда сойдет лед, и втаскивать обратно на сушу перед тем, как вода замерзнет. Вот пример поводов для регулярных собраний, происходящих дважды в год, часто сопровождающихся какой-то дополнительной программой. Через несколько лет такая программа превратится в постоянную традицию.

В прошлом проблемы людей нередко были связаны с временами года и поэтому были легко понятными и общими для всех. Ход времен года диктовал ход работ, что в свою очередь было основанием для совместного проведения праздников. Наше индустриальное общество не так привязано к временам года. Работа потеряла былой размах, а помощь оплачивается деньгами. А ведь раньше праздник был своего рода формой оплаты, выражением благодарности за помощь. Но если за помощь платить деньгами, праздник становится не так уместен. И сейчас еще врач может получить в подарок от вылеченного пациента бутылку яблочного вина, но чем более безличными становятся отношения, тем реже это случается.

Слово «приватный» происходит от латинского privere, означающего изъять, отнять. В прошлом проблемные ситуации были у всех на виду, и поэтому их можно было разрешать коллективно. Наши проблемы скрытые, личные, приватные. Например, ребенок с неуправляемым поведением. Вместо того, чтобы в такой запутанной ситуации призвать на помощь других людей, большинство пытается спрятать этого «трудного» ребенка дома, в приватной сфере, или же посылает на сеансы терапии к безличному эксперту. Согласно проведенным исследованиям, от трети до четверти городского населения нуждается в помощи психиатра. Это ничуть не менее важно, чем спуск яхты на воду. Но это не так заметно. К тому же это еще и опаснее, вмешательство в личные дела может вызвать раздражение, или же, попытавшись помочь, можно и самому увязнуть в проблемной ситуации. Спуск яхты требует единовременной помощи, психические затруднения могут длиться годами. Опасно также связываться с пожилыми людьми: нередко их проблемы такого рода, что заканчиваются только с естественным концом.

Изменится ли что-то, если ввести минимальную заработную плату для всех и распределить по времени необходимую работу? Вряд ли так уж много изменится. Но можно сделать два маленьких шага в сторону изменения положения. Когда мы боимся входить в дела других, то часто отговариваемся нехваткой времени. С введением порядка минимальной заработной платы многие осознают, что времени у них избыток. Если распределить необходимую работу на маленькие порции в течение всего года, ощущение это только усилится. Можно будет остановиться передохнуть без боязни потерять время. А где паузы, там можно найти и повод для празднования.

Повышение эффективности контроля возможно в том случае, если мы сумеем укрепить взаимосвязи между людьми в обществе, которые в то же время не мешали бы нормально жить. Отклонение является признаком утраты чувства принадлежности. Изгои, может быть, сами себя изгнавшие. Римляне с полным на то основанием всегда страшились восстания рабов. Проблема была разрешена, когда рабов сделали людьми. Основную проблему для нашего общества представляют двоечники и/или безработные. Разрешить эту проблему можно, впустив их в наш круг.

---